Чтение 26–й страницы книги ~Тени в раю~

ни малейших признаков любопытства. В красноватом вечернем свете ее черные
волосы казались выкрашенными хной.

- Я немного опоздала, - проговорила она томным голосом. - Но это ничего,
правда? Ага, гуляш на столе. Вы, надеюсь, прихватили с собой кусочек пирога
с вишнями?

- С вишнями, с творогом и с яблоками, - уточнил Кан. - Сегодня перед
обедом получен пакет из неистощимой кухни Фрислендера. [127]

- Тут даже водка есть, - заметила Наташа.

- Настоящий день сюрпризов.

Гуляш был действительно вкуснее, чем накануне. Еще и потому, что мы ели
его под звуки органа. Кан включил приемник, чтобы не дай Бог не пропустить
соревнований по боксу. Пришлось прослушать и предшествующую репортажу
программу. Как ни странно, но Иоганн-Себастьян Бах неплохо сочетался с
гуляшом по-сегедски, хотя мне казалось, что здесь более уместен был бы Франц
Лист. Впрочем, обычный гуляш в сочетании с Бахом был бы невозможен. Снаружи,
у витрины, собралось несколько прохожих: им хотелось послушать репортаж о
соревнованиях по боксу, а пока они рассматривали нас. Нам они казались
рыбками в аквариуме, так же, наверное, как и мы им.

Неожиданно раздался энергичный стук в дверь. Мы с Каном подумали, что это
полиция, но это был официант из ресторана напротив, который принес четыре
двойных порции спиртного.

- Кто это прислал? - спросил Кан.

- Господин с лысиной. Он, наверное, увидел через стекло, что вы пьете
водку и что бутылка почти пуста.

- Где он?

Официант пожал плечами.

- Тут четыре порции водки. Они оплачены. Стаканы я заберу после.

- Тогда принесите еще четыре.

- Хорошо.

Мы подняли стаканы за незнакомых людей на улице. В рассеянном свете
реклам я насчитал по крайней мере пять лысин. Нашего благодетеля узнать было
невозможно. Поэтому мы поступили так, как редко доводится поступать: мы
подняли стаканы за безымянное Человечество. В ответ Человечество начало
барабанить пальцами по стеклу. Орган стих. Кан прибавил громкости и стал
раздавать куски пирога. Он извинился, что не сварил кофе: для этого надо
было сбегать наверх и найти там банку с кофе. А первый раунд уже начался.

Когда соревнования закончились, Наташа Петрова потянулась за стаканом с
водкой. Кан казался утомлен[128] ным - он был слишком страстным болельщиком.
Кармен мирно и безмятежно спала.

- Что я вам говорил, - заметил Кан.

- Пусть спит, - прошептала Наташа. - Нам уже пора идти. Большое спасибо
за все. Доброй ночи. Мы вышли на улицу.

- Ему наверняка хочется остаться с ней наедине.

- Не совсем в этом уверен.

- Почему? Она очень красива. - Наташа рассмеялась. - Красива до
неприличия. Так красива, что у других может возникнуть комплекс
неполноценности.

- Вы поэтому ушли?

- Нет. Я поэтому осталась. Мне симпатичны красивые люди. Впрочем, иногда
они настраивают меня на грустный лад.

- Почему?

- Потому что красота проходит. Старость не многим к лицу. Для этого,
очевидно, нужно нечто большее, чем просто красота.

Мы шли по улице. Уснувшие витрины были полны дешевых украшений. Несколько
гастрономических магазинов еще были открыты.

- Странно, - заговорил я. - Я никогда не задумывался над тем, что будет,
когда мы состаримся. Возможно, меня так захватила проблема "лишь бы выжить",
что я ни о чем другом и не думал.

Наташа рассмеялась.

- А я ни о чем другом не думаю.

- Наверное, и меня это ждет. Меликов утверждает, что этого не минуешь.

- Меликов всегда был старым.

- Всегда?

- Всегда слишком старым для женщин. Только старость ли это?

- Да. Если смотреть на вещи просто.

