припугнуть, и это все, что я собирался сделать.
слуга не запятнал себя убийством и не проливал невинной крови. - А теперь, -
продолжал он, - я надеюсь, что тебе больше не придется каяться даже в
угрозах - по крайней мере, по адресу путешественников. Может быть, я скоро
найду тебе более подходящих противников, достойных твоей страшной пики. А
пока располагайся до утра. Когда мой слуга вернется из конюшни, он даст тебе
поужинать и устроит постель поудобней этой скамьи.
уходить, - не уходите! Прошу вас, не уходите, пока не прочтете, что написано
в этой бумаге! Тут идет речь о серьезных делах, мастер Генри, я уверен, что
это касается и вас.
вас знаю, - я как прочел, так и подумал, что это не иначе, как про вас.
голосе его слышалось беспокойство, - все, что ты знаешь обо мне и о моих
делах, держи при себе. Ни слова никому о моей прошлой жизни! Пусть это
останется тайной, так же как и твое прошлое. Здесь никто не знает моего
настоящего имени. То, которое я ношу сейчас, присвоено мною временно с
определенной целью. Скоро мне будет все равно, если кому-то станет известно
мое настоящее имя, но это время еще не пришло. Нет, не пришло! Помни это!
есть что-то касающееся меня, тем более что мне не придется вскрывать пакет и
винить себя в нескромности. Ха-ха! Твоя неосторожность, достопочтенный Гарт,
избавит мою совесть от этого упрека!
ознакомился с ее содержанием.
Глава 23
ПОСЛАНЕЦ ДЖОНА
себе ничего неожиданного для Генри Голтспера. По выражению его лица можно
было видеть, что первая часть послания была уже ему известна, а остальное
он, вероятно, мог предполагать. Во всяком случае, Грегори Гарт, глядя на
него, мог убедиться, что он не прогневал своего бывшего хозяина, отобрав у
гонца его депешу.
постоял несколько секунд, словно выжидая, не понадобится ли он для
какого-нибудь особого поручения, потом подошел к столу и взял лампу.
Заправив ее у печки, он так же безмолвно удалился. Гарт, разинув рот,
проводил его взглядом, полным безграничного изумления; казалось, он
спрашивал себя, где, в каком уголке земного шара появился на свет этот
безъязыкий чужеземец.
камзолом. Затем, повернувшись к бывшему бандиту, он показал ему на полку,
где стояла еда, и, выйдя из кухни, направился в библиотеку, куда только что
вошел Ориоли с лампой.
скудно. Посредине стоял большой дубовый стол, вокруг него несколько дубовых
стульев. Стены были увешаны картинами, но они были покрыты таким толстым
слоем пыли, что их почти невозможно было разглядеть. Вдоль стен стояли
книжные шкафы, тесно заставленные большими старинными книгами, также
посеревшими от пыли, которую, видно, давно не стирали. На столе, на стульях,
на полу - всюду были разбросаны оружие, седла, походные сумки и разные
другие предметы, бывшие, по-видимому, недавно в употреблении. По всему видно
было, что человек, живущий в этом доме, считает его лишь временным приютом.
поставив лампу на стол, уже успел выйти.
просматривая грамоту. - Скэрти послан вербовать солдат. А с какой целью?
Неужели опять готовится поход против шотландцев? Я думал, что его величество
сыт этим неприятелем по горло! Быть может, ему скоро придется заняться
другим, поближе к дому. Возможно, он уже кое-что подозревает, и - как знать?
- может быть, этим объясняются его распоряжения капитану кирасиров. Что ж,
пусть Скэрти попробует выполнить их, если сумеет. Ну, а что касается набора
солдат, тут, мне кажется, я его опередил. Вряд ли ему удастся пополнить свой
отряд в этих краях, если только можно положиться на обещания крестьян.
Преследования Гемпдена и его популярность среди народа привлекли
Бэкингемское графство на сторону доброго дела; за фермеров можно ручаться, а
крестьян мне удалось завоевать и направить их на истинный путь. Дворяне -
один за другим - переходят к нам. А сегодняшний день заставил наконец
решиться и сэра Мармадьюка Уэда; теперь он уже будет не простым зрителем, а
деятельным участником - заговорщиком, если это звучит сильнее. Ах, сэр
Мармадьюк, отныне я буду любить вас почти так же, как люблю вашу дочь! Но
нет, нет, нет! Эта любовь вне всяких сравнений. Ради нее я пожертвовал бы
всем на свете - даже делом!
