Чтение 26–й страницы книги ~Повелитель мух~

ямке он увидел кровь. Разглядел обгрызенный ноготь и заметил каплю там, где
откусил заусеницу.

Хрюша говорил:

- ...Я видел, когда мы топливо собирали, они ушли. Смылись они. За ним
побежали.

Ральф оторвал взгляд от ногтя и посмотрел ввысь. Словно в лад всем их
переменам небо сегодня переменилось, как бы подернулось пылью, и горячий
воздух пошел белыми пятнами. Мутный серебряный диск будто приблизился и
остыл, но жара все равно давила, душила.

- С ними вообще всегда морока, правда?

Голос был у самого его уха, и в нем билась тревога:

- Без них обойдемся. Без них даже лучше, правда?

Ральф сел. Волоча тяжелое бревно, явились торжествующие близнецы. И
швырнули бревно в золу, взметнув искры.

- Сами отлично справимся, правда?

Долго, покуда бревно сохло, занималось, наливалось красным, Ральф сидел
на песке и молчал. Он не заметил, как к близнецам подошел Хрюша, как он
шептался с ними, как все трое ушли в лес.

- Ну вот.

Он вздрогнул и очнулся. Хрюша и близнецы стояли рядом. Они были
нагружены фруктами.

- Я подумал, - сказал Хрюша, - надо нам вроде как пир устроить.

Все трое уселись. Фруктов было много, и все вполне спелые. Они
заулыбались, когда Ральф взял один и надкусил.

- Спасибо, - сказал он. И - с радостным изумлением: - О, спасибо
большое!

- Сами отлично справимся, - сказал Хрюша. - У кого соображенья нету, те
только всем жизнь отравляют. А мы разожгем маленький жаркий костер...

Тут Ральф вспомнил, что его мучило:

- Где Саймон?

- Не знаю.

- Не полез же он на гору, как ты думаешь?

Хрюша шумно расхохотался и взял себе еще фруктов.

- С него станется. - Хрюша заглотал спелую мякоть. - Он же чокнутый.

Саймон прошел мимо фруктовых деревьев, но сегодня малыши были слишком
заняты костром и за ним не увязались. Он продрался в чащобе и вышел к тем
лианам, которыми заткало опушку, и залез в самое плетево. К лиственной
бахроме льнул солнечный свет, и на лужайке плясали без устали бабочки. Он
опустился на коленки, и солнце хлестнуло его лучом. Тогда, в тот раз, воздух
трясся от зноя; а теперь нависал и пугал. Скоро густая длинная грива Саймона
взмокла от пота. Саймон неловко вертелся и так и сяк. Солнце било нещадно.
Скоро ему захотелось пить, потом просто ужасно захотелось.

Он все стоял на коленях.

Очень далеко Джек стоял на берегу перед группкой мальчиков. Он ликовал.

- Охотиться будем! - сказал он. Он окинул их взглядом. На всех были
изодранные черные шапочки, и когда-то давным-давно они стаивали двумя
чинными рядами, и голоса их были как пенье ангелов.

- Будем охотиться. Я буду главным.

Они покивали ему, и сразу все стало легко и понятно.

- И еще - насчет этого зверя.

Все оглянулись и посмотрели на лес.

- Значит, так. Про зверя нам нечего думать...

Теперь уж ему пришлось им покивать в подкрепленье своих слов.

- Зверя надо забыть.

- Правильно.

- Ага.

- Забыть его!

Если Джека и удивила эта готовность, виду он не подал.

- И еще одно. Тут нам мерещиться не будет всякое. Тут почти самый конец
острова.

Горячо и дружно, из глубины своих тайных мучений, все согласились с
Джеком.

- А теперь вы все - слушай. Потом мы, наверно, пойдем в этот замок - в
скалах. Но сначала мне надо еще кое-кого из старших отвлечь от рога и всяких
глупостей. Убьем свинью, закатим пир. - Он помолчал и продолжил, уже с
расстановкой: - И насчет зверя. Как убьем свинью, мы часть добычи ему
оставим. Тогда он, может, нас и не тронет.

Вдруг он вытянул шею:

- Ладно. Пошли охотиться, в лес.

Повернулся и затрусил прочь, и они сразу послушно за ним последовали.

Боязливо озираясь, они рассыпались по лесу. Джек почти тотчас наткнулся
на взрытую землю и выдернутые корни - улики против свиней - и тут же вышел
на свежий след. Он дал всем сигнал - обождать, а сам двинулся вперед. Он был
счастлив, сырая лесная мгла облегла его, как ношеная рубашка. Он скользнул
вниз по склону и вышел на каменный берег, к редким деревьям.

