Чтение 26–й страницы книги ~Звери в моей жизни~

шапки Джо, ни толстого пыльного шерстяного пальто Фреда, ни загадочного
одеяния Роя, котopoe в прошлом, вероятно, называлось непромокаемым пальто.

Не стану утверждать, что явиться первым к ужину было благом. Судите
сами: либо ты приходишь первым и обречен на пустопорожний разговор с миссис
Остин, либо опаздываешь и с плохо скрываемым отвращением на лице жуешь
остывшую еду и пьешь тепловатый чай. Обычно я отваживался на первый вариант,
хотя в нем были свои изъяны.

...Кухня, где все мы едим, встречает меня жарким дыханием. Миссис Остин
готовит ужин, и по характерному запаху я определяю, что сегодня опять рыба.
Примирившись с судьбой, сажусь за стол. Весьма тугая на уxo, миссис Остин,
не замечая меня, продолжает нарезать хлеб и мазать бутерброды.

У этой коренастой женщины была деформирована челюсть, отчего ее
лондонское просторечие звучало не совсем внятно, а то и вовсе неразборчиво.
Маленькие темные глаза подслеповато щурились. Шевелюра представляла собой
причудливое переплетение косичек и прядей, которые никогда не производили
опрятного впечатления по той простой причине, что волосы миссис Остин были
слишком короткими и жидкими, чтобы с ними можно было что-то сделать. Так и
висели они космами, и я давно уже примирился с мыслью, что в любую минуту
могу обнаружить волос-другой в своей тарелке.

Как ни силился я не обращать внимания на процесс приготовления пищи, в
нем была некая зловещая притягательность.

На столе лежит буханка хлеба. Миссис Остин берет ее и прижимает к
своему переднику, чтобы отрезать кусок. После чего, держа отрезанный кусок в
одной руке, другой размазывает по нему масло. Часть масла попадает на
большой палец. Миссис Остин смачно облизывает его и снова берет буханку,
нежно сжимая ее влажным от слюны пальцем, чтобы отрезать следующий кусок.
Пересчитав лежащие на скатерти бутерброды, направляется в кладовку за
блюдом. На обратном пути вдруг замечает меня, и лицо ее искажает широкая
улыбка.

- Уже пришли?

Я киваю и улыбаюсь в ответ.

- Уже пришли? - повторяет она, склонив голову набок, словно
прислушивается. Второй раз я не отвечаю, в этом нет необходимости. Такая уж
у нее привычка повторять свои реплики.

Миссис Остин стирает с блюда пыль висевшим за дверью разноцветным
полотенцем. То есть когда-то оно было разноцветным, но им уже две недели
вытирают руки и посуду, так что красота узора успела поблекнуть. Нагрузив
блюдо бутербродами, миссис Остин бредет к плите и продолжает шепелявить:

- Чай скоро будет готов. Я ездила в Латон. Уезжала... ездила в Латон.
Только что вернулась. Пять минут как вернулась.

- В Латон? - безучастно переспрашиваю я, глядя, как она поднимает
крышку с кастрюли, над которой клубится облако пара, насыщенное запахом
рыбы.

Миссис Остин принюхивается к булькающему содержимому кастрюли.

- Рыба, - глубокомысленно сообщает она, возвращая крышку на место. - Вы
любите рыбу?

Поскольку последние два или три месяца нам на ужин подают одну только
рыбу, я затрудняюсь с ответом.

Стук дверной ручки возвещает о появлении нового лица, которое поможет
мне оторваться от созерцания ее кулинарных акций. Джо. Стоит в дверях,
приветливо улыбаясь, его симпатичное худое лицо порозовело от мороза, мягкие
волосы на скулах отливают медью в свете лампочки.

- Добрый вечер, Джозеф,- приветствую я его.

- Добрый вечер, - улыбчиво отвечает он и входит, скрипя своими
огромными башмаками. Тяжело садится и обозревает стол.

- Господи! Опять рыба, - не столько спрашивает, сколько утверждает Джо.

- Она самая,- мрачно отзываюсь я, ковыряя вилкой окаменелости на своей
тарелке. - Скоро у нас рыбьи хвосты отрастут.

Джо отвечает сдавленным сиплым смешком.

Миссис Остин с улыбкой ставит перед ним тарелку с треской.

- Рыба,- объясняет она, показывая пальцем.

- Ага,- говорит Джо,- вижу.

- Рано вернулись сегодня, - продолжает она тараторить. - Много работы?

- Ага,- кричит Джо с лукавой искоркой в глазах и объясняет мне
вполголоса: - За весь день пальца о палец не ударил. Холодина, черт возьми.

С минуту молча жуем. Потом Джо запивает треску глотком чая и тихо
рыгает.

- А где другой парень?

- Рой? Еще не пришел. И Фреда нет.

- Фред слишком занят работой, ему не до ужина,- замечает Джо и снова
смеется.

