материк награбить зерна. Когда они все вернулись, экспедиция была
обеспечена провиантом.
завоевательный поход, только Кер-де-Гри и Генри Морган знали, что
именно предстоит им завоевать. Никому не было известно, куда они
поплывут и с кем будут драться по прибытии на место. Полчища храбрых во
- ров привлекло имя Моргана, они алчно полагались на его обещание
неисчислимой добычи.
ни обладало его имя, флибустьеры не решились бы выступить против столь
неприступной крепости. Если бы им дали время помыслить о Панаме, они в
ужасе разбежались бы, ибо более полувека на всех островах только и
говорили, что о том, какие могучие силы ревниво оберегают Золотую Чашу.
Панама - город в небесной выси - почти неземная, почти потусторонняя и
вооружена молниями. Правда, многие свято верили, что улицы там вымощены
золотом, а окна в соборе вырезаны из цельных изумрудов, и эти легенды
были достаточно заманчивы, чтобы у них не осталось времени вспомнить об
опасности.
починены, пушки начищены и проверены, а трюмы загружены провиантом,
только тогда Генри Морган созвал своих капитанов, чтобы подписать
торжественный договор и разделить флотилию на отряды.
приведших свои корабли на место встречи. Фрегат капитана Моргана прежде
был гордым испанским военным кораблем, и, пока не попал в пиратские
руки, командовал им герцог. Каюта в панелях из темного дуба, со
стенами, чуть закругленными кверху, походила на парадную гостиную.
Потолок пересекали мощные балки, увитые резными лозами с изящными
листьями. На одной стене прежде красовался герб Испании, но лезвие
кинжала соскоблило и сцарапало краску почти повсюду.
сказочных львов, а вокруг него на табуретах расселись тридцать
командиров его флота и армии. Они нетерпеливо ждали его слов.
пылали фанатическим огнем пуританства. Он оправдывал свои убийства
текстами из Писания и после успешного кровавого грабежа возносил
благодарственную молитву с пушечного лафета.
мерзостями. В конце концов он уверился, что его Бог - просто терпеливый
полицейский, которого можно ловко провести. Совсем недавно он пришел к
заключению, что сумеет очиститься от грехов, покаявшись на исповеди во
всей их совокупности, и невинным возвратиться в лоно матери - церкви.
Вот это он и намеревался проделать, когда еще один поход принесет ему
золотой подсвечник, чтобы поднести его отцу - исповеднику как залог
благочестивых намерений.
капитана Моргана. В темном углу примостились двое неразлучных друзей,
известных всему Братству. Называли их просто Этот Бургундец и Тот
Бургундец. Первый был невысокий толстяк с лицом, как багровое опухшее
солнце, нервный и застенчивый. Он изнывал от смущения, едва чем -
нибудь привлекал к себе внимание. Когда он говорил, его лицо багровело
еще больше, и он становился похожим на клопа, который отчаянно ищет
щель, куда бы спрятаться. Его товарищ Тот Бургундец служил ему
защитником и поводырем. Тот Бургундец был выше ростом и крепче сложен,
хотя и лишился левой руки по локоть. Ходили они, сидели - их всегда
видели вместе. Говорили они редко, но правая, целая рука Того Бургундца
неизменно покровительственно обвивала толстые плечи его коротышки
друга.
глубокой тишине он прочел условия договора. Тот, кто привел свой
корабль, получит такую - то и такую - то плату, плотнику с собственными
инструментами назначается такое - то вознаграждение, такие - то суммы
откладываются для близких тех, кто падет. Затем он перешел к наградам:
столько - то тому, кто первым увидит врага, столько - то тому, кто
первый убьет испанского солдата, столько то тому, кто первым ворвется в
город. Он прочел договор до конца.
один за другим подходить к столу и ставить на пергаменте свои подписи
или знаки.
Пуританское воспитание Сокинса внушило ему глубокое отвращение ко
всякому мотовству.
Морган. - Их надо будет поощрять. Ведь мы отправляемся брать Панаму.
Последите за боевым духом своих людей. Вам кое - что известно о
богатствах Панамы - достаточно, чтобы у них слюнки потекли, а я хорошо
изучил все опасности и знаю, что они преодолимы.
оставив Кер-де-Гри молчать и слушать. Пусть потом доложит об их
настроении.
доводилось слышать о Панаме.
поистине велики. А капитан поклялся, что знает план города и все
трудности осады.
бояться нечего. Морган непогрешим. И завязался торопливый нервный
разговор.
ведь у нас главный ходок по этой части.
ревнивца. Да я и сам бы его убил, ведь если не я, то уж другой - то
наверняка с ним разделается. Так пусть это будет мой кинжал.
По чести сказать, толстенькие дублоны более надежное средство. Они ведь
так блестят!
драгоценности ценой своей добродетели? Была бы добродетель, а
драгоценности заполучить назад нетрудно.
спорить за Красную Святую для своего жирного приятеля?
способен. Я мог бы рассказать вам... - Он обернулся к Этому Бургундцу.
- Ты позволишь, Эмиль?
но все - таки умудрился кивнуть.
Бургундец. - Жили - были в Бургундии четыре друга - трое понемножку
надаивали кислое молоко из сосцов искусства, а четвертый имел
состояние. И жила в Бургундии прелестная девушка - красавица, умница,
ну, словом, сущая Цирцея, и не было ей равных во всем краю. Четверо
друзей влюбились в это нежное совершенство. И каждый преподнес ей в дар
самое дорогое, что у него было. Первый воплотил свою душу в сонет и
положил к ее ногам. Второй заставил виолу петь ее имя, а я... то есть
третий, хотел я сказать, написал ее прекрасное лицо. Вот так мы,
служители муз, соперничали из - за нее между собой, оставаясь друзьями.
Но истинным художником оказался четвертый. Он был молчалив, он был
тонок. Что за актер! Он завоевал ее одним несравненным жестом - открыл
ладонь, и с ее подушечки засмеялась розовая жемчужина. Они поженились.
И вскоре после свадьбы в Дельфине открылись новые добродетели, о
которых прежде никто не подозревал. Она стала не только образцовой
супругой, но и восхитительно стыдливой любовницей не одного, а всех
трех друзей своего мужа. Эмиль, муж, ничего не имел против. Он любил
своих друзей. Да и что тут такого? Они были ему истинными друзьями,
пусть и бедными.
На этот раз она стала причиной двух смертей и одного изгнания. Эта
гидра, Людское Мнение, вот сами посудите, что она натворила! Вынудила
Эмиля вызвать своих друзей на дуэль. Даже и тогда все могло бы
кончиться поцелуем, объятием - "моя честь удовлетворена, дорогой друг!"
- если бы не прискорбная привычка Эмиля погружать на ночь кончик своей
шпаги в кусок протухшего мяса. Двое умерло, а я потерял руку. И вновь
вмешалось Людское Мнение, словно тупой, ошалевший вол. Оно настояло на
дуэли, и оно же заставило победителя покинуть Францию. Вот он, Эмиль,
рядом со мной - благородный влюбленный, фехтовальщик, художник,
землевладелец. А Людское Мнение... Но моя ненависть к этой злобной силе
заставила меня отвлечься! Я просто хотел сказать вам, что Эмиль не
просит ни жалости, ни уступок. Я знаю, может показаться, будто сотни
голодных муравьев изгрызли его мужество, но дайте ему узреть великую