шел в моленную.
хался: да, не порох - ладан, и горящие свечи - не разбойничьи костры, и
свой знакомый старый Бог, свой, кержацкий. И ему захотелось молитвы,
слез: вот так упасть на колени и плакать, плакать и каяться в грехах,
молиться о своей собственной судьбе, плакать и просить Бога о своем лич-
ном счастье: дай Боже, усладу дням подлого раба твоего, Стефана". Сердце
стонало от боли и душа вся избита, обморожена. Народ поет стихиры, ста-
рец возглашает и кадит, звякает кадильница, и Зыкову мерещится, что это
панихида, что он, Зыков, лежит в гробу, в гроб заколачивают гвозди, на-
род с возженными свечами отдает последнее рыдание, еще маленько, и мерт-
вец будет опущен в землю. А-ах...
гвалт, черный конь мчит Зыкова сквозь пули, огонь, вой вихря и - стоп! -
отлетела голова. Наперсток гекнул, гекнула вся площадь - "гек" - и отле-
тела голова. А конь мчит дальше, черный как чорт, с горящими глазами,
как у чорта - стоп! - тот самый дом, любезный Танин дом, и Танин голос
рыдает надгробно вместе с другими голосами. Гроб. Он, Зыков, лежит
скрестив на груди руки.
голос старца. Зыков вздохнул всей грудью и перекрестился.
затеял разговор, наблюдая, как относятся к нему одноверцы. Ему обносило
голову, и зябучая дрожь прокатывалась по спине.
встряхнул льняными волосами и сел в ногах у Зыкова, прямо на землю. Лицо
у него рябое, с толстыми побуревшими щеками, глаза блеклые, безбровые.
лось у него внутри.
пожалуйста: за кого ты воюешь, за старую веру, что ли?
я, пчелку Божию уважаю, ах, благодатный зверек Христов... Ну, разорили
меня всего эти самые белые, пасеку разбили, ста полтора ульев... А у ме-
ня возле вашего городишки братейник, тоже пасечник... Я к нему. Как гля-
нул в городке, чье дело? Зыкова. Одобрил, потому церкви никонианцев жег-
чи надо и духовным огнем и вещественным... Так-то вот. - Он помолчал,
снял черную шляпу, повертел ее на пальце, опять надел. - А ведь крас-
ные-то, большевики-то, Бога совсем не признают. Ни русского, ни татарс-
кого Аллу, ни жидовского. Во, брат...
евреев, с бородищей, сказывают, но все-ж-таки в немецком спинжаке. Во,
брат...
свою старую умру.
рубил:
в прорубь, то в царской одежде, в золотом венце об'являет, что он медве-
жачий царь, и берет себе в жены молодую киргизку, дочь луны, но из бани
ползет змея и холодным липким кольцом обвивает его шею. Он стонет, отк-
рывает глаза и просит пить.
оки-моки... Да и какой он, к матери, кержак... Перевертень... Так, сда-
ется - подосланец.
дом возьмут, в горах недолго...
лись в ней, шумя. Сердце все так же неотвязно ныло. Образ Тани вонзился
в него, как в медвежью лапу заноза: досадно, больно, тяжко жить. А тут
еще этот чорт, рябой.
падали трельные переливы висящих над полями жаворонков. Дорога кой-где
пылила: встречались таратайки, верховые. Зыков круто сворачивал тогда и,
притаившись, выжидал.
ход. Копыта четко бьют о камень. Камень черный и в узком проходе - ночь,
черно. Зыков приготовил винтовку и чутко напрягает слух. В черном мраке
навстречу цокают копыта. И в камне раскатилось Зыковское:
Молчание. Слева кто-то продышал, всхрапнула лошадь. - "Притаился,
дьявол... Целит..." - оторопело подумал Зыков и приник к шее своего ко-
ня: "Вот, сейчас..." Испугавшаяся кровь быстро отхлынула к сердцу.
заплакал. Он плакал навзрыд, с отчаянием, и, как безумный, вскидывал ру-
ки к небу. Он ничего не слышал, ничего не видел пред собой, весь свет
враз замкнулся для него.
слез с седла и подошел к краю пропасти. Вот он, узкий, высеченный в ска-
ле проход, где они только что встретились с Зыковым.
только в этот миг в сердце Зыкова ударил бешеным бичем огонь. На всем
скаку кто-то резко рванул его коня, и конь помчал всадника обратно.
вдруг:
метов много, пушка. Тебя стерегут... Бой был. Скорей, скорей, отсюда!..
пучем золотом песке.
лей.
опустился перед образом на колени. Молитва его была не горяча, а пламен-
на: ведь так ему хотелось иметь второе чадо. Девять лет пустовало чрево
жены его, и на десятый год разрешено бысть от неплодия. Боже, Боже...
но остро встал перед ней вопрос: чье же дитя зреет у нее под сердцем? За
упокой души раба Божия новопреставленного Феодора она молиться будет
обязательно, а вот другой раб Божий помер или жив?
хоть бы муж не возвращался, Господи... Убьет. Настя, как и попадья, тоже
не знала, чье дитя зреет у нее под сердцем. Придушить его, родненького,
маленького, или оставить - пускай живет.
землю.
так хорошо было сердцу в этот миг. Зыкова охватило свежее, небывалое,
такое непонятное чувство. Он пытал побороть себя и не хотелось бороться.
Он дышал порывисто, закусывал губы, крякал, но у сердца свои законы, и
даже чугунное сердце не в силах превозмочь вдруг вздыбившейся любви. Зы-
Белоусов Валерий
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Круз Андрей
Андреев Николай
Посняков Андрей