могу скрыть свою любовь от людей, но не от самого себя - и не от нее. Она
должна была догадаться о ней! Прочесть ее в моих глазах, в моем поведении. А
ведь нет часа - да нет, ни единой минуты, когда бы я не думал о ней! Даже во
сне я вижу ее перед собой так живо, как если бы она сама сошла ко мне - этот
прелестный образ золотоволосой грации, увенчанной алыми розами!
встречи были вовсе непреднамеренны или разве только с моей стороны? А
последняя, самая дорогая из всех, - когда она уронила эту белоснежную
перчатку, которую я с тех пор с гордостью ношу на шляпе? О вы, духи,
властвующие над судьбами любви, скажите мне, что я не жертва пустого
самообмана! Я видел ее, говорил с нею, но я не решился спросить ее. Как я ни
жаждал узнать правду, я не осмелился задать ей вопрос. Я страшился ответа,
как человек, строящий воздушные замки, боится бури, которая может сокрушить
их в один миг. О Боже! Если меня ждет крушение, если рушится эта последняя
любовь в моей жизни, - я погибну среди развалин! Но ведь она не могла не
увидеть своей перчатки на моей шляпе! Не могла не узнать ее! Она должна была
догадаться, почему я ношу на шляпе этот сувенир. Но если с ее стороны не
было никакого умысла, если она действительно потеряла свою перчатку - тогда
я погиб! Она должна считать меня дерзким, самонадеянным обманщиком, который
внушает ей чувство презрения и гнева. Даже Скэрти, несмотря на свое
поражение, будет в ее глазах достойнее, чем я!
надеяться, что она замечает меня! И желать этого - более чем преступно. Если
бы она даже полюбила меня, чем это может кончиться? Лишь ее гибелью! Боже
сохрани меня от такого преступления! Небо свидетель, я старался избежать
этого, я пытался заставить себя не любить ее, я даже желал иногда, чтобы она
не любила меня. Так было сначала. Но, увы, недолго я мог противиться этому
сладкому очарованию! Мое сердце уже не принадлежало мне, и весь я душой и
телом отдался поработившему меня чувству. Жизнь моя кончена, и не все ли мне
равно, какой меня постигнет конец: будет ли это позорная виселица или
почетная могила!
простое письмо может не дойти до него. И все это из-за чудовищного приказа
всемилостивейшего монарха! - воскликнул Голтспер, презрительно подчеркивая
последние два слова. - Поистине, со стороны короля это не только чудовищно,
но и в высшей степени безрассудно. Это, несомненно, пойдет на пользу нашему
делу, и будь это кто-нибудь другой, а не сэр Мармадьюк, я бы только
радовался. Но подумать только, Ричард Скэрти, низкий царедворец, всем
известный распутник, - под одной кровлей с Марион Уэд, в одном доме с ней,
за одним столом! День и ночь рядом с ней этот негодяй, обладающий столь
опасной силой, ибо он представляет собою власть! О Боже!
волнении быстро зашагал по комнате.
вслух. - Он не может поступить иначе. Уехать куда-нибудь - значит, навлечь
на себя гнев тирана, находящегося под башмаком королевы... быть может,
подвергнуться еще более суровому наказанию. Но неужели он оставит своих
детей среди этой пьяной солдатни, способной оскорбить их и даже... Наверно,
он их отправит куда-нибудь - по крайней мере, до лучших времен. Слава Богу,
есть надежда на лучшие. Завтра я повидаюсь с сэром Мармадьюком. Я ему это
обещал. И ее я тоже постараюсь повидать, несмотря на то что это свидание
может окончиться для меня очень грустно, и, может статься, это будет
последнее свидание.
облокотившись на стол, обхватил голову руками. Он погрузился в глубокое
раздумье.
от них. Появление Ориоли, наверно, не помешало бы ему, так как индеец в
своих мокасинах вошел совершенно неслышно, но в ту же минуту за окном
раздался громкий стук подков по усыпанной гравием дорожке, ведущей к дому.
сообщить.
лошади. Чужой?
что посетитель явился издалека.
Возможно, этот человек останется ночевать.
Максимов Альберт
Афанасьев Роман
Зыков Виталий
Курылев Олег
Флинт Эрик
Самойлова Елена