задранными бровями и ведя оживленную беседу при помощи разнообразных
сочетаний пронзительных криков, хриплых звуков, трелей, кудахтанья и
тявканья; и удивительно было, как много чувства и выражения вкладывали сойки
в эти звуки. Они были превосходными подражателями и в течение нескольких
дней включили в свой репертуар лай собак, торжествующее кудахтанье несущихся
кур, пение петухов, пронзительные крики енота Пу и даже металлический стук
молотка Юлия Цезаря Центуриана. Покончив с завтраком, сойки принимались
сплетничать, и из их клетки неслись такое обилие разнообразнейших звуков,
словно там находились не две сойки, а два или три десятка различных птиц. За
короткое время они научились подражать голосам всех обитателей нашего лагеря
и явно гордились этим. Но с появлением в лагере Сары Хагерзак к общему хору
присоединился новый голос, который сойкам при всем их старании так и не
удалось воспроизвести.
вдвое быстрее обычного. Едва не облив меня горячим супом, она стала умолять
поскорее пройти в кухню -- какой-то индеец принес туда bicho, очень большого
и страшно свирепого. Нет, она не знает, что это за bicho, он сидит в мешке,
и она его не видела, но зверь все время рвет мешок, и она опасается за свою
жизнь. За дверью я увидел индейского юношу, присевшего на корточки и
жевавшего соломинку; он смотрел на лежавший рядом с ним маленький мешок,
который непрерывно ерзал по полу и время от времени издавал возмущенное
фырканье. Единственным признаком, позволявшим догадываться о содержимом
мешка, был большой загнутый коготь, высунувшийся наружу. Однако и это мне не
помогло; я не мог вспомнить зверя, который занимал бы так мало места в мешке
и в то же время обладал бы таким длинным, большим когтем. Я взглянул на
юношу, он в ответ широко улыбнулся и энергично качнул головой с длинными,
прямыми, черными как сажа волосами.
на танцующий мешок.
он.
нужно было выяснить, с кем я имею дело: я не хотел давать лишние шансы
обладателю такого длинного когтя.
chiquitito -- muy manso[55].
молодость зверя еще не говорит о его кротости. Большинство своих самых
внушительных шрамов я приобрел от детенышей, на первый взгляд неспособных
убить и таракана. Уповая на бога и пытаясь вспомнить, где хранится
пенициллиновая мазь, я схватил ерзающий мешок и развязал его. На несколько
секунд все стихло, а затем между складками показалась длинная, изогнутая,
вытянутая морда с маленькими мягкими шерстистыми ушами: спрятанные в
пепельно-сером мехе, на меня взглянули два крохотных затуманенных глаза,
похожие на влажные черные смородинки. Последовала новая пауза, затем на
конце морды раскрылся маленький, четко очерченный рот и из него аккуратно
высунулся тонкий серовато-розовый язык. Он тут же спрятался обратно, рот
раскрылся чуточку пошире и издал звук, который не поддается описанию. Это
было нечто среднее между рычанием собаки и хриплым мычанием теленка со
слабым намеком на простуженный вой пароходной сирены во время тумана. Звук
был таким громким и необычным, что Джеки с испуганным видом выскочила на
веранду. К этому времени голова животного снова скрылась в мешке, и теперь
оттуда торчал лишь кончик его носа. Джеки взглянула на мешок и нахмурилась.
я.
муравьедов.
добавится еще и этот фагот.
безответственно заявил я, и, как бы отвечая мне, муравьед высунул голову из
мешка и повторил свой сольный номер на фаготе.
маленькое существо, длина которого от изогнутого рыльца до конца хвоста не
превышает двух с половиной футов, может издавать такие оглушительные звуки.
должно быть, не больше недели от роду.
разумеющимся, что перед ней самка.-- Ах ты моя маленькая... Рассчитайся
скорее с хозяином, я возьму ее домой.
вдвоем с индейцем.
оказалось нелегкой задачей, так как длинные загнутые когти на его передних
лапах вонзились в мешковину, словно клещи. В конце концов мы с Джеки
совместными усилиями вытащили зверька. Впервые мне приходилось иметь дело с
детенышем гигантского муравьеда, и я с удивлением обнаружил, что почти во
всех отношениях он является копией взрослого животного. Основное различие
заключалось в том, что шерсть у детеныша была короткая, а на спине вместо
гривы длинных волос торчала грядка редкой щетины. Хвост детеныша,
напоминавший лопасть весла от каноэ, покрытую волосами, также не походил на
огромный волосатый хвост взрослого муравьеда. К моему огорчению, средний
большой коготь на левой лапе животного был сорван и висел на ниточке.
