тут найти одну, которую нужно? Это же просто физически невозможно - будь у нее
хоть вся спина в звездочку!
- Пять тысяч, - вдруг сказала она.
- Чего пять тысяч? - не понял я.
- Овец на Хоккайдо. В 47-м году было аж двести семьдесят тысяч, а сегодня
осталось всего пять тысяч.
- Да откуда ты это знаешь?!
- Сегодня утром, когда ты ушел, сходила в библиотеку и проверила.
Я глубоко вздохнул.
- Я смотрю, тебе все на свете известно!...
- Глупости. Того, что мне не известно, на свете гораздо больше.
- Хм-м, - сказал я, открыл-таки пиво и разлил по стаканам - полбанки ей,
полбанки себе.
- Как бы там ни было, на Хоккайдо сейчас - всего пять тысяч овец. Согласно
государственной статистике. Ну, полегчало?
- Нисколечко! - сказал я. - Пять тысяч или двести семьдесят тысяч - это все
равно ничего не меняет. Главная-то проблема - как найти ту овцу, которую нужно,
на таких просторах. Где лучше искать, с чего начинать - даже подсказки нет
никакой!...
- Как это - нет подсказки? Во-первых, есть фотография. Во-вторых - этот твой
друг, который письма прислал. Или то, или другое наверняка наведет на след!
- Ни то, ни другое нам практически ничего не дает. Пейзаж на снимке избитый,
похожих мест - тысячи; а что касается Крысы, то на последнем его письме даже
штемпеля не разобрать...
Она допила пиво. Я допил пиво.
- Ты что, не любишь овец? - спросила она.
- Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ОВЕЦ, - сказал я.
В голове опять начиналась какая-то каша.
- Но ехать я никуда не еду, и это - вопрос решенный, - сказал я. Я очень хотел,
чтобы мои слова прозвучали весомо и убедительно для меня самого. Но не
получилось.
- Кофе будешь?
- Давай, - сказал я.
Она убрала со стола пустые банки, включила чайник. Пока вода закипала, она
слушала в соседней комнате магнитофон. Джонни Риверз выдал одну за другой без
паузы "Midnight Special" и "Roll Over Beethoven"; затем - "Secret Agent Man".
Вскипел чайник - и, разливая кипяток по чашкам, она подпевала уже вслед за
"Johnny B. Goode". Я все это время читал газету. Трогательная сценка у семейного
очага. Если бы не проблема с проклятой овцой - пожалуй, я был бы счастлив.
Какое-то время - пока магнитофон, доиграв кассету, не отключился с легким
щелчком, - мы молча пили кофе и грызли тоненькие бисквиты. Я продолжал читать
газету. Прочел ее до конца - и начал сначала. Где-то свергались правительства,
умирали киноактеры, кошки показывали чудеса акробатики. Ничего из вереницы
событий в мире не имело ни малейшего отношения ко мне... Джонни Риверз все играл
свой бесконечный старенький рок-н-ролл. Когда пленка закончилась, я сложил
газету и посмотрел на подругу.
- Я и сам пока не пойму. С одной стороны - конечно: чем сидеть и ничего не
делать - лучше поехать да поискать. Чем бы эти поиски ни увенчались. Но, с
другой стороны, мне совершенно не нравится, когда кто-то приказывает мне, что
делать, запугивает меня и всячески мной помыкает!
- Ну, знаешь! В большей или меньшей степени - все люди на свете живут под
чьими-то приказами, запугиваниями и помыканиями. Может быть, вообще, искать
какие-то более высокие отношения - занятие безнадежное...
- Может быть, - сказал я после небольшой паузы.
Она чистила свои чудесные уши. Их тугие, упругие мочки то выглядывали, то вновь
исчезали под волосами.
- На Хоккайдо сейчас - просто сказка! Туристов мало, погода прекрасная, а уж
овцы-то - все до одной на пастбищах, как на ладони. Отличный сезон!
- Да, пожалуй...
- А вот если бы ты, - начала она и проглотила последний ломтик бисквита, - если
бы ты еще и меня взял с собой - то уж я бы тебе пригодилась!
- Да тебе-то что далась эта овца?!
- Но мне же тоже хочется на нее посмотреть!
- Послушай. Может случиться так, что из-за этой милой овечки мне просто-напросто
переломят хребет. И ты тоже будешь втянута в кавардак!...
- Ну и что? Твой кавардак - это и мой кавардак, - она слегка улыбнулась. - Ты
мне ужасно нравишься.
- Спасибо, - сказал я.
- И только-то?
Я сложил все газеты в кипу и отодвинул на край стола. Табачный дым понемногу
вытягивался в окно.
- Честно говоря, не нравится мне вся эта история, - помолчав, сказал я. -
Ей-богу, тут неувязка какая-то.
- В чем именно?
- Не "в чем", а "с чем", - уточнил я. - В целом, казалось бы, весь рассказ про
овцу - колоссальный бред; его просто нельзя воспринимать всерьез. Но что
поразительно - так это мелкие подробности и детали. Мало того, что все мелочи
звучат до жути отчетливо и достоверно - так они еще и логически согласуются друг
с другом!
