мир есть всегда насилие над ним. Крайний, предельный индивидуализм пытается
отождествить индивидуальность человека с миром и отвергнуть весь мир вне
этой раздутой человеческой индивидуальности. Но это отождествление человека
с миром достигается лишь иллюзорно. Это - демонический самообман. Реально же
индивидуализм отрицает, что человек микрокосм и что состояния его -
космичны. Индивидуализм принижает человека, не хочет знать мирового,
вселенского содержания человека. Судорожно хочет индивидуалист освободить
себя от мира, от космоса и достигает лишь рабства. Ибо внутреннее отделение
себя от вселенной есть неизбежно внешнее себя ей порабощение. Индивидуализм
есть опустошение индивидуальности, обеднение ее, умаление ее мирового
содержания, т.е. уклон к небытию. Индивидуальность, достигшая абсолютного
отъединения и отчуждения от вселенной, от иерархии живых существ,
превратилась бы в небытие, истребилась бы без остатка. Индивидуальность и
индивидуализм - противоположны. Индивидуализм - враг индивидуальности.
Человек - органический член мировой, космической иерархии, и богатство его
содержания прямо пропорционально его соединению с космосом. И
индивидуальность человека находит себе полноту выражения лишь в
универсальной, космической жизни. Индивидуальность в индивидуализме
бессодержательна, пуста. Свобода в индивидуализме есть лишь болезненная
судорога. Утвердил ли свою индивидуальность ибсеновский Пер Гинт29? Обладал
ли свободой Пер? Он судорожно утверждал свою индивидуальность и был лишен
ее, он не был самим собой, личностью, был рабом необходимости. Пер Гинт -
гениальная трагедия индивидуализма107. Индивидуализм есть трагедия пустой
свободы. Индивидуализм не говорит - "хочу того-то" (содержание), он говорит
- "хочу того, чего захочу" (пустота). Но свободный волевой акт должен иметь
содержание, предмет, цель - он не может быть пустым, беспредметным,
бесцельным. Свободный волевой акт хочет "того-то", а не "того, чего
захочет". В этом отстаивании своего права "хотеть того, чего захочу" есть
рабья психология, это психология утерявших свободу, психология детского
возраста. Подлинно свободные утверждают волю содержательно, а не формально,
знают, чего хотят. Формально-бессодержательная свобода и есть свобода
старого Адама, свобода падения, свобода детского мирового возраста. В
индивидуализме восстает эта формально-бессодержательная свобода.
Индивидуализм может быть симптомом мирового кризиса, но он пребывает еще в
дотворческой мировой эпохе, в нем сказывается еще незрелость воли, ее
несвобода. В индивидуализме свобода получает ложное направление и теряется.
Индивидуальность и ее свобода утверждаются лишь в универсализме. Зрелая и
свободная воля направляет свой акт хотения, свое действие на космическую,
божественную жизнь, на богатое содержание жизни, а не на пустоту. Зрелая и
свободная воля - творческая воля, выходящая из себя в космическую жизнь.
Индивидуализм по существу своему - не творческий, отрицательный и пустой,
так как лишает человека того вселенского содержания, на которое только и
может быть направлено творчество. Понятие индивидуализма все еще спутано и
недостаточно выяснено. Иногда под индивидуализмом понимают освобождение
индивидуальности от внешнего гнета, природного, социального, гнета
установленной морали и установленной общественности. При таком понимании
нужно признать положительную ценность индивидуализма. Нельзя, напр<имер>,
отрицать здоровых элементов в индивидуализме эпохи Возрождения. Душа
человеческая стоит больше, чем государства, обычаи и нравы, чем всякая
внешняя польза, чем весь внешний мир. Но в строгом смысле, который
выявляется лишь в наше время, индивидуализм противоположен универсализму, он
есть отъединение индивидуальности человека от вселенной, ее
самообоготворение. Такой индивидуализм ведет к истреблению человека, к его
падению в небытие. Бесконечно беден и бессодержателен человек, если нет
ничего выше его, нет Бога, и бесконечно богат и содержателен человек, если
есть высшее, чем он, есть Бог. Движение невозможно для человека, если нет
высшего и божественного, некуда двигаться. Освобождение человеческой
индивидуальности от Бога и от мира есть человекоубийство. Это освобождение
есть диавольское порабощение. Свобода человека связана со свободой мира и
осуществляется лишь в мировом освобождении. Нужно расковать, расколдовать
мировую необходимость, чтобы человек достиг высшей, свободной жизни.
Индивидуализм лишь закрепляет ту атомизированность, отчужденность частей
мира, которая и есть заколдованность и закованность в принудительной
необходимости.