Пришлось осторожно удалить его и продезинфицировать ранку на пальце;
муравьед отнесся к этой операции очень спокойно, он лежал у меня на коленях,
уцепившись одной лапой за брюки, и терпеливо дожидался, пока мы обработаем
другую. Я думал, что муравьеду предстоит до конца жизни ходить без большого
когтя, но ошибся: коготь постепенно начал снова отрастать.
уверенностью, но как только мы спустили его на пол, он с диким ревом начал
беспорядочно кружиться и кружился до тех пор, пока не наткнулся на ногу
Джеки. С радостным криком он вцепился в нее и принялся карабкаться вверх.
Так как брюки у Джеки были очень тонкие, зверек больно царапался, и нам
стоило немалого труда отцепить его. Муравьед тут же прилепился, словно
пиявка, к моей руке, и не успел я опомниться, как он взобрался на мои плечи
и улегся там наподобие лисьего воротника, свесив мне на грудь с одной
стороны свой длинный нос, а с другой стороны хвост и вцепившись когтями в
шею и спину, чтобы не упасть. Попытка снять его была встречена негодующим
фырканьем, зверек еще сильнее вонзил в меня когти, и это было так больно,
что я решил оставить его в покос на время ленча. Пока я ел тепловатый суп,
муравьед дремал у меня на плечах: я старался не делать резких движений и не
будить его, так как, испугавшись, он мог еще глубже вонзить мне в шею свои
железные когти. Все осложнялось еще и тем, что Паула отказывалась заходить в
комнату. Я не мог спорить с ней, так как любой неосторожный поворот головы
подвергал серьезной угрозе мою яремную вену. Подкрепившись, мы предприняли
новую попытку снять муравьеда с моих плеч, но после того как он разорвал мою
рубашку в пяти местах и поцарапал шею в трех, мы оставили его в покое.
Трудность состояла в том, что как только Джеки удавалось отцепить одну лапу
и она переходила к другой, муравьед немедленно возвращал первую в прежнее
положение. Я начинал чувствовать себя Синдбадом, которого оседлал хромой
старик. Внезапно мне пришла в голову мысль.
на мешок.
набитый травой мешок, за который крепко уцепился муравьед с блаженным
выражением на морде.
подходит. Давай назовем ее Сара Хагерзак.
очаровательным, милым существом. До встречи с нею мне уже приходилось иметь
дело с гигантскими муравьедами; я поймал несколько взрослых животных во
время поездки в Британскую Гвиану, но никогда не обнаруживал в них ни
особенного интеллекта, ни яркой индивидуальности. Сара вынудила меня
изменить мое мнение.
колебаний начинала кричать во все горло, если ей что-либо не нравилось,
между тем как взрослые муравьеды обычно очень молчаливы и лишь изредка
позволяют себе издавать тихое шипение. Стоило запоздать с кормежкой или
отказать зверьку в ласке, когда он этого требовал, и муравьед добивался
своего одной только силой своих легких. Хотя я не мог преодолеть соблазна
приобрести детеныша муравьеда, я покупал его с тяжелым сердцем, так как даже
взрослые муравьеды, соблюдающие и на воле очень строгую диету, с большим
трудом привыкают к той пище, которую им дают в зверинцах. Попытка выходить
детеныша муравьеда, которому исполнилась всего одна неделя, сулила, мягко
говоря, мало надежды на успех. С самого начала пошли затруднения с
кормлением: соски, которыми мы располагали, оказались слишком велики для
крохотного рта Сары. Паула приступила к лихорадочным поискам и нашла у
кого-то в поселке потертую соску. Соска была тех же размеров, что и наша, но
от длительного употребления сделалась мягкой, и Сара сумела к ней
приспособиться. Она так привязалась к этой соске, что, когда впоследствии у
нас появилась возможность предложить ей другую, она отказалась и упорно
требовала старую; она сосала ее с таким ожесточением, что соска из
ярко-красной сделалась бледно-розовой, а потом и вовсе белой. Она стала