Ни слова не отвечая, она забавлялась с резинкой для волос, перекатывая ее
туда-сюда по столу.
- И потом - допустим даже, найду я эту овцу; и что дальше? Ведь если она и
впрямь такая особенная, как говорит этот тип - я же из проблем до конца жизни не
выберусь!
- Но твой друг уже и так в этих проблемах по самые уши, разве нет? Иначе с чего
бы он стал специально посылать тебе фотографию?
С этим я уже спорить не мог. Я выкладывал перед ней козыри - она била их один за
другим. Словно видела все мои карты насквозь.
- М-да... Похоже, и правда придется ехать, - сказал я обреченно.
Она улыбнулась:
- Я уверена, так будет лучше и для тебя самого. И овцу ты найдешь, и вообще все
будет прекрасно!
Она дочистила уши, завернула тампоны в бумажную салфетку и выкинула в мусор.
Затем взяла резинку и, подобрав назад волосы, открыла уши. Мне вдруг почудилось,
будто всю квартиру резко проветрили.
- Пойдем-ка в постель, - сказала она.
6. ПИКНИК В ВОСКРЕСНЫЙ ПОЛДЕНЬ
Я открыл глаза - было девять утра. В постели рядом со мной ее не было. Видно,
выскочила поесть - да так и ушла к себе. Записки не оставила. Только в ванной
сохли ее трусики и носовой платок.
Я достал из холодильника апельсиновый сок и выпил. Поджарил в тостере хлеб,
которому исполнилось трое суток. По вкусу он напоминал штукатурку. Из окна кухни
виднелись цветущие олеандры в садике напротив. Кто-то вдалеке упражнялся на
пианино. Звук такой, как если бежать вниз по подымающемуся эскалатору. Три
толстых голубя, усевшись на телеграфный столб, оглашали окрестности
бессмысленным воркованием. Хотя - кто знает? - возиожно, они и вкладывали в свое
воркованье какой-то смысл: например, у них болели мозоли на лапках, и от этого
они ворковали. С точки зрения голубей, может быть, это я выглядел самым
бессмысленным объектом в округе.
Я пропихнул в горло два поджаренных тоста. Голуби сгинули, и в окне остались
только телеграфный столб с олеандрами.
Итак, утро. На развороте воскресной газеты - цветная фотография лошади,
перемахивающей через живую изгородь. Над мордой лошади - болезненного цвета
физиономия наездника в черном кепи; ненавидящим взглядом он упирается в текст на
соседней странице. Соседнюю же страницу занимало обширное руководство по уходу
за орхидеями. У орхидей - сотни видов, и у каждого есть своя собственная
история. Особы королевских кровей в таких-то странах слагали головы ради
орхидей. Орхидеи, говорилось в статье, с давних пор окружала аура фатализма.
Точно так же, мол, у каждой вещи вокруг нас - своя философия и своя судьба...
Странное дело - с момента, когда я решил-таки ехать искать овцу, настроение
становилось все лучше и лучше. Жизненная энергия растекалась по всему телу и
пульсировала в кончиках пальцев. Пожалуй, впервые с тех пор, как мне испонилось
двадцать, я испытывал такое особое чувство. Я сложил в мойку посуду, накормил
кошку завтраком, подошел к телефону и набрал номер типа в черном. После шестого
гудка тот, наконец, взял трубку.
- Надеюсь, не разбудил, - сказал я.
- Не беспокойся. Я всегда встаю очень рано, - ответил он. - В чем дело?
- Вы какие газеты получаете?
- Все центральные плюс восемь местных изданий. Местные, впрочем, приносят только
под вечер...
- И вы их все читаете, так?
- Это - часть моей работы, - терпеливо произнес он. - Дальше!
- А воскресные приложения вы тоже читаете?
- Разумеется, и воскресные тоже, - подтвердил он.
- В сегодняшнем приложении видели фотографию лошади?
- Фотографию лошади видел.
- Вам не показалось, что лошадь и наездник думают о совершенно разных вещах?
Тяжелая тишина выплеснулась из трубки и медленно растеклась по квартире. Ни
шороха, ни малейшего вздоха. Абсолютная тишина, от которой болело в ушах.
- И поэтому ты сюда звонишь? - спросил он.
- Да нет! Это я так - разговор начать. Чтобы легче было дальше общаться...
- У нас и без этого есть о чем пообщаться. Об Овце, например, - он закашлялся. -
Прошу простить, но, в отличие от некоторых, у меня не так много свободного
времени. Я хотел бы, чтобы ты говорил как можно короче и только по делу.
- Все дело как раз в этом и заключается! - выпалил я. - В общем, завтра я еду
искать эту вашу овцу. Я тут, знаете, много всего передумал - но, в конце концов,
решил: будь по-вашему. Однако действовать я буду так, как САМ ЗАХОЧУ. И говорить
буду о том, о чем МНЕ ЗАХОЧЕТСЯ. По крайней мере, права болтать, о чем хочется,