матери. О, бессердечное чудовище! Неужели ему радоваться солнцу, пока ты и я
плачем, Мопо? Нет, ни за что! Уведите его, уведите всех, кто при нем,
уведите бессердечных людей, равнодушных к смерти моей матери, погибшей от
злых чар! -- Чека, плача, пошел дальше, я, рыдая, следовал за ним, а вождя
Цваумбана со всеми его приближенными убили царские палачи и, убивая, плакали
над своей жертвой. Вот мы подошли к человеку, быстро понюхавшему табак. Чека
успел это заметить.
табак, чтобы прослезить свои сухие от злобы глаза. Уберите это
бесчувственное животное, ах, уберите его!
жажды крови. Он приходил, рыдая, к себе в шалаш пить пиво, и я сопровождал
его, так как он говорил, что горюющим надо подкрепляться. По дороге он все
размахивал ассегаем, приговаривая: -- Уберите их, бессердечных тварей,
равнодушных к смерти моей матери!
приканчивали. Мне тоже приходилось убивать, иначе меня бы убили. Наконец,
сам народ потерял рассудок от жажды, от неистового страха. Стали нападать
друг на друга, каждый выискивал своего врага и закалывал его. Никого не
пощадили, страна походила на бойню. В тот день погибло семь тысяч человек,
но Чека все плакал, повторяя: -- Уберите бесчувственных скотов, уберите их!
многих ради забавы, он одновременно разделывался с теми, кого ненавидел или
боялся.
текла по всей земле. Тогда резня прекратилась, все ослабели, люди, тяжело
дыша, валялись кучами, живые вместе с мертвыми. Видя, что многие умрут до
рассвета, если им не позволят вкусить пищи, напиться, я сказал об этом царю.
Я не дорожил жизнью и даже забыл о мести, такая тоска меня грызла.
кое-кому из приближенных и слуг следовать за ним. Мы молча выступили, царь
опирался на мое плечо, как на палку.
заметил их! Были они на поминках? -- спросил Чека.
дошли до места, где черная скала образует большую, глубокую щель. Название
этой щели Ундонга-Лука-Татьяна. По обе стороны ее скала спускается уступами,
и с высоты открывается вид на всю страну. Чека уселся на краю бездны,
размышляя. Немного погодя он оглядел местность, увидел, что массы людей,
мужчин, женщин, детей, шли по равнине по направлению к краалю Гибатиксегу.
Лангени, твое племя, Мопо!
приказав им добежать как можно быстрее и призвать к нему племя Лангени.
Других гонцов он послал в крааль, шепнув им что-то, чего я не понял;
видел, как гонцы сошлись с ними, как люди стали взбираться по склонам.
до трех полных отрядов!
заполнит ли твое племя вот эту щель под нами? -- Он кивнул на скалистую
пропасть. Тут, отец мой, я весь задрожал, угадав намерение Чеки. Отвечать я
ему не мог, язык мой прилип к гортани.
пятьдесят голов скота, что они не наполнят щели!
нельзя. Между тем, мое племя приближалось, его вел старец с белой головой и
бородой. Вглядевшись, я узнал в нем отца своего Македаму. Подойдя к царю, он
отдал ему высшую честь "баете" и пал ниц на землю, громко славя его. Тогда
тысячи людей попадали на колени, славя царя так громко, точно гремит гром.
Родитель мой Македама все лежал в пыли, распростертый перед царским
могуществом. Чека повелел ему встать, ласково приветствовал его, все же
остальные мои соплеменники не двигались, колотя лбами землю.
Чека, -- расскажи мне, отчего ты опоздал на поминки?
сильно утомились!
горевало твое племя. Скажи мне, все ли тут?
пастырей бродит по холмам, птицы клюют заброшенные посевы!
погоревать со мной. Так слушай же: расположи племя по левую и по правую от
меня стороны, вдоль уступов, по самому краю расщелины!
догадывался, в чем дело, только я, изучивший злое сердце Чеки, все понял.
Толпы народа сотнями, десятками рассыпались по склонам и скоро покрыли всю
траву. Когда все встали, Чека опять обратился к Македаме, отец мой, повелел
ему спуститься на дно пропасти и там завопить. Старец повиновался. Медленно,
с большим трудом, слез он на дно. Оно было так глубоко, так узко, что свет
едва проникал туда, волосы старца чуть белели издалека в надвигавшемся
мраке. Тогда, стоя там, внизу, он поднял вопль; звук этого вопля слабо
долетел до толпы, он звучал глухо, будто голос с занесенной снегом горной
вершины.
тихим, слабым голосом, но его песнь подхватывали люди наверху и так отвечали
ему, что, казалось, горы дрожали.
каплями, блистала молния, гремел гром.
окутывая людей как бы сетью, а люди все кричали, заглушая непогоду. Вдруг
они замолчали. Я посмотрел вправо. Повсюду развевались над их головами перья
воинов, вооруженных копьями. Я посмотрел влево -- и там развевались перья,
блистали копья.
искренне тоскует, не одними только устами!
в другую и, подгоняемая копьями воинов, с ужасным криком стала падать целым
потоком мужей, жен, детей на дно пропасти, далеко вниз в мрачную глубину
.......................................
ребенок, я плачу, как плачут дети. Всего не перескажешь. Скоро все
кончилось, все стихло ....................................... Так погиб
Македама, погребенный под телами своих соплеменников, так кончилось племя
Лангени. Сон матери оказался вещим: Чека отомстил за отказанную ему когда-то
кружку молока.
еще место. Мы до краев наполнили наш склад, но разве некому заполнить вот
это пустое место?
Лангени, пусть мой труп ляжет здесь!
мной?
сестра, да вот она идет!
направляющуюся к нам и закутанную в тигровую шкуру. Два воина охраняли ее.
Она выступала гордо, как царица, высоко держа голову. Вот она заметила
мертвых, они чернели, как стоячая вода в пруду... С минуту она дрожала,
поняв, что ее ждет, потом двинулась, стала перед Чекой и посмотрела ему в
глаза, оказав:
тебя не поглотит вечная жизнь. Я сказала. -- Чека слышал и испуганно
отвернулся.
последний раз, на то царская воля!
Балека надвинула на брови тигровую шкуру и быстро прошептала:
останешься жить, то эти самые руки отомстят за меня!
вижу нас детьми, играющими в краалях Лангени; будем ли мы снова играть так,
в иной стране? А теперь, Мопо, -- она твердо взглянула на меня широко
раскрытыми глазами, -- теперь я устала. Я спешу к духам моего племени, я
слышу, они зовут меня. Все кончено!..
плохо спалось ему, что он потребовал меня к себе и приказал сопровождать его
на ночной прогулке. Я повиновался, и мы шли, молча, одни -- Чека впереди, а
я следуя за ним. Я заметил, что ноги сами несли его по направлению к ущелью
Лука-Татьяна, к тому месту, где весь мой народ лежал убитым и с ним сестра