невской волне и рассматривая отраженную в воде Большую Медведицу, Луиджи
как-то сумел договориться со своим внутренним голосом, доходчиво объяснив
ему, что родина может еще немного подождать.
меланхолической и хладнокровной, которая не умела вести хозяйство, требовала
к себе куда больше внимания, чем успевал дать ей муж, и все хандрила, мерзла
в перетопленных, угарных покоях. Подарив ему дочь, она полностью
израсходовала запас жизненных сил и незаметно угасла от чахотки.
Марии. Дети -- это так беспокойно, так мешают работать, Да и где им было
встречаться? В детскую он не ходил, целыми днями в мастерской или по
клиентам. Иногда только издали он видел в саду толстенькую, неповоротливую
девочку, слышал ее громкий, требовательный голос. Няньки жаловались, что
дитя кап-ризно не в меру.
удивительная прыть. С утра до вечера, пренебрегая игрушками, она скакала по
дому, неутомимая, как белка. Запрет на отцовскую мастерскую она сняла сама,
и не единожды заставал Луиджи ма-ленькую модницу за примеркой неоконченных
алмазных уборов, а то еще хуже, находил в испачканном, с трудом разжатом
кулачке са-мой лучшей и тонкой огранки камни. "Это нельзя! Никогда!
Нака-зать немедля!" Непривычный к угрозам голос Луиджи срывался на фальцет.
Мария притворно выжимала из себя слезу, а потом вдруг прыскала в кулак и
безбоязненно бросалась к отцу на шею. Их отношения начались с конфликтов, он
наказывал, она ластилась и, наконец, заставила отца полюбить себя без
памяти. Любовь эта, нежная, чувствительная, принесла не только радость, но и
вогнала в сердце шип, называемый словом ответственность. Имеет ли он право
растить этот веселый цветок в суровых хлябях русской столицы? В дом стал
ходить менее удачливый и вечно голодный со-племенник, чтобы обучать Марию
итальянскому языку, а Луиджи дал себе слово через год, в крайнем случае
через два, вернуться на родину. Как раз к этому сроку он надеялся округлить
весьма зна-чительную сумму, посланную через посредников в венецианский банк.
существенные изменения в планы ювелира. Неустойчивое положение трона рождает
многие беспорядки. На жизни Луиджи они отпечатались тем, что знатные
вельможи, которые всегда имеют обыкновение брать драгоценные изделия в
кредит, здесь и вовсе перестали платить. Жаловаться на них можно было разве
что Гос-поду Богу, но русский Бог глух к стенаниям иностранца. Деньги не
копились, а таяли с неимоверной быстротой. Возвращение на родину становилось
неотвратимой реальностью. Уже найден был покупатель на дом и упакованы вещи.
тесно. За три дня до памятной ночи, когда Елизавета взо-шла на престол,
Луиджи случилось ужинать вместе с Лестоком у итальянского купца Марка-Бени,
были там еще французский посол и секретарь посольства Вальденкур. Пили вино,
произносили тос-ты. Луиджи предложил выпить за солнечную Венецию, в которую
от-плывал через три дня. Тост был поддержан криками радости, однако Лесток
улучил минутку, отвел ювелира в сторонку и строго-на-строго посоветовал в
ближайшие три дня сидеть в своем доме и не высовывать носа, если желает
сберечь себе деньги и жизнь.
только тогда, когда армия присягнула государыне Елизавете.
весьма милостива. Она собственноручно приняла из рук ювелира драгоценные
поделки, восхитилась его работой и запре-тила думать об отъезде. Луиджи
опять засучил рукава, тем более, что в знак особой милости ему разрешено
было работать без посред-ников, то есть самому сноситься с китайскими
купцами и поку-пать драгоценности беспошлинно. Тут и вельможи вспомнили
ста-рые долги: каждому нужно одеться и выйти в свет, а если платье не
"облито" брильянтами, то ты как бы голый. Деньги к Луиджи тек-ли рекой.
ему из России не вырваться, приковала суровая страна своей щедростью, но
Марии-то за какие грехи страдать без отечества?
даже слепой родительский глаз видел, что не красавица, зато мила безмерно.
Отлепил, оторвал дитя от сердца и, как го-рячо она ни плакала, услал с
русской нянькой девочку в Венецию к престарелой тетке, чтобы та подыскала
приличный пансион или монастырь, где девица могла бы набраться манер,
знаний, навыков полезных, словом, всего того, что дает натуре культурный
Запад.
