яркое свидетельство незаурядного таланта, не возрождение мастера, на котором
вы поставили крест?
телевидению и, действительно, собирались выдвигать на премию. Но лишь
несколько человек знали, что это плагиат -- Зубов украл ее у самого себя! В
юности он написал портрет неизлечимо больного скульптора: его глаза столь
впечатляли, беспомощные руки творца были столь выразительны, что родные
боялись показать картину обреченному.
кажется, это изречение имеет в виду смерть мучительную, а не мгновенную,
которую Плинийстарший полагал высшим счастьем человеческой жизни, но Зубов
обрек себя на мучительную.
философии жизни и смерти последующие умы, по его мнению, ничего не
прибавили. И сегодня, когда прошло целых шесть лет и поле воспоминаний
очистилось от всяких наслоений, я думаю, что день смерти Зубова был лучшим
днем его жизни.
в свою мастерскую к телефону и вскоре возвратился. Согласна с Васей -- не
имел Зубов права нас обманывать, но -- вот парадокс! -- обстоятельства
сложились так, что именно этот обман и спас нескольким людям жизнь. Скажи
тогда Зубов правду -- и мы заметались бы в поисках спасительного выхода; и
вовсе не обязательно, что мы полезли бы на крышу, что в самом деле было бы
правильно -- скорее всего мы попытались бы спуститься по центральной
внутренней лестнице, где нас ждала почти неминуемая гибель. Другое дело, что
о наших интересах Зубов и не задумывался, но объективно, обманув людей, он
принудил их дожидаться прихода пожарных, которые спасали их не вслепую, а
наверняка.
самообладание. Зубов сразу же решил, что будет спасать полотна старых
мастеров, "а эти, -- он с усмешкой кивнул на картины современных художников,
-- еще понапишут шедевров". Я была его главной помощницей: приволокла
стремянку, снимала и подавала вниз картины, передвигалась на новое место,
снова снимала... Дыма уже и при мне было много -- проникал из всех щелей, но
выручили высокие потолки -- дым шел наверх. Да и окна мы распахнули. Зубов
покрикивал на нас: "Быстрее, черт вас побери!", он был сильно возбужден, но,
казалось, не испытывал и подобия страха, наоборот, даже шутил. "Внукам
будешь рассказывать, как Айвазовского спасла!" -- это уборщице, и мне: "Оля,
вы так ловко взлетаете на стремянку, что я впервые верю Дарвину: человек
действительно произошел от обезьяны!", "Олепька, побыстрее снимите эту
всадницу, она того и гляди грохнется с лошади в обморок!"
идеей человек.
собирался в последний момент сбрасывать вниз -- авось разлетятся только
рамы, люди же, по его словам, всегда успеют забраться по винтовой лестнице
на крышу, а о себе сказал, что капитан покидает судно последним. Настаиваю
на том, что он хоть и был возбужден, но совершенно нормален; я чуточку
усомнилась в этом лишь тогда, когда он не позволил мне, как минут через
пятнадцать Деду, снять свою картину. "Не лезьте не в свое дело! -- грубо
одернул Зубов. -- Я де говорил вам, что вы ни черта не понимаете в
живописи!"
явившаяся ужасная мысль.
отвечал, тогда я позвонила в ясли заведующей и спросила, где Саша Несторов.
"Киношники опять забрали, мучают ребенка, -- пожаловалась она -- Вивисекция
какая-то, хоть бы вы, как друг семьи Нестеровых, вмешались, Ольга
Николаевна". О пожаре она ничего не знала.
покончено, они меня больше не интересовали; уговоры Зубова я не слушала и,
помню, с силой оттолкнула его, когда он пытался меня удержать; винтовая
лестница была вся в густом дыму, я вытащила из ведра с водой половую тряпку,
обмотала ею лицо, полезла по лестнице наверх, нащупала рукоятку люка,
открыла его и выбралась на остекленную крышу. Больше всего я боялась, что
стекло не выдержит, но оно оказалось прочным, и через минуту-другую я уже
была на правом крыле здания, на крыше технического этажа, под которым
находилась киностудия.
дверь, отделявшая технический этаж от десятого, оказалась запертой на замок.
Я трясла ее как полоумная, била по ней руками и ногами; ужаснувшись тому,
что зря теряю время, прокляла дверь и тем же путем побежала обратно.
разуверять.
