тин и швырнул свинчатку в воду. - Я видал - рядом отираешься, еще поду-
мал, какого черта. Опять чего затеешь, забью насмерть. Понял?
ном, невообразимом, и наконец толпа зверей, насытясь видом крови, в
страхе от происходящего, забыла о распрях и стала упрашивать их разой-
тись. Видно было, Чурбан вот-вот рухнет и испустит дух или испустит дух
стоя; изуродованный кулаками Мартина и уже на себя непохожий, он дрог-
нул, заколебался; но Мартин ринулся на него и осатанело бил, бил опять и
опять.
сторон все сыпались, и тут раздался хруст и правая рука Мартина бес-
сильно повисла. Перелом. Все слышали хруст и поняли, что он означает;
понял, и Чурбан, как тигр кинулся на искалеченного врага и обрушил на
него град ударов. Команда Мартина рванулась вперед, готовая вступиться.
Оглушенный беспрерывно сыплющимися на него ударами, Мартин невольно
всхлипывал и стонал в безмерном отчаянии, в муке, но остановил защитни-
ков бешеной неистовой бранью.
него донесся словно издалека приглушенный опасливый ропот обеих команд и
чей-то дрожащий голос:
бил левой, лупил кровавое месиво, что маячило напротив, - не лицо, нет,
что-то мерзкое, страшное, качалось перед его затуманенными глазами и
невнятно бормотало, безымянное, невыразимо гнусное, и упорно не исчеза-
ло. И он лупил, лупил, все медленнее и медленнее, и последние остатки
жизненной силы вытекали из него, и проходили века, вечность, огромные
промежутки времени, и наконец он будто сквозь туман заметил, как это бе-
зымянное оседает, медленно оседает на грубый дощатый настил моста. И вот
Мартин стоит над ним и, качаясь на подламывающихся дрожащих ногах и в
поисках опоры цепляясь за воздух, говорит чужим, неузнаваемым голосом:
то же, опять и опять - требовательно, умоляюще, угрожающе, а потом по-
чувствовал: ребята из его команды держат его, похлопывают по спине; пы-
таются натянуть на него куртку. И тогда на него нахлынула тьма, и он ка-
нул в небытие.
Мартин Иден по-прежнему сидел, уронив голову на руки, и не слышал счета
секунд. Ничего уже он не слышал. Ни о чем не думал. С такой полнотой пе-
режил он тогдашнее сызнова, что, как и тогда, на мосту Восьмой улицы,
потерял сознанье. Долгую минуту, длились тьма и беспамятство. Потом,
будто восстав из мертвых, он вскочил, глаза загорелись, по лицу катился
пот.
лось, но я тебя одолел!
нул к кровати, опустился на край. Он был еще в тисках прошлого. Недоуме-
вающе, тревожно огляделся по сторонам, пытаясь понять, где он, и наконец
ему попалась на глаза кипа рукописей в углу. И колеса памяти закрути-
лись, перенесли его на четыре года вперед, и он вновь осознал настоящее,
книги, которые вошли в его жизнь, мир, открывшийся ему с их страниц,
свои мечты и честолюбивые замыслы, свою любовь к бледному, воздушному
созданию, девушке нежной и укрытой от жизненных волнений, которая умерла
бы от ужаса, окажись она хоть на миг, свидетельницей того, что он сейчас
пережил, - той мерзости жизни, из которой он выбрался.
нес он. - Протираешь глаза, чтобы увидеть сияние, и устремляешься к
звездам, подобно всему живому до тебя, и даешь умереть в тебе обезьяне и
тигру, и готов отвоевать бесценнейшее наследие, какие бы могущественные
силы им ни владели.
Ты одолел Чурбана, одолеешь и редакторов, хоть бы пришлось потратить
дважды по одиннадцать лет. Не можешь ты остановиться на полпути. Надо
идти дальше. Сражаться до конца, и никаких гвоздей.
не его великолепный организм, у него бы тотчас разболелась голова. Он
спал крепко, но проснулся мгновенно будто кошка, и проснулся полный не-
терпенья, радуясь, что пять часов беспамятства позади. Он терпеть не мог
сонное забытье. Слишком много всего надо сделать, слишком насыщена
жизнь. Жаль каждого украденного сном мгновения, и не успел еще оттрещать
будильник, а он уже сунул голову в таз, и от ледяной воды пробрала дрожь
наслаждения.
ченный рассказ, не было и нового замысла, которому не терпелось бы воп-
лотиться в слова. Накануне Мартин занимался допоздна, и сейчас близился
час завтрака. Он взялся было за главу из Фиска, но не мог сосредото-
читься и закрыл книгу. Сегодня начинается новое сражение - на какое-то
время он перестанет писать. В нем поднялась печаль сродни той, с какою
покидаешь отчий дом и семью. Он посмотрел на сложенные в углу рукописи.
Вот оно. Он уходит от них, от своих злосчастных, опозоренных, всеми от-
вергнутых детей. Он нагнулся, стал их листать, перечитывать отдельные
куски. Самое любимое - "Выпивка" - удостоилось чтения вслух, и "Приклю-
чение" тоже. Рассказ "Радость", последнее его детище, законченный нака-
нуне и брошенный в угол из-за отсутствия марок, особенно нравился ему.
это плохо? Каждый месяц печатают много хуже. Все, что они печатают, ху-
же... ну, почти все.
вы передайте управляющему, я сейчас еду работать, примерно через месяц
вернусь и рассчитаюсь.
полуслове только что вошедший парень, одетый с дешевым шиком, - так оде-
ваются рабочие, которых тянет к красивой жизни. Агент безнадежно покачал
головой.
го, а надо позарез.
же пристальным взглядом, увидел опухшее, словно бы слинявшее лицо, кра-
сивое и безвольное, и понял, парень кутил ночь напролет.
знаю, верхом ездить могу, никакой работой не погнушаюсь, возьмусь за лю-
бую, - был ответ. Парень кивнул.
он гладит воздушные дамские вещички. Но парень отчего-то ему приглянул-
ся, и он прибавил: - Хотя простую стирку могу. Уж этому-то я в плаванье
научился.
Горячих ключах. Работают двое, главный и помощник. Главный - я. Ты рабо-
таешь не на меня, а только под моим началом. Ну как, подучиться согла-
сен?
месяцев в прачечной, и опять будет время учиться. Он умеет и работать и
учиться в полную силу.
лампу.
выпиравшие на руках бицепсы.
прямо глаза не смотрят. Вчера вечером напился... все спустил... все как
есть. Значит, мы так с тобой будем. Платят двоим сотню, да еще жилье и
стол. Мне шло шестьдесят, помощнику сорок. Но прежний знал дело. Ты но-
вичок. Покуда тебя обучу, спервоначалу еще и твоей работы хлебну. Счи-
тай, сейчас положу тебе тридцать, а потом дойдет и до сорока. Без обма-
на. Как выучишься управляться сам, сразу получишь сорок.
ем. - Вперед сколько-нибудь не дашь - на проезд и еще всякое?
голову. - Только и есть обратный билет.
думал.
может, чего и сообразим. Мартин отказался.