Свиньи, вздутыми жировыми пузырями, валялись под деревьями, блаженствуя
в тени. Ветра не было; они ни о чем не подозревали; а Джек научился
скользить бесшумно, как тень. Он вернулся к затаившимся охотникам и подал им
знак. Дюйм за дюймом они стали пробираться в немой жаре. Вот в тени под
деревом праздно хлопнуло ухо. Чуть поодаль от других в сладкой истоме
материнства лежала самая крупная матка. Розовая, в черных пятнах. К
большому, взбухшему брюху прильнули поросята, они спали или теребили ее и
повизгивали.

Ярдах в пятнадцати от стада Джек замер; вытянул руку, указывая на
матку. Оглянулся, вопросительно оглядел мальчиков, и те закивали в знак
того, что им все понятно. Правые руки скользнули назад - дружно, разом.

- Ну!

Свиньи сорвались с места; и всего с десяти ярдов закаленные в костре
деревянные копья полетели в облюбованную матку. Один поросенок, одержимо
вопя, кинулся в море, волоча за собой копье Роджера. Матка взвизгнула,
зашлась и встала, качаясь, тряся воткнувшимися в жирный бок двумя копьями.
Мальчики заорали, метнулись вперед, поросята бросились врассыпную, свинья
прорвала теснящий строй и помчалась в лес, напролом, через заросли.

- За ней!

Они затрусили по лазу, но тут было слишком темно и густо, так что Джек
выругался, остановил их, стал ползать по земле. Он молчал, только дышал с
присвистом, и все запуганно, уважительно переглядывались. Вдруг он ткнул в
землю пальцем.

- Ага, вот...

Пока все разглядывали кровяную каплю, Джек уже ощупывал сломанный куст.
И вот он пошел по следу, непостижимо и безошибочно уверенный; за ним
потянулись охотники.

Возле логова он остановился:

- Тут она.

Логово окружили, но свинья вырвалась и помчалась прочь, ужаленная еще
одним копьем. Палки волочились, мешали бежать, в боках, мучая, засели
зазубренные острия. Вот она налетела на дерево, всадила одно копье еще
глубже. И после этого уже ничего не стоило выследить ее по каплям свежей
крови. День шел к вечеру, мутный, страшный, набрякший сырым жаром; свинья,
шатаясь, затравленно кровоточа, пробиралась сквозь заросли, и охотники
гнались за ней, прикованные к ней страстью, задыхаясь от азарта, от запаха
крови. Вот они уже увидели ее, почти настигли, но она рванулась из последних
сил и снова ушла. Они были совсем близко, когда она вырвалась на лужайку,
где росли пестрые цветы и бабочки плясали в застывшем зное.

Здесь, сраженная жарой, свинья рухнула, и охотники на нее набросились.
От страшного вторжения неведомых сил она обезумела, завизжала, забилась, и
все смешалось - пот, крик, страх, кровь. Роджер метался вокруг общей свалки,
тыча копьем в мелькавшее то тут, то там свиное мясо. Джек оседлал свинью и
добивал ее ножом. Роджер наконец нашел, куда воткнуть копье, и вдавливал,
навалясь на него всем телом. Копье дюйм за дюймом входило все глубже, и
перепуганный визг превратился в пронзительный вопль. Джек добрался до горла,
и на руки ему брызнула горячая кровь. Свинья обмякла под ними, и они лежали
на ней, тяжелые, удовлетворенные. А в центре лужайки все еще плясали ничего
не заметившие бабочки.

Наконец все очнулись и отвалились от туши. Джек встал, раскинул руки:

- Глядите.

Он хихикал, махал пропахшими ладонями, а все хохотали. Потом Джек
схватил Мориса и мазнул его кровавой ладонью по лицу. Роджер начал
вытаскивать копье, и только тогда все вдруг его увидели. Роберт подвел общий
итог фразой, встретившей бурный восторг.

- В самую задницу!

- Слыхали?

- В самую задницу!

На сей раз весь спектакль играли Роберт и Морис; и Морис так смешно
изображал попытки свиньи увернуться от приближающегося копья, что все ревели
от хохота.

Но, приелось и это. Джек принялся вытирать окровавленные руки о камень.
Потом стал разделывать тушу, потрошил, выуживал горячие мотки цветных кишок,
швырял наземь, а все на него смотрели. Он работал и приговаривал:

- Мясо пронесем по берегу. А я пока вернусь на площадку и приглашу их
на пир. Чтобы времени не терять.

Роджер сказал:

- Вождь...

- А?

- Как мы огонь разведем?

Джек опять сел на корточки, хмуро глянул на свинью.

- Налетим на них и возьмем огня. Со мной пойдут четверо. Генри, и ты, и
Роберт, и Морис. Раскрасимся и подкрадемся. Пока я буду с ними говорить,
Роджер схватит головню. Остальным всем - возвращаться на наше прежнее место.