низшим, омертвевшим ступеням бытия, принуждает человека своим материальным
отяжелением. Эта скованность, это отяжеление низших иерархий закрывает от
нас творческую тайну бытия. Мир представляется нам в аспекте необходимости,
омертвевшей и окаменевшей материальности. А возможно ли творчество для
необходимости, из необходимости? Мы видели уже, что в царстве необходимости
возможна лишь эволюция, т.е. перераспределение данной энергии. Лишь свобода
творит абсолютную прибыль в мире, лишь свободный творит. Детерминизм, так
принудительно нам навязанный, потому лишь неверен, что есть свобода лица,
творчески прорывающаяся сквозь цепь необходимости. Творческую тайну бытия
нельзя воспринять пассивно, в атмосфере послушания отяжелевшей
материальности мира. Ее можно познать лишь активно, в атмосфере самого
творческого акта. Познать творческую активность лица - значит быть творчески
активным лицом. Познать свободу лица - значит быть свободным лицом. Подобное
познается подобным. Внутреннее родство субъекта познания и объекта познания
- обязательное условие истинного познания. Только свободный познает свободу,
только творящий познает творчество, только дух познает духовное, только
микрокосм познает макрокосм. Познавать что-нибудь в мире значит иметь это в
себе. Познание есть творческий акт, и нельзя ждать познания творческой
активности от познания как пассивного приспособления. Нельзя ждать познания
свободы от рабского послушания необходимости. Нельзя ждать познания мировой
свободы и мировой творческой тайны от уединенной, оторвавшей себя от мира и
противоположившей себя миру индивидуальности. Свободная творческая мощь
индивидуальности предполагает ее универсализм, ее микрокосмичность. Всякий
творческий акт имеет универсальное, космическое значение. Творческий акт
личности входит в космическую иерархию, освобождает от мертвенной власти
низших, материализированных иерархий, расковывает бытие. В своей свободе и
своем творчестве личность не может быть оторвана и отъединена от космоса, от
вселенского бытия.
индивидуалистическом отщепенстве, но и в отщепенстве сектантском. Во
вселенной человек свободен, в секте он раб. Неправда и неправота всякого
сектантства - в этой оторванности от космоса, от космической шири, в этом
непринятии универсальной ответственности всякого за всех и за все. Секта
хочет спастись сама, она не хочет спасаться с миром. В психологии
сектантства есть самопогруженность, самодовольство, самоудовлетворение.
Сектантская психология презирает мир и всегда готова обречь большую часть
мира на гибель как что-то низшее. Сектантская психология по существу своему
не христианская, в ней нет христианской универсальности и христианской
мировой любви. Она не хочет знать, что Христос - не только Спаситель мой и
моего корабля, но и Спаситель мира. Эта отщепенская психология не хочет
нести бремени ответственности за судьбу низших иерархических ступеней бытия.
В самом историческом православии и историческом католичестве есть уклон к
сектантству, к исключительному самоутверждению, есть недостаток
универсального духа. Индивидуальность задыхается везде, где нет
универсальной духовной шири. Христианское сознание, сознание универсального
Логоса не мирится ни с индивидуализмом, ни с сектантством, ему одинаково
противно и отщепенство и самоудовлетворение одного и отщепенство и
самоудовлетворение нескольких - кучки. Может быть и индивидуализм кучки, ее
отщепенство от космоса, самоудовлетворение. Сектантство хуже и опаснее
индивидуализма, ибо оно создает иллюзию универсализма, в нем есть кажущийся
выход из отъединенности, из индивидуальной оторванности. Индивидуализм
оторванной кучки уже труднее преодолеть, чем индивидуализм оторванного
одного. Секта есть лжецерковь, лжесоборность. В психологии сектантства есть
сверхличная магия, от которой нелегко освободиться. Вино сектантства пьянит,
создает иллюзию экстатического повышения бытия. В секте совершается
лжесоединение, соединение вне космической, универсальной иерархии. Церковь в
мистической своей сущности и есть универсальный, космический организм,
универсальная, космическая иерархия со Христом в сердце бытия. В секте же
образуется лжеорганизм, фикция. Все, что не космично, не универсально по
духу, есть уже уклон к сектантству, хотя бы носило печать официальной
церковности. Для христианского сознания более допустимо одиночество, чем
сектантство. Индивидуальность есть все-таки подлинная реальность и ценность,
индивидуальность может переживать в своем пути состояния одиночества,
кризиса, она может перерасти старые формы единения. Секта же всегда есть
призрак, иллюзия, она не реальна и не обладает самоценностью. То, что
официально церковь называет "сектантством", то может быть показателем и
симптомом религиозной жажды и повышенной духовной жизни. Но я беру здесь
сектантский дух во внутреннем смысле и могу открыть его в официальной
церковности в большей степени, чем в "секте". И вот дух сектантский хуже
одиночества. Одиночество может совмещаться с подлинной соборностью и
истинной церковностью. И человек соборного сознания и церковного опыта может
быть одинок в творческом почине и дерзновении. Одиночество возможно для
христианина в переходную эпоху, предшествующую новой мировой эпохе
творчества. Секта же есть лжесоборность, лжецерковность и потому трудно
совместима с подлинной соборностью и церковностью. Одиночество не есть
непременно индивидуализм. Одиночество не есть отчужденность от космоса - оно
может быть лишь симптомом того, что личность переросла данные состояния
других и ее универсальное содержание не признается еще другими. Высшее
одиночество - божественно. Сам Бог знает великое и страдальческое
одиночество, переживает покинутость миром и людьми. Христос был одинок и
непонят в своем пути. Христа приняли и поняли лишь после крестной его
смерти. Одиночество вполне соединимо с универсальностью, в одиночестве может
быть больше универсального духа, чем в стадной общественности. Всякое
дерзновение, всякий творческий почин дают чувство одиночества,
непризнанности, перерастают всякую данную общность. И есть опасность