окружении бутылок из-под рома.
собственная совесть, и все человеческие привязанности, дни его в Аркадии
были сочтены. Ибо в то для меня столь безмятежное время Себастьян учуял
опасность. Мне было знакомо это его тревожное, подозрительное настроение,
когда он, словно олень, вдруг поднимал голову при первом отдаленном звуке
охоты; я видел и раньше, как он весь настораживался, когда речь заходила о
его семье или его религии; теперь же я обнаружил, что тоже нахожусь под
подозрением. Любовь его не стала холодней, но стала безрадостной, ибо я не
делил с ним больше его одиночества. Чем больше я сближался с членами его
семьи, тем неотвратимее становился частью того внешнего мира, от которого он
пытался спастись; я делался еще одной цепью, приковывавшей его к чуждому
миру. Именно эту роль старалась мне навязать его мать своими задушевными
беседами. Но прямо ничего не говорилось. Я только смутно чувствовал, и то
далеко не всегда, что происходит вокруг.
прожили в Брайдсхеде две недели, предоставленные главным образом самим себе.
Брат его был занят спортом и делами имения; мистер Самграсс сидел в
библиотеке и работал над книгой леди Марчмейн; сэр Адриан Порсон занимал
почти все ее время. Мы встречались с остальными только по вечерам; под этой
просторной крышей хватало места для нескольких независимых друг от друга
жизней.
предпочтение моему дому перед "Марчерсом". Отцу он понравился.
его.
уходила у нас из-под ног. Грусть, охватывавшая Себастьяна и в прошлый
семестр, теперь превратилась в постоянную хмурость, даже по отношению ко
мне. Где-то на сердце у него лежала боль, но природы ее я не знал и только
сострадал ему, понимая, что бессилен помочь.
бывал одержим идеей "извести мистера Самграсса". Он сочинил куплеты с
припевом "Самграсс -- свиней пас!" на мотив боя курантов Святой Марии и не
реже чем раз в неделю устраивал у него под окнами серенады. Мистер Самграсс
удостоился чести первым среди преподавателей получить домашний телефон.
Подвыпивший Себастьян звонил ему по этому телефону и напевал в трубку свое
немудреное сочинение. И все это мистер Самграсс принимал, как говорится, с
доброй душой, при встрече улыбался заискивающе, но раз от разу все
увереннее, словно каждое полученное оскорбление каким-то образом укрепляло
его власть над Себастьяном.
другом смысле, чем я. Я напивался часто, но от избытка жизненных сил,
радуясь мгновению и стремясь продлить, испить его до дна; Себастьян пил,
чтобы спрятаться от жизни. Чем старше и серьезнее мы оба становились, тем
меньше пил я и тем больше он. Я узнал, что нередко после моего ухода он
допоздна засиживался один, накачиваясь вином. Несчастья обрушились на него в
такой быстрой последовательности и с такой жестокой силой, что даже трудно
сказать, когда я впервые понял, что мой друг в беде. На пасхальные каникулы
я уже это ясно видел.
химическое". Так было модно выражаться в те годы, отдавая дань популярным
фантастическим представлениям о науке. "Между ними что-то химическое",--
говорилось о двух людях, испытывающих друг к другу непреодолимую ненависть
или любовь. То была старинная концепция детерминизма, только в новой форме.
Я не считаю, что в моем друге было что-то химическое.
меленьким, но незабываемо грустным происшествием. Себастьян страшно напился
перед ужином в материнском доме и тем ознаменовал начало нового периода
своей плачевной жизни, сделав еще один шаг в бегстве от семьи, приведшей его
к гибели.
пасхальные гости. В сущности, пасхальные гости собрались только во вторник
на пасхальной неделе, потому что время со страстного четверга до пасхи все
Флайты проводили в молитвенном уединении на подворье какого-нибудь
монастыря. В этом году Себастьян сказал сначала, что не поедет, но в
последний момент уступил и вернулся домой в состоянии глубокой
подавленности, из которой я оказался бессилен его вывести.
тайком, совсем не так, как когда-то. Пока в доме гостил народ, в библиотеке
всегда стоял винный поднос, и Себастьян завел привычку заглядывать туда в
разное время дня, не сказавшись даже мне. Днем в доме часто никого не было.
Я трудился в маленькой садовой комнате, разрисовывая еще одну панель.
Себастьян, сославшись на простуду, оставался дома и все это время почти не
бывал трезвым; внимания он избегал, по целым дням не произнося ни слова.
Время от времени я замечал бросаемые на него удивленные взгляды, но никто из
гостей не знал его настолько близко, чтобы заметить перемену, а родные все
были поглощены каждый своими гостями.
своими домашними, произошел срыв.
шесть; каждый наливал себе что хотел, а когда мы уходили одеваться к ужину,
поднос уносили; позднее, уже перед самым ужином, коктейли появлялись снова,
теперь уже разносимые лакеями.
в ма-джонг с Корделией. В шесть часов я сидел в гостиной один, как вдруг он
вошел с хмурой гримасой, которую я слишком хорошо знал, и в голосе его,
когда он заговорил, была знакомая мне пьяная хрипота.
спросил:
Я пошел за ним, но наверху он захлопнул у меня перед носом дверь своей
комнаты и повернул ключ.
его как будто бы лихорадит. Ему ничего не нужно?
гранитная маска исключала всякую откровенность. С горя я сказал перед ужином
Джулии:
занимается?
души понадеялся, что он спит, но, вернувшись к себе в комнату из ванной,
застал его сидящим у моего камина. Он был совсем одет к ужину, не считая
ботинок, но галстук его был повязан криво, а волосы торчали дыбом; лицо его
пылало, глаза чуть заметно косили. Речь его звучала невнятно.
теперь нет, раз гости уехали. Все уехали, одна мама. Я, кажется, сильно
пьян. Думаю, пусть мне лучше принесут чего-нибудь сюда поесть. Чем ужинать с
мамой.
себя хуже.
уложить в постель, но он остался сидеть перед туалетным столиком,
разглядывая свое отражение и стараясь перевязать галстук. На письменном
столе у камина стоял графин, до половины наполненный виски. Я взял его,
думая, что Себастьян не увидит, но он рывком обернулся от зеркала и сказал:
хочу в моем собственном доме. Он готов был полезть в драку.
показывайтесь никому на глаза.
мною по маминому поручению, я знаю. Так вот, можете убираться и передайте ей
от меня, что впредь я сам буду выбирать себе друзей, а она пусть сама
выбирает себе шпионов, мне они не нужны.
шутку. Он лег в постель и сказал, что ему ничего не нужно.