Это "о да" сказало Стару, что нет, не любит, - что ждет убеждающих
слов, - что не поздно еще убедить. Он обнял ее, поцеловал медленно в губы,
прижал к себе надолго. По телу разлилось тепло.
- Не сегодня, - прошептала она.
- Хорошо.
Проехали по мосту самоубийц, высоко обтянутому по бокам новой
проволокой.
- Я знаю, что такое отчаяние, - сказала она. - Но как все же неумно.
Англичане - те себя не убивают, когда не могут достичь, чего хотят.
Развернулись в подъездной аллее у гостиницы и покатили назад. Луна
зашла, сумрак сгустился. Волна желания схлынула, и оба молчали. После
разговора о королях, по прихотливой ассоциации, в памяти Стара мелькнули
кадры детства: Главная улица в городе Эри - унизанный огнями Белый Путь;
омары в окне ресторана, зеленые водоросли, ярко подсвеченный грот с
ракушками. А дальше, за красной портьерой, жутко-влекущая грустная тайна
людей и скрипок. Ему тогда было пятнадцать, вскоре затем он уехал в
Нью-Йорк. Кэтлин напомнила ему эту витрину с озерной рыбой и омарами во
льду. Кэтлин - витринная Чудо-Кукла. Минна - куклой не была никогда.
Они взглянули друг на друга, и глаза ее спросили: "Выходить мне за
Американца?" Он не ответил. Помедлив, он предложил:
- Съездим куда-нибудь на уикенд. Она подумала.
- То есть завтра? Он учтиво подтвердил.
- Ну, вот завтра я и скажу, поеду ли.
- Скажи сейчас. А то, чего доброго...
- Обнаружится письмо в машине? - закончила она со смехом. - Нет,
письма не будет. Тебе известно теперь почти все.
- Почти...
- Да - почти. Осталась мелочь всякая. Надо будет узнать, что за
"мелочь". Она завтра расскажет. Вряд ли она (хотелось ему думать) успела
переменить многих; ведь влюбленность надолго приковала ее к королю. Три
года в высшей степени странного положения: одной ногой во дворце, другой -
на задворках. "Нужно было много смеяться. Я научилась много смеяться".
- Он мог бы и жениться на тебе - женился же Эдуард Восьмой на миссис
Симпсон, - упрекнул короля Стар.
- Но он был женат. И он не был романтиком. - Она замолчала, как бы
спохватясь.
- А я романтик?
- Да, - сказала она с неохотой, точно приоткрывая карты. - В тебе есть
и романтик. В тебе три или четыре разных человека, но каждый из них -
нараспашку. Как все американцы.
- Ты не чересчур уж слепо доверяйся американцам, - сказал он с
улыбкой. - Пусть они и нараспашку, но зато способны очень быстро меняться.
- Разве? - встревожилась она.
- Очень быстро и резко - и безвозвратно.
- Ты меня пугаешь. Американцы мне всегда казались незыблемо надежными.
У нее вдруг сделался такой сиротливый вид, что он взял ее за руку.
- Куда же мы завтра поедем? В горы, пожалуй, - сказал он. - У меня
завтра куча дел, но я их все отставлю. В четыре сможем выехать в под вечер
будем на месте.
- Я не знаю. Я растерялась как-то. Приехала девушка в Калифорнию
начать новую жизнь, а получается не совсем то.
Он мог бы сказать ей сейчас: "Нет, это именно новая жизнь", - ведь он
знал, что так оно и есть, знал, что не может расстаться с ней теперь; но
что-то еще в нем твердило: "Решай как зрелый человек, а не романтик.
Повремени до завтра". А она все смотрела на Стара, скользила взглядом по
его лицу - со лба на подбородок, и снова вверх, и снова вниз, - странно,
небыстро, знакомо поводя головой.
... Это твой шанс. Не упусти его. Стар. Это - твоя Женщина. Она спасет
тебя, растормошит, вернет к жизни. Она потребует забот, и у тебя найдутся,
возродятся силы. Но не медли, скажи ей, не упускай ее из рук. Ни она, ни
ты не знаете, - но далекий, на том краю ночи. Американец изменил свои
планы. И в эту минуту поезд мчит его через Альбукерке без опозданья и
задержки. Машинист ведет состав точно по графику. Утром Американец будет
здесь.
... Шофер повел машину наверх, к домику Кэтлин. Холм и в темноте
излучал тепло - все, чего коснулась Кэтлин, становилось для Стара
волшебным: этот лимузин, дом на взморье, расстояния, уже покрытые вдвоем с
ней по дорогам широко раскинувшегося Лос-Анджелеса. Холм, на котором они
поднимались сейчас, излучал светлый и ровный звук - обдавал душу восторгом.
Прощаясь, Стар опять почувствовал, что немыслимо расстаться с ней,
пусть даже только на несколько часов. Он был всего на десять лет старше
ее, но обуявшая его любовь была сродни любви пожилого к юной. Точно часы
стучали и достукивали сроки в унисон с сердцем - глубинная, отчаянная
потребность толкала Стара, вопреки всей логике его жизни, пройти с крыльца
в дом и сказать: "Я к тебе навсегда".
