АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
восток бледнел, готовился вспыхнуть у краев, но запад сгущал тона, вби-
рая в себя остатки ночи. Все зыбко, изменчиво, предутренние краски зате-
яли едва приметную для глаз игру, нежно переливаясь одна в другую. А
даль попрежнему незрима: предел ее - прильнувший к берегам туман.
Часы показывали 5 утра. Ноги давали себя знать даже привычным ходо-
кам. У Павла Федосеича дрожали колени, от левой пятки прошивала до спины
стреляющая боль. Он сдерживал стоны, но глаза его приняли плачущее выра-
жение, зрачки стали расширяться. На востоке, глубоко под землей, разго-
рался пожар, и зарево, начинаясь у краев, все гуще, все выше заволакива-
ло небо.
- Солнышко! - и Лука сел на снег.
Артель побросала клажу.
Сквозь разорвавшийся туман зловеще смотрела на путников темно-сизая
бахрома эстонского леса, лес оказывал так близко, как будто люди только
что начали свой путь, или он, не отставая, все время шел за ними следом,
спрятавшись в ночной туман.
- Что ж ты, вожак... Сбились! - продрожал голосом похожий на мальчиш-
ку писарек Илюшин.
Артель с открытыми ртами растерянно смотрела в черную бороду Луки.
Тот сердитым рывком выхватил из-за пазухи кисет и, вгрызаясь в задымив-
шую трубку, уверенно сказал:
- Идем правильно. Это глаз лукавит.
* * *
Наверстывая потерянное на отдых время, артель ходко подавалась впе-
ред.
Горизонты прояснялись.
Вдали чуть намечалась русская полоса лесов, за спиною которых серело
родное небо.
- Как чувствуете себя, Павел Федосеич?
- Не спрашивай, Коля, - отмахнулся тот; согнутые в коленях ноги его
сдавали, в груди наигрывало хриплое мурлыканье, он то-и-дело вскидывал
голову и с резким шумом выбрасывал свистящую струю воздуха.
Далеко впереди, на гладкой, слегка вбугренной сугробами поверхности,
ясно обозначилось темное и небольшое, с воробья, пятно. Двигаясь
навстречу путникам, оно вскоре выросло в галку, потом в большого петуха
и остановилось. Острые глаза Луки разглядели лошадь и трех закопошивших-
ся на льду людей.
- Рыбаки, однако, - радостно сказал он.
- Слава богу! - облегченно передохнула вся артель. - Наши. Мужики.
Лука оглянулся назад, скользнул взором по эстонскому берегу, вдруг
глаза его прищурились и засверлили даль:
- Погоня, - сдавленно и тихо, но как гирей по голове, ударил он по
сердцам товарищей.
У Павла Федосеича упал с плеча мешок. С эстонской стороны на путников
опять надвигался воробей, вот он вырос в галку, вот...
- Ребята! Беги к рыбакам! Пропали мы...
Рыбаки совсем близко, погоня тоже не дремала: игрушечная, с зайца,
лошаденка, запряженная в сани, быстро росла.
- Помогай бог, братцы, - вразброд и путано закричала рыбакам артель.
- Не погоня ли за нами, братцы?
- Она, - сказал широкоплечий белобородый рыбак. - А вы беглецы никак?
Плохое дело. Перетрясут вас всех.
- Как перетрясут? - испугался Николай.
Первым движением его - немедленно сдать на сохранение рыбакам завет-
ные золотые часы с кольцом - подарок поручика Баранова. Он быстро расс-
тегнул свою новую американскую шинель, поймал цепочку, но в это время -
грох! - выстрел, путники переглянулись, рыбаки же хладнокровно продолжа-
ли свою работу.
Крутя хвостом, подкатила клячонка, двое быстро выскочили из саней,
третий направил автоматку дулом к путникам и продолжал сторожко сидеть.
- Документы! - резко крикнул эстонец, обветренное с помороженным но-
сом лицо его надменно мотнулось вверх. - Документы! Ну!
- Руки кверха! - вскинув револьвер, скомандовал другой, приземистый и
кривоногий.
- Ой, приятели, да что вы, - заикаясь, жалобно проговорил Сидоров. -
Нет у нас документов, извините великодушно. Не знали мы.
- Стойте! Пошто вы забираете? - растерянно забасил Лука. - Ведь это
втулки к колесьям... А это коса... В деревню несу, к себе. У нас дома
нет ничего...
