- из Абруцци, что так далеко на север никогда не заезжал, в Риме никогда
не был.
- - тот ведь тоже из Абруцци.
Да, он знает, что великий человек - родом из его провинции. Это его
обрадовало. Он был благодарен Д'Аннунцио. Теперь у них нашлось что-то
общее, но, к своему смятению, он понял, что ничего больше на эту тему
сказать не может. Целую минуту Вдова наблюдала за ним безо всякого
выражения во взгляде синих глаз, которые она не сводила с его губ. В
смущении он ворочал головой, елозил взглядом по тяжелым балкам потолка,
занавесям с оборками, по безделушкам, расставленным везде в тщательном
изобилии.
облегчила разговор. Ему нравится класть кирпич? Есть ли у него семья? Трое
детей? Чудно.
ли они живут в Роклине?
нее свою муку о погоде. Чуть ли не поскуливая, он жаловался на застой в
делах, на свою яростную ненависть к холодным бессолнечным дням. Пока,
испуганная этим его горьким потоком, она не взглянула на часы и не
сказала, чтобы он приходил завтра с утра и начинал чинить камин. Уже в
дверях, сжимая шапку в руке, он стоял и ждал ее прощальных слов.
- Ухмыльнувшись, подмышки и шея омыты потопом нервного пота, он напялил
на голову шапку, в смущении не зная, что и ответить.
день, заказав огнеупорный кирпич на складе, он снова отправился в коттедж
Вдовы чинить камин. Расстелив на ковре брезент, он замешал в ведерке
раствор, вырвал из дымохода разболтавшиеся кирпичи и заложил дыру новыми.
Решив, что работа должна длиться полный день, он извлек из дымохода все
кирпичи. Закончить он мог бы и через час, можно было всего два-три
вытащить, но к полудню работа была сделана лишь наполовину. Затем
появилась Вдова, вышла тихонько откуда-то из душистых комнат. И вновь в
горле у него затрепетало. И снова он мог лишь улыбаться ей.
пятнало поверхности кирпичей, которые он клал. Даже брезент оставался
чистым, а старые кирпичи сложены ровной стопкой на одном его краю. Она это
заметила, и ему понравилось. Никакая страсть не охватила его, когда она
нагнулась проверить новую кладку в камине, а ее лоснящийся подтянутый зад
так круглился, когда она присела на корточки. Нет, Мария, даже ее высокие
каблуки, ее тонкая блузка, аромат ее духов в темных волосах не подвигли
его даже на случайную мысль о неверности. Как и прежде, он наблюдал за нею
в изумлении и любопытстве: за этой женщиной с сотней, может даже двумя
сотнями тысяч долларов в банке.
этом услышать, как она настояла, чтобы он остался здесь как ее гость.
Глаза его не могли выдержать холодной синевы ее взгляда. Он склонил
голову, пошаркал по брезенту большим пальцем одной ноги и униженно
запросил прощения. Пообедать со Вдовой Хильдегард? Сидеть с нею за одним
столом и класть пищу в рот, когда эта женщина сидит напротив? Он едва мог
выдохнуть слова отказа.
Прошу вас, не надо. Спасибо.
измазанные раствором руки и спросил, нельзя ли их где-нибудь помыть, и она
провела его сквозь белую, без единого пятнышка залу в ванную. Ванная
комната походила на шкатулку из-под драгоценностей: сверкающие желтые
плитки, желтая раковина, лавандового цвета шторы из плотной кисеи на
высоком узком окне, ваза с сиреневыми цветами на зеркальном туалетном
столике, пузырьки духов с желтыми ручками, желтый набор щеток и расчесок.
Он быстро повернулся и едва не выскочил прочь. Если б она встала перед ним
обнаженной, его бы это не потрясло больше.
кухонную раковину - как дома. Но ее естественность убедила его, и он
вошел, со страхом, чуть ли не на цыпочках, и встал перед раковиной в
мучительной нерешительности.
мыле не могло быть и речи: он, как мог, постарался обойтись одной водой.
Закончив, вытер руки подолом рубашки, проигнорировав мягкие зеленые
полотенца, свисавшие со стены. Все эти переживания вселили в него боязнь
того, что может произойти за обедом. Прежде, чем выйти из ванной, он
опустился на колени и рукавом промакнул водяные брызги с пола.