А Кэтлин ждала, колеблясь сама, - розово-серебряный иней готов был
растаять, дохни лишь весна. Как европейке, Кэтлин было свойственно
почтение к сильным мира сего, но было в ней и ярое чувство собственного
достоинства, приказывавшее: "Ни шагу дальше первая". Она не питала иллюзий
насчет высших соображений, движущих королями.
- Завтра едем в горы, - сказал Стар. (Его решение может отразиться на
тысячах людей; нужно разумно взвесить...) Так внезапно притупилось чутье
Стара, которым он руководствовался двадцать лет.
Все субботнее утро он был очень занят. Когда в два часа дня он, поев,
вернулся в кабинет, его ждал ворох телеграмм: съемочное судно затерялось в
Арктике; попала в скандал кинозвезда; писатель предъявил иск на миллион
долларов; евреи в Германии гибнут замученные. Последней метнулась в глаза
телеграмма: "Сегодня утром вышла замуж. Прощайте"; и сбоку наклейка:
"Пользуйтесь услугами Уэстерн Юнион Телеграм".
Глава VI
Ничего обо всем этом я не знала. Я ездила в Лек-Луиз, а вернувшись, не
заглядывала уже на студию. Наверно, я так и уехала бы в середине августа
на Восток, если бы однажды Стар не позвонил мне домой.
- У меня просьба, Сесилия, - устройте мне встречу с членом
коммунистической партии.
- С кем именно? - спросила я, порядком удивленная.
- Все равно с кем.
- А у вас их разве мало на студиях?
- Я имею в виду не рядового, а организатора - из Нью-Йорка.
Год назад я увлекалась политикой и могла бы, наверно, в то лето
устроить встречу с самим Гарри Бриджесом. Но каникулы кончились, а потом
мой парень погиб в автомобильной катастрофе, и все мои контакты
оборвались. Я, правда, слышала, что сейчас в Голливуде находится кто-то из
журнала "Нью мэссис".
- Гарантируете неприкосновенность? - спросила я в шутку.
- Гарантирую, - ответил Стар серьезно. - Полную. Дайте такого, у кого
язык хорошо подвешен. Пусть какую-нибудь свою книгу захватит.
Стар говорил так, точно речь шла о встрече с приверженцем культа "Я
есмь".
- - Вам блондинку или брюнетку?
- Нет-нет, мужчину мне давайте, - поспешно сказал Стар.
От его звонка я воспрянула духом. После того как я сунулась в кабинет
к отцу, все на свете казалось мне барахтаньем в жидких помоях. Но голос
Стара все менял - менялся мой угол зрения, даже воздух другим становился.
- Вы, пожалуй, отцу о нем не говорите. Пусть фигурирует у нас под
видом болгарского музыканта, что ли, - сказал напоследок Стар.
- Да они теперь одеваются, как все, - сказала я. Устроить встречу
оказалось труднее, чем я думала, - переговоры Стара с Гильдией
сценаристов, длившиеся год с лишним, почти зашли уже в тупик. Возможно,
те, к кому я обращалась, опасались подкупа; меня спрашивали, что,
собственно. Стар "выдвигает". Стар потом рассказал мне, как он готовился к
встрече: прокрутил русские революционные ленты, которые хранились в его
домашней фильмотеке. Извлечены были также "Доктор Калигари" и "Андалузский
пес" Сальватора Дали - Стар полагал, видимо, что они имеют отношение к
делу. Его еще в двадцатых годах поразили русские фильмы, и, по совету
Уайли Уайта, он велел тогда сценарному отделу составить двухстраничный
конспект "Коммунистического манифеста".
Но мозг его остался глух; Стар был рационалист по взглядам, причем
доходил до всего без опоры на книги, - и он только-только выкарабкался из
тысячелетних древностей еврейства в конец восемнадцатого века. Крах его
убеждений был бы ему невыносим - Стар хранил свойственную
самоучкам-парвеню пылкую верность вымечтанному прошлому.
Встреча состоялась в комнате, которую я называла "интерьерной", - ее и
еще пять комнат отделал и обставил художник по интерьеру, приезжавший к
нам от Слоуна, и термин запомнился мне с той давней уже поры. Комната была
донельзя интерьерная: ангорской шерсти ковер наинежнейшего
рассветно-серого оттенка - нога не поднималась на него ступить; и
серебристые панели, и обтянутые кожей столы, и картины кремовых тонов, и
хрупкие изящные вещицы казались все такими легкозагрязнимыми, что мы
дыхание сдерживали, входя; но, бывало, когда окна раскрыты и гардины
капризно шелестят под ветром, станешь в дверях и любуешься. Комната эта
была прямой потомок старой американской гостиной, куда пускали только по
воскресеньям. Но для встречи она как раз подходила, и я надеялась этим
способом ее освоить, убавить ей лоска и придать характера.
Стар прибыл первым. Он был бледен, нервничал, но голос оставался, как
всегда, негромким и приветливым. У Стара была открытая мужская повадка -
Доставалов Александр
Свержин Владимир
Василенко Иван
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Земляной Андрей