- Наверное, вы правы. А все прочее лишь отказ от радостей жизни под
разными красивыми именами. Согласны?

- Возможно. Не знаю. Я не могу еще в этом разобраться. [129]

Наташа окинула меня быстрым взглядом

- Браво, - сказала она с улыбкой и взяла меня за

РУКУ.

Я показал налево.

- Вон обувной магазин. Еще освещенный. Посмотрим?

- Обязательно.

Мы подошли ближе.

- Какой большой город! - воскликнула она. - Без конца и края. Вам
нравится Нью-Йорк?

- Очень.

- Почему?

- Потому что меня отсюда не гонят. Просто, не так ли?

Она глядела на меня, о чем-то размышляя.

- И вам этого довольно?

- Довольно для маленького счастья. Счастья примитивного человека, у
которого есть жилье и еда.

- И этого достаточно? - повторила она.

- Для начала - да. Приключения уж очень надоедают, если входят в
привычку.

Наташа рассмеялась.

- Счастье в укромном уголке, да? Все это вы придумали. Не верю ни единому
вашему слову.

- Я тоже. Но иногда я успокаиваю себя такими сентенциями.

Она опять рассмеялась.

- Чтобы не впасть в отчаяние, не так ли? Ох, как мне все это знакомо!

- Куда теперь пойдем? - спросил я.

- Большая проблема большого города. Все заведения скоро надоедают.

- Как насчет ресторана "Эль Марокко"?

Она нежно пожала мне руку,

- Сегодня у вас в голове одни рестораны для миллионеров, будто вы богатый
владелец обувной фабрики.

- Надо же мне продемонстрировать новый костюм.

- А не меня?

- Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос. Мы прошли в малый зал "Эль
Марокко", а не в просторный с потолком в звездах и с полосатыми, как [130]
зебры, диванами. В малом зале Карл Инвальд исполнял венские песни.

- Что вы будете пить? - спросил я.

- "Русскую тройку".

- Что это такое?

- "Русская тройка"? Водка, имбирное пиво и лимонный сок. Очень освежает.

- Я тоже попробую.

Наташа забралась с ногами на диван, оставив туфли на полу.

- В отличие от американцев я не так уж обожаю спорт, - сказала она. - Не
умею ездить верхом, плавать или играть в теннис. Я из тех, кто любит
валяться на диване и болтать.

- Что вы еще можете о себе рассказать?

- Я сентиментальна, романтична и невыносима. Обожаю дешевую романтику. И
чем дешевле, тем лучше. Ну, как "Русская тройка"?

- Великолепно.

- А венские песни?

- Тоже чудесны.

- Хорошо. - Она уютно устроилась в углу дивана. - Иногда просто
необходимо, чтоб тебя захлестнула волна сентиментальности и ты забыл о
всякой осмотрительности и хорошем вкусе. Потом можно отряхнуться и вдоволь
посмеяться над собой. Так и поступим.

- Я уже встал.

В Наташе было что-то кошачье-веселое и вместе с тем печальное. И личико у
нее было маленькое, с серыми глазами под густой копной волос.

- Давайте сразу и начнем, - сказала она. - У меня несчастная любовь, я во
всем разочарована, одинока, нуждаюсь в утешении, ни о чем не хочу больше
слышать и не знаю, для чего живу. Хватит для начала. - Она сделала большой
глоток и выжидающе посмотрела на меня.

- Нет, - возразил я. - Все это лишь детали.

- И то, что я не знаю, для чего живу?

- А кто это знает? Если же кто-то и знает, то это лишь усложняет жизнь.
[131]

Она внимательно посмотрела на меня.

- Вы серьезно?

- Разумеется, нет. Мы несем чепуху. Вы же этого хотели?

- Не совсем. Только отчасти.

К столу подошел пианист и поздоровался с Наташей.

- Карл, - сказала она, - сыграйте, пожалуйста, арию из "Графа
Люксембурга".

- С превеликим удовольствием.

Карл начал играть. Он очень хорошо пел и был великолепным пианистом.

Кто 6 мог счастью назвать точный срок