розовой салфеткой, разостланной на коленях, он ел и недоумевал,
подозревая, не шутка ли это, не смеется ли над ним Вдова. Но она тоже это
ела, да еще с таким вкусом, что его можно было положить на язык. Если б
такую еду ему подала Мария, он бы выбросил ее в окно. Затем вдова внесла
чай в чашечке из тонкого фарфора. На блюдце лежали две белые печенюшки, не
крупнее ногтей его больших пальцев. Чай с печеньем. Diavolo! Для него чай
всегда был признаком женственности и слабости, а сладкое он не любил.
Вдова же, мусоля печенюшку в пальцах, грациозно улыбалась, когда он
закидывал печенье себе в рот, словно глотая неприятные пилюли.
опустошил чашку и откинулся на спинку стула, покачивая его на двух задних
ножках. В животе у него мяукало и урчало в знак протеста против таких
странных посетителей. За обедом они не разговаривали: ни единым словом не
обменялись. Он осознал, что говорить им особо и не о чем. Она то и дело
улыбалась, иногда поглядывая на него поверх чашки. Он смущался и грустил:
жизнь богачей, решил он, - не для него.
спросила, не хочет ли он чего-нибудь еще. Он уже хотел было ответить: "А
что еще у вас есть?"
откинулся на спинку стула, цыкая зубами и думая о сигаре.
Из кармана рубашки он вытащил окурок крученой сигары Тосканелли, откусил
кончик, плевком послал его на пол, чиркнул спичкой и выпустил клуб дыма.
Она убедила его посидеть за столом еще немного, спокойно и удобно, пока
сама собирала тарелки, а сигаретка торчала из уголка ее рта. Сигара
расслабила его. Скрестив на груди руки, он наблюдал за нею уже
откровеннее, изучая гладкие бедра, мягкие белые руки. Даже тогда мысли его
были чисты, никакая заблудшая чувственность не омрачала ум. Она - богатая
женщина, а он - подле нее, сидит у нее на кухне; он был благодарен за эту
близость: только за нее и ни за что больше, как Бог свят.
Собирая инструменты, он ждал, когда она снова войдет в комнату. Весь день
он слышал ее в другой части дома. Он прождал так некоторое время, громко
прочищая горло, роняя мастерок, распевая песенку со словами: "Все
закончено, о все сделано, все закончено, все закончено." Шум, наконец,
привел ее в комнату. Она вошла с книгой в руке, в очках для чтения. Он
рассчитывал, что ему заплатят сразу же. Его удивило, когда вместо этого
она пригласила его присесть на минуточку. Она даже не взглянула на
законченную работу.
довольна.
слезу не выжали.
белесовато-голубых глаз. Их явная оценка заставила его перевести взор на
камин.
будто она грезила о чем-то другом. Он подошел к камину и примерился
взглядом к каминной доске, как будто проверял угол наклона, сложив губы в
таким видом, точно погружен в математические расчеты. Проделав это столько
времени, чтобы занятие не показалось бессмысленным, он вернулся к
глубокому креслу и снова уселся.
заговорить, но что тут можно сказать?
В городе у нее другой дом, на Виндзор-стрит. И там тоже камин не работает.
Не смог бы он прийти туда завтра и посмотреть? Она встала, перешла через
комнату к письменному столу у окна и записала адрес. Спиной к нему,
изогнувшись в талии, круглые бедра чувственно цветут - и пускай Мария
сами глаза его вырвет и плюнет в пустые глазницы, он мог поклясться, что
никакое зло не омрачило его взора, никакая похоть не таилась в его сердце.
друга с подвывом не давал ему уснуть, он понимал, что у бессонницы Свево
Бандини есть еще одна причина: ожидание завтрашнего дня. Он лежал и
довольно хмыкал в темноте. Mannaggiа, он далеко не дурак; он достаточно
умный, чтобы понять: на Вдове Хильдегард он оставил зарубку. Может, она
его и жалеет, может, она дала ему эту новую работу только потому, что
почувствовала, что работа ему нужна, но как бы там ни было, в его
способностях никто не сомневался; она назвала его превосходным мастером и
Корнев Павел
Круз Андрей
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Андреев Николай
Шилова Юлия