момент. Но все равно я решил к нему войти. Сам, один и меньше чем через
полчаса после наглядной демонстрации того, к чему могут привести
халатность и тупость при работе с осужденными убийцами, я собирался
открыть камеру этого черного великана, зайти в нее и сесть с ним рядом.
Если меня обнаружат, я потеряю работу, даже если он ничего плохого не
сделает, и вот я все равно готов на это пойти.
остановился. Я открыл верхний замок, потом нижний, затем отодвинул дверь
в сторону.
тревожным и дрожащим голосом, что при других обстоятельствах я бы
засмеялся.
сказал я, не оглянувшись. Мой взгляд был прикован к глазам Джона Коффи,
да так, словно прибит гвоздями. Похоже на гипноз. Мой голос доносился до
меня, словно издалека, отдаваясь гулким эхом. Черт возьми, наверное, я
был загипнотизирован, - Ты ложись, отдохни.
Делакруа. - Мистер Джинглз, лучше бы меня поджарили, чтоб этого не
видеть! Я вошел в камеру Коффи. Он отошел, пропуская меня. Потом снова
подошел к койке - она приходилась ему по икры, вот какой он был высокий
- и сел. Сел и похлопал рукой по матрасу рядом с ним, потом обнял меня
за плечи, словно мы сидели в кино и я был его девушкой.
печальные и серьезные.
которую не очень-то хочется делать, а потом положил свою ладонь мне на
пах в области лобковой кости.
током ударило, сильно, но не больно. Я дернулся на койке и согнулся,
вспомнив, как старик Тут-Тут кричал, что он жарится и что он - жареный
индюк. Я не ощущал ни жара, ни электротока, но на секунду мир потерял
цвет, словно его выжали и он запотел. Я видел каждую пору на лице Джона
Коффи, я видел все сосуды его пристальных глаз, я видел маленькую
царапинку у него на подбородке. Я чувствовал, что мои пальцы сжимают
воздух, а ступни барабанят по полу.
пульсирование в паху исчезли вместе с лихорадкой. Я еще ощущал испарину,
пока пот испарялся с кожи, я чувствовал его запах, но вот прошла и она.
издалека, но, когда Джон Коффи наклонился вперед, отведя взгляд от моих
глаз, голос французика вдруг стал яснее. Словно из ушей у меня вытащили
вату. - Что он делает?
раздулась. Глаза почти вылезли из орбит. Он напоминал человека,
подавившегося куриной косточкой.
-Джон, что с тобой?
его сейчас стошнит. Он открыл рот так, как иногда делают лошади: зубы
оскалены в презрительной усмешке. Потом, разжав зубы, он выдохнул
облачко мелких черных насекомых, похожих на мошек или комаров. Они
яростно закружились между его коленей, стали белыми, а потом исчезли.
мускулы там превратились в воду. Я прислонился спиной к каменной стенке
камеры Коффи. Помню, что повторял снова и снова имя Спасителя: Христос,
Христос, Христос, а еще помню, как подумал о том, что из-за лихорадки у
меня бред.
миру, что Джон Коффи меня убивает, вопил во всю мощь своих легких. Коффи
и правда наклонился надо мной, но лишь для того, чтобы убедиться, что со
мной все хорошо.
пронзит мои внутренности, но ничего не случилось. Я чувствовал себя
лучше. В самом деле. На секунду у меня закружилась голова, но
головокружение прошло еще до того, как я протянул руку и схватился за
прутья решетки на двери в камеру Коффи. - Со мной все в порядке.
нервные пожилые женщины велят ребенку "слезть с этой яблони". - Вам
нельзя находиться там, когда на блоке никого нет.
огромные руки на колени. Джон Коффи взглянул на меня. Для этого ему
пришлось лишь слегка приподнять подбородок.
помог (как вылечил), а его простецкое лицо говорило о том, что ему
наплевать, как это получилось, все равно что мне было безразлично,
какова механика бега, когда я шел первым последние пятьдесят метров
двухмильного забега в честь Дня Независимости. Я хотел спросить, откуда
он узнал, что я болен, но не стал, потому что в ответ получил бы точно
такое же отрицательное движение головой. Где-то я вычитал фразу, которую
все время помню: что-то про "загадку, окутанную тайной". Именно это и
представлял собой Джон Коффи, и спать по ночам он мог только потому,
наверное, что ему было все равно. Перси называл его "идиот", жестоко, но
не так далеко от истины. Наш великан знал свое имя, знал, что оно
пишется иначе, чем напиток, и это все, что ему хотелось знать.
головой, потом лег на койку, положив сложенные ладони под левую щеку,
как подушку, и отвернулся к стене. Ступни его свисали с койки, но его
это нисколько не волновало. Рубашка на спине задралась кверху, и я
увидел шрамы, исполосовавшие кожу.
который, вцепившись руками в прутья решетки, глядел на меня с
беспокойством. А может, даже со страхом. Мистер Джинглз восседал у него
на плече, и его светлые усики шевелились.
что у него, амулет? Он приложил к тебе амулет? - Странный французский
акцент рифмовал "амулет" и "туалет".
Даже походка изменилась, босс!
паху, чувствуя вместо этого умиротворение, близкое к восторгу, - тот,
кто хоть раз страдал от сильной боли, а потом выздоровел, понимает, о
чем речь.
кошмарный сон, вот и все.
губе у него выступили капельки пота. Дэл не так много видел, но ему
хватило, чтобы перепугаться до смерти. - Он приносит несчастье.
поднес к своему лицу. Потом вынул из кармана кусок розового мятного
леденца. Протянул его мышонку, но тот сначала не обратил на леденец
внимания, а вытянул шею, принюхиваясь к дыханию человека, словно вдыхая
аромат цветов. Его бусинки-глаза были полуприкрыты и на мордочке
написано выражение восторга, Делакруа поцеловал его в носик, и мышонок
позволил себя поцеловать. Потом он взял предложенный кусочек леденца и
принялся жевать. Делакруа смотрел на него несколько секунд, затем
перевел взгляд на меня. И я сразу понял.
тебя утомили. - Он сказал что-то еще, должно быть, осудил за то, что не
верю ему. Его голос снова долетал как бы издалека. А когда я вернулся к
столу дежурного, мне казалось, что я не иду, а плыву или вообще это
камеры плывут мимо меня с обеих сторон, передвигаясь на потайных
колесах.
и я свалился на голубую подушку, которую год назад Харри принес из дома
и положил на сиденье. Если бы стул стоял чуть дальше, я плюхнулся бы
прямо на пол, не успев сосчитать до трех.
назад горел лесной пожар.
тело это подтверждало. Но умиротворения в моей душе не наступило. Этому
он совсем не помог. Мой взгляд упал на стопку бумаг под жестяной
пепельницей на углу стола. На верхней стояло: "Отчет по блоку", а где-то
посередине была графа, озаглавленная "Отчет о необычных происшествиях".
Я заполню ее вечером, когда начну составлять рапорт о ярком и шумном
прибытии Вильяма Уортона. Но нужно ли рассказывать, что произошло со
мной в камере Джона Коффи? Я представил, как беру карандаш" тот, чей
кончик всегда облизывал Брут, и вывожу одно слово крупными прописными
буквами: ЧУДО.
вдруг почувствовал, что сейчас заплачу. Я закрыл лицо руками, прижав
Русанов Владислав
Махров Алексей
Свержин Владимир
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Шилова Юлия