"со-бытийно" имеет в виду нечто, "символизируемое как бытие", именно в той
мере, в которой оно в качестве бытия дано в со-существующих или
со-бытийствующих множествах фактов, и тогда оно является событием в мысли, в
жизни, в истории. Иначе выступает и проблема времени, когда мы рассматриваем
бытие как со-бытийное бытие, а не как нечто завершенное и раз навсегда
случившееся. Если такое завершение или окончательная форма случившегося
имеет место, то нет символов. Символ предполагает со-бытие, а происходящее
совершается на множестве фактов, которые взаимно друг друга дополняют или,
если можно так выразиться, друг друга взаимно "договаривают" или
"выговаривают". Без со-бытийности сознания невозможно понимание проблемы
времени, в котором она всегда служит отправной точкой. Через событийность же
можно было бы ввести "проблему смерти" как такого факта сознания, который
своими неуловимыми для менталитета свойствами оттеняет для нас вообще
"структуру сознания" (а не только структуру сознания "время") как особое
явление, вводимое нами в понятиях нашего, метатеоретического аппарата
анализа.
может ли символ, понимаемый действительно как вещь (как конкретная и
реальная вещь, а не как обобщенный образ), "ввести" психику индивида в
соотносящееся с ним (то есть с символом) содержание сознания? Мы можем
привести ряд разъяснительных парафраз этого вопроса, таких, как: может ли
"контакт" с символом (или восприятие символа) сделать существование индивида
событийственным какому-либо факту сознания? Может ли какая-либо конкретная
вещь явно изменить статут сознательной жизни индивида и этим обнаружить себя
как символ? И т. д.
символологии, который формулируется так:
сознания, через которые психика индивида включается в определенные
содержания (структуры) сознания. Или та к: при аккумуляции психикой индивида
определенных состояний сознания символ обнаруживает способность введения
психики в определенные структуры сознания. Но возвратимся к проблеме времени
в связи с описанием структур сознания: в той мере, в какой мы рассматриваем
содержательность сознания со стороны психических механизмов как протекающую
во времени, мы обнаруживаем, что время дискретно. Следующий момент времени
нам не известен из предыдущего. Точно так же, как в смерти: зная, что мы
умрем, мы никогда не знаем момента смерти. Это событие, которое произойдет,
так же дискретно, как дискретно приходят единицы времени для осуществления и
развертывания какой-то содержательности сознания. С точки зрения
дискретности времени, то есть отсутствия связи между моментами времени,
должен быть понят факт, который мы бы назвали "случайностью мысли". Что мы
делаем, когда мы развертываем знание в его знаковых элементах? Изображая,
например, структуру знания как научную теорию или лингвистическую структуру,
мы фактически постфактум развертываем последовательность каких-то уже
совершившихся событий, которые этой последовательностью (то есть
возможностью из предшествующих элементов выводить последующие) не обладают,
когда само мышление случается. Ведь когда мы мыслим, мы не имеем никаких
гарантий, что данная мысль или мысль вообще "придет" нам в голову. Когда она
пришла нам в голову, мы можем постфактум развернуть ее как какую-то
структуру, в том числе как структуру логических выводов.
структуру мы развернем, это не имеет значения, поскольку, с нашей точки
зрения, с точки зрения дискретности моментов времени, - в принципе абсолютно
случайна любая мысль. Только постфактум она приобретает черты какой-то
необходимости, в том числе логической, и только на уровне рефлексии мы
развертываем такого рода порядок в структуру, в которой есть какое-то
движение от элемента Х к элементу Y, от элемента Y к элементу Z во времени.
нейтрализуются разные условия сознания и учет сознания протекает не на
уровне непосредственного функционирования и содержательности сознания, а на
уровне воспроизведенного сознания, то есть на уровне мышления о нем,
понимали указанное выше обстоятельство. Платон и прежде всего Декарт
отдавали себе отчет в том и понимали, что они производят разрыв с некоторой
экзистенциальной основой содержания знания. Они произвели этот разрыв не
потому, что считали эту основу несуществующей. Они понимали, что с переходом
на уровень рефлексии и с дублированием некоторого спонтанного процесса
сознания на рефлексивном уровне строятся какие-то особые условные
конструкции - рефлексивные конструкции контролируемого повторения и
воспроизведения того, что было прежде спонтанным и неконтролируемым. Они
знали, что связь во времени появляется на уровне рефлексии, а на первичном
уровне ее нет. Но что есть "дублирующие" конструкции, где события происходят
как бы дважды: в первый раз - как сами по себе, во второй - так, как если бы
имелся с самого начала рефлексивный механизм их воспроизведения. Отсюда
такие духовно-культурные явления, как эсхатология и прогностикация, которые
представляют собой по существу проекцию каких-то случайных чередований
моментов явления, отрефлексированную во времени так, как если бы процесс
закончился. Из последнего вытекает возможность опрокинуть эту проекцию в
гипотетическое будущее, опрокинуть как предсказание той закономерности,
которая в прошлом была дана нам в структуре сознания как чистая случайность.