Но вот появляется Рой - тихий, бледный, застенчивый юноша, органически
не способный говорить достаточно громко, чтобы миссис Остин могла его
расслышать. Садится и нервно улыбается нам с Джо. Трапезы всегда были для
него целой проблемой. С миссис Остин он не мог разговаривать, Джо он боялся,
и Рой обращался ко мне, улавливая, что я ему сочувствую.

- А-а! - восклицает миссис Остин, внезапно обнаружив его. - Вы пришли?

Рой небрежно кивает и смотрит на стол. В третий раз миссис Остин
доводит до нашего сведения, что рыба, которой мы наслаждаемся, - рыба. Ее
сообщение адресовано прежде всего Рою, и он воспринимает новость с каменным
лицом. Мы все сидим тихо - все, кроме миссис Остин, которая громко чавкает и
обсасывает кости.

Туман лепится к окнам влажной пеленой. Монотонно тикают часы на
посудном шкафу, чайник тихо посапывает на огне, но все звуки забивает мерное
постукивание вставных зубов миссис Остин, перемалывающих рыбу в кашицу.
Иногда она перестает жевать и шумно прихлебывает чай.

- Фред опаздывает,- замечает она.- Насос все ремонтирует.

- Ага,- отзывается Джо и комментирует: - Вот почему мы сегодня без воды
сидели, черт возьми.

Рой нервно хихикает. Миссис Остин таинственно улыбается.

- Шутники? - обращается она ко мне ргривым тоном.

- Куда там! - ору я.

В прихожей слышен шум, и входит, волоча ноги, хозяин "лачуги", сам Фред
собственной персоной. Унылый сутуловатый мужчина с морщинистым лицом и
бесцветными, близко посаженными глазами. Я в жизни не встречал другого
такого самоуверенного человека: о чем бы ни заходила речь, Фред всегда был
прав и не стеснялся сказать об этом.

- Э-хе-хе,- приветствует он нас и бредет к своему стулу.

- Добрый вечер, Фред,- откликается Джо с коварным блеском в глазах.-
Опять сверхурочная работа?

- Нет,- отвечает Фред.- Эти болваны потеряли болты. Сказано им было,
чтоб не трогали - так ведь разве послушают? Какое там.

На кончике длинного носа Фреда всегда висит прозрачная капля. Я слежу,
будто завороженный, как она с каждым его движением дрожит и качается,
цепляясь из последних сил за волосатую опору. Фред рассматривает содержимое
своей тарелки.

- Треска,- заключает он, гордясь собственной проницательностью.

- Рыба,- поправляет его супруга.- Ты ведь любишь рыбу, а?

- Ага,- отвечает Фред. аккуратно разрезая свою порцию.

Его движения по-змеиному медленны и осторожны. Сунул кусок в рот и
принимается жевать с таким же величественным равнодушием, с каким корова
жует свою жвачку. Щеки вздуваются, и два валика перекатываются в лад
челюстям. Нос тяжело дышит.

Джо откидывается назад на стуле, раскуривает трубку и посылает через
стол густые клубы удушливого дыма. Рой продолжает сражаться с треской.
Миссис Остин поглощена просочившимися в ее окоченелый мозг мыслишками.

- Пойдешь куда-нибудь вечером? - спрашивает меня Фред.

- Нет.

Я всегда отвечал ему односложно, чтобы не сорвать лавину нудных
реминисценций, которая таилась за каждым, даже самым невинным его замечанием
и только ждала случая удавить всех нас скукой.

- Так-так,- произносит он с полным ртом,- значит, остаешься дома?

Логика безупречная, однако несколько примитивная. Но Фред любит во всем
полную ясность.

Я киваю.

- А что случилось-то? - допытывается он.- Разлюбила?

- Да нет, просто сегодня она гуляет с другим женатиком,- острю я.

Все смеются, включая миссис Остин. Хоть она ничего не расслышала, но не
желает отставать от других.

И тут происходит неизбежное. Капля на кончике носа Фреда не выдерживает
неравного поединка с силами тяготения и падает прямо на кусок трески,
который вилка несет ко рту. Фред методично жует.

- Ну, ладно,- говорит Джо,- зато я пойду пройдусь.

Встает и топает к выходу, насвистывая в гулкой прихожей. Чувствую, как
взор Фреда обращается на меня, и следую примеру Джо, чтобы избежать долгого
и нудного отчета о прошедшем рабочем дне. В прихожей слышу, как миссис Остин
спрашивает Роя, любит он рыбу.

9. МАЛЬЧИК НА ПОЗВЕРЮШКАХ

Все, что состоит из плоти и жизненной силы, а следственно, из тела и
души, все это относится к животному миру, все это твари, будь то воздушные
обитатели, как летающая птица, или водные, как плавающая рыба, или наземные,
как зверь, который ходит по земле и полям, как люди и животные, дикие и
домашние, и всякие прочие, скользящие или ползающие по земле.

Варфоломей. Бартоломеус де Проприетабус Рерум

Два-три счастливых месяца я провел в качестве, если так можно
выразиться, мальчика на позверюшках. Иными словами, в моем ведении