вдруг затягивает срывающимся голосом "Германия, Германия превыше всего".
Это, видимо, программой не предусмотрено: оркестр молчит, и только несколько
голосов подтягивают. Волькенштейн багровеет и в бешенстве оборачивается. В
оркестре начинают подыгрывать труба и английский рожок. Они заглушают
Волькенштейна, который теперь одобрительно кивает. Потом вступают остальные
инструменты, и в конце концов присоединяется добрая половина присутствующих;
однако Волькенштейи начал слишком высоко, и получается скорее какой-то визг.
К счастью, запели и дамы. Хотя они стоят позади, но все же спасают положение
и победоносно доводят песню до конца. Не знаю почему, мне вспоминается Рене
де ла Тур - она бы одна заменила их всех.
денег пока не получили. Из-за длиннейшей патриотической речи Волькенштейна
мы пропустили полуденный курс доллара, - вероятно, фирма потерпит
значительный убыток. Жарко, и чужая визитка жмет в груди. а небе стоят
толстые белые облака, на столе стоят толстые стаканчики с водкой и высокие
стаканы с пивом. Умы разгорячены, лица лоснятся от пота. Поминальная трапеза
была жирна и обильна. А вечером в пивной "Нидерзексишергоф" состоится
большой патриотический бал. Всюду гирлянды бумажных цветов, флаги,
разумеется, черно-бело-красные, и венки из еловых веток. Только в крайнем
деревенском доме из чердачного окна свешивается черно-красно-золотой флаг.
Это флаг германской республики. А черно-бело-красные - это флаги бывшей
кайзеровской империи. Они запрещены; но Волькенштейн заявил, что покойники
пали иод слав ными старыми знаменами былой Германии и тот, кто поднимет
черно-красно-золотой флаг, - изменник. Поэтому столяр Бесте, который там
живет, - изменник. Правда, на войне ему прострелили легкое, но он все-таки
изменник. В нашем возлюбленном отечестве людей очень легко объявляют
изменниками. Только такие вот волькенштейны никогда ими не бывают. Они -
закон. Они сами определяют, кто изменник.
Им нужно работать на полях. Духовные пастыри давно отбыли. Железная гвардия,
как ее назвал Волькенштейн, остается. Она - гвардия - состоит из более
молодых людей. Волькенштейн, который презирает республику, но пенсию,
дарованную ею, прием-лет и употребляет ее, чтобы натравливать людей на
правительство, произносит еще одну речь и начинает ее словом "камрады". Я
нахожу, что это уже слишком. "Камрадами" нас никакой Волькенштейн не
называл, когда мы еще служили в армии. Мы были тогда просто "пехтура",
"свиньи собачьи", "идиоты", а когда приходилось туго, то и "люди". Только
один раз, вечером, перед атакой, живодер Гелле, бывший лесничий, а ныне
обер-лейтенант, назвал нас "камрады". Он боялся, как бы на следующее утро
кто-нибудь не выстрелил ему в затылок.
уклоняется от оплаты. Собственно говоря, мы этого ждали. К счастью, Генриха
Кроля нет с нами; он остался подле Волькенштейна и с восхищением его
слушает. Курт Бах ушел в поле с ядреной деревенской красавицей, чтобы
наслаждаться природой. Георг и я стоим перед старостой Деббелингом, которому
поддакивает его письмоводитель, горбун Вестгауз.
нам сигары. - Тогда мы все подсчитаем и заплатим вам сполна.
Деббелинг.
думает о презренных ассигнациях. Деббелинг предпочел бы, чтобы ни один из
нас не явился - ну, в крайнем случае Генрих Кроль, с этим легко было бы
справиться.
Георг.
вам везде так быстро платили...
который с восхищением смотрит на него.
продолжаем требовать денег. Так не поступают.
выглядываю в окно. Там, словно картина в раме, передо мной пейзаж, озаренный
вечерним светом, - ворота, дуб, а за ними - беспредельно мирные поля, то
нежно-зеленые, то золотистые. И зачем мы все здесь грыземся друг с другом?
Разве это не сама жизнь - золотая, зеленая и тихая в равномерном дыхании
времен года? А во что мы превратили ее?
настаивать. Вы же знаете, что на той неделе деньги будут гораздо дешевле. Мы
и так уж потеряли на вашем заказе. Все это тянулось на три недели дольше,
чем мы предполагали.
собой памятник?
Мы легко можем унести орлов, если это окажется необходимым, даже льва. Наши
рабочие будут здесь через два часа.
памятник, который уже освящен? В Вюстрингене несколько тысяч жителей.
горячие патриоты.
продать здесь хоть один памятник.
ловушку. Сделать ничего нельзя.
случилось!
зачем он людей раздражает? Сейчас идем. Все надо делать спокойно.
- я лицо официальное и должен расследовать дело. Наши расчеты придется
отложить.
Мы вместе с ним выходим на улицу. Он не слишком торопится. И мы знаем,
почему. Когда он явится, все уже успеют позабыть, кто именно избил Бесте.
Известная история.
республики. Собравшаяся перед домом кучка людей переминается с ноги на ногу.
Из железной гвардии нет никого.
дома с записной книжкой в руках.
впечатление, что его сбросили с лестницы.
Контровский Владимир
Афанасьев Роман
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Мороз Александра
Шилова Юлия