Здесь важно подчеркнуть, что когда Платон, Декарт и Кант предлагали новые
задачи относительно субъекта самосознания, то понимали, что эти задачи не
совпадают с описанием первичного слоя функционирования сознания. И это
понимание выразилось ими в том, что для обозначения этого первичного слоя
они оставили в философии некоторые специфические символы, о которых дальше
будет говориться как об "особой категории" символов.
говорим "здесь есть символ", то имеем в виду следующее:
сознания". Это означает, что он обладает своим собственным смыслом как
"особая вещь" и одновременно смыслом в отношении сознания. Последнее
предполагает, что он в некотором роде есть уже "невещь", поскольку
"сознательность" и "вещность" суть понятия различных онтологических планов.
[Так, например, в древнейших буддийских текстах на пали труп называется
"глупая вещь", что вполне обосновано йогическим характером понимания того,
что такое символ (а не труп, ибо труп здесь - символ). В особой
разновидности медитации (так называемая медитация "над трупом" или "на
трупе") йог знает, что труп - это "всего лишь вещь", а не нечто большее,
связанное с каким-то сознательным личностным началом, если таковое есть (ибо
смерть прерывает эту связь). Но это - "глупая вещь", ибо твое личностное
начало так же нереально, как труп, созерцание которого приучит тебя к
нереальности твоего "Я", и к реальности того, что ты - не сущность, а вещь
(как этот труп). Но то, что это - так, есть сознание (не твое или мое, а -
сознание), и потому труп не только орудие йоги (посредством которого ты
входишь в структуру сознания "смерть"), но и вещь, относящаяся к сознанию,
то есть символ.]
в отношении ко "мне" как к индивидуальному психическому механизму некоторым
совершенно автономным образом. Это означает, что "Я" могу находиться в "поле
символа" (физически или психически), не осознавая смысла этого символа в
отношении сознания, хотя и будучи под воздействием этого символа как "особой
вещи". В этом случае "я" просто не знаю, что эта вещь - символ (эта ситуация
может наблюдаться только с точки зрения внешнего наблюдателя, который знает,
что данная вещь есть символ и что данный наблюдаемый индивид этого не
знает). В последнем случае действие, производимое на "мой" психический
механизм символом, должно быть приписано некоторой имманентной силе этого
символа, которая, в принципе, может не иметь ничего общего с сознанием как
таковым.
символа (действующего на меня своей силой), осознавая его смысл в отношении
сознания и, таким образом, буду в состоянии контролировать мой психический
механизм, испытывающий воздействие этой силы.
буду понимать смысл этого символа.
отологический уровень", где всякий символ будет нам являться как некий
комплекс объектов или действий, ни одно из которых не существует (как
символическое!) вне единства этого комплекса. Такой подход предполагает
существование объективного (то есть не фигурирующего в данной ситуации в
качестве субъекта своего поведения) наблюдателя, использующего свой
метаязык. Этот метаязык будет играть роль посредника между языком
наблюдателя и "языком" символов (заметьте - не между языком наблюдателя и
языком наблюдаемого!).
означает, что в нормальной ситуации наблюдаемый индивид: (1) не может
рассматривать или воспринимать нечто как символ, имеющий особое значение, то
есть относящийся к его собственным ментальным состояниям,
ментальными состояниями, и
символы) постигается в его "вещности" (то есть как "не-я").
внешним наблюдателем амбивалентно, то есть в отношении символа к психике
наблюдаемого и в отношении психики наблюдаемого к символу. И в таком
наблюдении символ не будет ни простым, ни сложным (составным). Это целиком
зависит от наблюдателя, ибо в данном случае простота и сложность будут
выступать как объективные характеристики символа.
может фигурировать в языке внешнего наблюдателя лишь постольку, поскольку он
может наблюдать действие символа на другого индивида.
Громыко Ольга
Березин Федор
Андреев Николай
Роллинс Джеймс
Ильин Андрей
Махров Алексей