полной мерой узнать, что такое одиночество. Пустую-щий после ремонта
флигелек он сдал с тоски. Пусть звенят в саду детские голоса, пусть
приглашают его хоть изредка в семейный уют. Имелась, правда, еще одна задняя
мысль: Корсак человек воен-ный, и уже одно его присутствие отвратит от
нападения разбойни-ков, коих развелось в Петербурге великое множество.
Надежды эти, однако, не оправдались. Молодой мичман редко бывал дома, а
потом и вовсе отбыл в длительную командировку, препоручив его заботам
собственное семейство.
молодой Софьей и особенно с маменькой Корсака установи-лись самые
дружественные. Но будем точными, к Вере Константинов-не Луиджи испытывал не
только дружеские чувства. Что нашел уже давно не мечтательный, а деловой и
прижимистый венецианец в по-жилой русской даме, знает только Амур-проказник.
Может, пленился Луиджи здоровым румянцем на все еще тугих щеках, умением
гото-вить кофе или незлобивым нравом? Вера Константиновна была всег-да всем
довольна. Парчово-бархатные душегреи ее, сшитые из кусков и кусочков, хоть и
выглядели несколько странно, но отличались диковатой красотой, словно букет,
в котором перепутаны все цвета и царственная лилея соседствует с печальным
лютиком.
голову, и завертелось, закружилось все в доме. А хо-роша-то стала --о.
Мадонна! -- и что удивительно, похожа стала на покойную мать, но как бы в
сильно улучшенном варианте. Темно-русая головка причесана на пробор, ранее
острый подбородок прият-но закруглился, на щеках ямочки, от отца только
смуглость. Рот, может быть, и великоват, но стоит ли так подробно
разбираться в деталях, если главным в лице ее было живое, вечно меняющееся
вы-ражение любопытства и причастности ко всему, что есть в мире
пре-красного.
будет здесь. В пансионе все добры, умны, несколько нудно" ваты, пожалуй, но
лучше всего дома. Она умеет вышивать гладью, крестом, бисером, она умеет
рисовать и помнит все католические молитвы, она выучила французский и
итальянский и, к счастью, не забыла родной -- русский язык. Лучшего отца на
свете зовут Винченцо Луиджи, и они никогда не расстанутся.
согласился с дочерью.
разговора. Ему очень хотелось нанести визит втайне от Марии, но не тут-то
было.
плащ или без него добежать до флигеля, на крыльце по-явилась Мария с большим
оранжевым зонтом.
хмурься. Я все знаю,-- говорила она скороговоркой, выталки-вая отца на
тропинку.-- Помоги раскрыть зонт... Вы будете говорить о пропавшем молодом
человеке? Я буду сидеть тихо. Обещаю, слово не скажу.
чопорные, руки сложены на коленях, лица насторожен-ные. Разговор начала Вера
Константиновна и повела его не об интересующем всех предмете, а о телятине,
которая вдруг подоро-жала. Луиджи так и лучился взглядом, тема телятины его
живо ин-тересовала.
правительственным повышением цен на вино и соль. Виданное ли де-ло -- за
ведро вина платить по пятьдесят копеек! Да кто ж это может себе позволить? А
коли вино дорожает, то все дорожает. Те-перь уже не купишь вина к обеду...
излишней страстности свекрови что-то неприличное: дамам ли сетовать о
вздорожании вин!
Луиджи сообщил о новом природном лекарстве под названием "нефть". Если этой
маслянистой жидкостью мазать по-раженные места, то весьма помогает для
разгибания перстов и сообщает ногам лучшее движение. Ходят слухи, что скоро
медицин-ская коллегия построит целую нефтяную фабрику.
рассматривала ее французское платье из флера с позументом и каскадом кружев
у рукавов.
попробовали пирог -- чудо кулинарного искусства. Ве-ра Константиновна не
решалась поставить вопрос в лоб, а все кру-жила вокруг ювелира, постепенно
сужая радиус действия. Вы наш защитник, Винченцо Петрович, вы так
обходительны с дамами, а особливо с высокими особами, они вам во всем
доверяют, да и как не доверять, если вы об их красоте первый радетель.
для великой княгини новый убор. Брильянты в нем скреплены агатами в золотой
оправе. Агат, конечно, камень не-броский, но по астрологическому календарю
является талисманом-хранителем для их высочества Екатерины Алексеевны. После
Семенова Мария
Сертаков Виталий
Акунин Борис
Сапковский Анджей
Каменистый Артем
Шилова Юлия