холл. Поэтому я разрешила себе немного подумать, уж очень велика была
ставка. Нейлоновую кофту и юбку-джерси я сбросила и взяла у уборщицы тети
Веры ее рабочий халат; потом вылила на себя два ведра воды, снова обмотала
лицо мокрой тряпкой, только щелки для глаз оставила -- на этот раз меня
удерживали все, я вырвалась и крикнула, чтобы хорошенько прикрыли за мной
дверь. Вот когда я порадовалась тому, что тренированная и сильная! Через
холл я пролетела лихо, как когда-то на стометровке, которую бегала по
первому спортивному разряду. Коридор студии был весь в оранжевом дыму,
горели стены и ковровая дорожка, я прыгала по ней, как кенгуру; когда,
спустя какие-то секунды, я ворвалась в первую попавшуюся дверь, полы халата
уже вспыхнули -- я успела сорвать и отбросить его; ожогов я еще не
чувствовала. От дыма бил кашель, страшно резало глаза, я подползла к окну,
нащупала шпингалет и рнанула па себя. Сказочно прекрасное ощущение -- свежий
морозный воздух, я пила его, с каждым мгновеньем трезвея и наливаясь силами;
хорошо, я не забыла прикрыть за собой дверь, огонь рыщет за свежим воздухом,
как койка за мышью. Внизу, где-то на уровне седьмого этажа, пожарные
работали с лестницы, я им что-то кричала и они мне кричали в ответ -- что,
убей, не помню. С правой от меня стороны, через два окна, на связанных
шторах кто-то спускался, я присмотрелась -- Валера, ассистент Сергея. Он
должен был знать, где Саша! Я кричала ему, но голос мой сел, он меня не
понимал, а скорее всего не слышал, -- ведь было очень шумно.
окон высовывались и кричали люди, Саша мог быть там. Теперь очень важно было
предусмотреть все, и я еще раз позволила себе подумать. Прежде чем снова
выбегать в коридор, нужно обязательно закрыть окно... Во-вторых, нужно
обязательно облиться водой, а есть ли она здесь? Поползав по комнате и
пошарив вслепую руками, я обнаружила на столе графин с водой, смочила свою
тряпку, нашла полуобгоревший халат и оставшуюся воду вылила на него. Надела
халат, обмотала лицо тряпкой, сделала глубокий вдох -- и новая ужасная
мысль: а вдруг дверь рядом закрыта на задвижку? Ладно, была не была, может,
успею вернуться обратно и что-то придумать... Итак, сделала глубокий вдох,
открыла дверь и, зажмурив глаза, рванулась налево: от нестерпимого жара
хотелось орать благим матом, халат снова вспыхнул, но через несколько
прыжков я нащупала дверь, она открылась, и я влетела в комнату, вместе со
мной ворвались клубы дыма, но дверь захлопнули, на меня что-то накинули,
облили водой...
закопченный, со здоровым кровоподтеком на лбу Сергей с ужасом смотрел на
меня. К комнате были еще человек пять-шесть, они набросились на меня с
расспросами, но я от них отмахнулась.
он кивнул налево, -- Бублик кудато спрятался... я его искал... Я прибежал
сюда, там нечем было дышать... Я только что... Как ты думаешь, нас спасут? Я
звонил, мне обещали... Надень, -- он сорвал с себя рубашку.
получил в своей жизни. Кажется, я. действительно, была немного сумасшедшая.
туда и оказалась в сплошном дыму. Окно было закрыто, шпингалет я нащупать не
могла, схватила что-то, кажется, "дипломат", выбила им стекло и несколько
раз вдохнула свежий воздух. Не помню, сколько я ползала по полу и шарила,
пока не услышала тихий плач и кашель. Бублик прятался под диваном --
интуитивно нашел место, где было меньше всего дыма. Я вытащила его за
рубашечку, взяла на руки и бросилась к окну: теперь, по крайней мере,
какое-то время мы не задохнемся. Уже не торопясь, я нашла шпингалет,
распахнула окно и высунулась в него -- с прижатым к груди Бубликом.
установил Дима, считая с минуты, когда мы попали в поле его зрения.
ерунда: не та была ситуация, чтобы трезво думать, просто в пылающем от
ярости и отчаянья мозгу мелькнуло несколько очень важных мыслей.
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Лукин Евгений
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий
Глуховский Дмитрий