что случилось, погасило прежнюю радость и придавило Максима тройной
тяжестью.
визор?
Если двойку получал, дневник не прятал; если виноват был, никогда не
отпирался. Потому что многого на свете боялся Максим, но мамы с па-
пой не боялся никогда. Конечно, случалось, что ругали его крепко,
если было за что, а от мамы один раз даже перепало по затылку - за
разбитый фарфоровый чайник (папа тогда сказал шепотом: "Эх ты, а еще
педагог"). Но это же минутное дело. Потом все равно пожалеют и прос-
тят.
стояла теплая кастрюля и ласково грела щеку. Максим сделал несколько
крупных глотков и загнал слезы вглубь. Но все равно было горько.
произнес в комнате папа.
ралась фантазия. В этом возрасте бывает.
позвони Анатолию Федоровичу...
зачем было камеры включать?
ня... И оркестр, и мальчик с тарелками?
такие блестящие и так здорово звенели, чтобы еще лучше и сильнее
звучал марш...
удивился. Голову поднял.
заскакал к двери.
чик-музыкант вскидывал и плавно разводил в стороны сверкающие тарел-
ки. Его показали крупно, по пояс. Тарелки вспыхивали так, что экран
не выдерживал блеска - блики делались черными. А волосы у мальчика
весело вставали торчком после каждого удара.
прямо на Максима смотрел! Он словно пришел на выручку Максиму.
всех так, будто сделал открытие. - Конечно! Почему вы решили, что
будет прямая передача? Как правило, делают запись, а потом показыва-
ют!
глазами.
извини.
дует. Тут все интересно.
люстру, и при мягком свете торшера экран стал ярче.
захлопали. Максим на миг увидел себя: как он колотит кулаком с бол-
тиком о раскрытую ладонь. И мама с папой увидели. Мама даже ойкнула.
Но тут появились танцоры...
площадку хор "Крылышки". И Максим опять увидел себя! Но сел он неу-
дачно, позади Ритой Пенкиной, и, когда пели "Кузнечика", на экране
видна была только Максимкина пилотка. Ну ничего... Вышел Алик Тиг-
рицкий. Заложил руки за спину, кивнул пианистке.
ребенок. Не то что наша щепка.
мутился папа.
поклонился. А у Максима внутри все замерло. Потому что сейчас, сей-
час...
ми! Взъерошенный какой-то. Пилотка, правда, на месте, но застежка у
жилета сбита набок. И штаны перекошены: одна штанина длиннее дру-
гой... Трах! Чуть не сбил Пенкину с сиденья.
рянно оглядывается? И шевелит губами. И что там на студии, дураки,
что ли? Для чего во весь экран показывают, как он стиснул кулак с
болтиком? Тем более, что тут же видно, что другая рука испуганно те-
ребит пальцами краешек штанов и что на обшлаге расстегнулась пугови-
ца... "Да перестань ты стискивать свой болтик, дубина!"
Максиму, который на экране. Но теперь-то чего там "не волнуйся"!
Поздно уже...
меру, балда?
кто-нибудь из знакомых ребят смотрит? Сколько смеха будет в поне-
дельник! И как злорадствует Транзя!
только, что перестали его показывать, показывают ребят...
ся. Маленький самолет стоит в траве. Идет сквозь траву к самолету
мальчишка. Вроде Максима. Это, наверно, из какого-то кино.
Максимкино лицо. Он уже не шевелил бровями и губами. Он напряженно
смотрел с экрана и ждал. Потом запел.
сердитой настойчивостью. Это что же: у него такой голос? Совершенно
незнакомый. Не такой высокий и чистый, как у Алика, но какой-то зве-
нящий. Звенело отчаянное требование чуда!
зах-опять аэродром и бегущий мальчик, и сверкающий круг винта... И
опять Максим - во весь рост.
среди зрителей. Он сидел, подавшись вперед и прикусив губу. Конечно,
переживал. Наверно, ему неловко было за Максима.
летом? И так искрится солнце в мерцающем круге пропеллера? И хор
отозвался так радостно:
затаился, только сердце-как пулемет...
Значит, им за него не стыдно? Значит... не так уж и плохо?
дисменты. Максим вздрогнул.
шенный - такой же, как теперь, на экране. Как он мог забыть? Испу-
гался начала и забыл про конец! А конец-вот он! Хлопают свои ребята,
хлопают незнакомые мальчишки и девчонки. И мальчик-музыкант! Максим
не видел его со сцены, а сейчас - он здесь. Хлопает так, что волосы
опять торчком встают от ударов воздуха. Как от тарелок!
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Жюль Верн
Круз Андрей
Прозоров Александр
Ибсен Генрик