Перетрясли оба мешка Луки и свалили к себе в сани все его добро. Лука
клял эстонцев, лез в драку, но каждый раз кидался в сторону от дула ре-
вольвера.
- Рыбаки! Вы-то чего смотрите?! - взывал он, хрипя.
Рыбаки долбили лед. Вялый и болезненный прасол Червячков стал
раз'яренной кошкой: визжал, грыз насильникам руки, лягался, из его раз-
битого лица текла кровь.
- Ради всего святого! Это подарок... память о друге... - тщетно умо-
лял Николай Ребров.
Перстень и часы, блеснув золотой рыбкой, нырнули в эстонский карман,
как в омут. Отряд уехал. Николай дрожал и готов был разреветься.
- Плюнь, - подошел Сидоров. - Лишь бы живу быть.
Николаю не жаль ни перстня, ни часов, его мучило насилие, грубость,
унижение человека человеком.
- Ах-ах-ах-ах, - бросили работу, враз заговорили рыбаки.
- Эх... Такую тяготу люди взяли на себя: народ на народ пошел, брат
на брата, - душевно сказал старик-рыбак, он заморгал седыми, древними, в
волосатых бровях, глазами и отвернулся.
- Откуда вы? - подавленно спросил Павел Федосеич.
- Мы на чухонском берегу спокон веку живем. Теперича вроде ихнего
подданства. А так - православные хрестьяне.
- Не мешкайте, ребята, шагайте попроворней, - сказал кривошеий рыбак
и указал рукой: - На перекосых идите, во-он туда!
Беглецы пошли.
* * *
Плечам легче, но сердцу и ногам трудней.
- Беда, - кто-то вздохнул, кажется все вздохнули, все вздохнуло: не-
бо, воздух, лед.
Шли, шли, шли. И вдруг Лука на лысом месте, как с размаху в стену:
- Братцы!.. Глянь-ка!
Под вскореженным сизобагровым льдом вмерзли в его толщу скрюченные
нагие тела людей.
Лука сплюнул, задрожал:
- Ой, ты!.. Идем, идем...
И, как от заразы, отплевываясь и крестясь, всем стадом дальше. Шли
молча, содрогаясь: над ними и сзади волною темный страх.
Прошагали версту-две. Отставший Павел Федосеич споткнулся, упал:
- Эй, Коля!.. Сидоров! - Картина... картина, полюбуйтесь, - кряхтел
чиновник, стараясь подняться.
Из льда, пяткой вверх, торчала обглоданная человеческая нога.
Прутьями висели оборванные сухожилья. Кругом лед сцарапан в соль когтями
волков. Сидоров и Николай подняли чиновника и стали нагонять артель. Па-
вел Федосеич задыхался.
Слева, из обрезанного ветром сугроба высовывались человеческие кости,
лоскутья одежд и, как спелый арбуз, лоснящийся затылок черепа.
- Да тут кладбище, - простонал чиновник.
- Братцы, что же это! - косоплече шагая, кричал артели Сидоров. - Лю-
дей-то сколько полегло.
- А ты взгляни, на чем мы стоим, - озябшим голосом проговорил борода-
тый Мокрин и ударил пяткой в лед.
Сквозь ледяной хрусталь виднелась вцепившаяся в край замерзшей прору-
би белая рука. В судорожном изломе она уходила вглубь, и желтоватым
расплывчатым призраком едва намечалось утянутое под лед тело.
- Идем, - густо сказал издали Лука. - А то и мы к ним угодим.
- Едут!
- Едут!!
- Едут!!
Вдали от эстонского берега, на белой глади, опять зачернела букашка.
Путники бросились вперед, роняя фразы, как гибнущий воздушный шар мешки
с песком.
- Господи, пронеси... Господи, не дай загинуть.
Мартовский день склонялся к вечеру. Солнце глядело спокойно и задум-
чиво. Большие пространства снега, казалось, прислушивались к его лучам и
жмурились от света. День был безморозный, тихий. Кой-где над полыньями
шел парок.
Когда отрывисто щелкнул, как пастуший кнут, выстрел, лед раздался и
сжал клещами сердца и ноги беглецов. Опять с саней соскочили двое в ов-
чинных куртках - старик и подслеповатый, с птичьим лицом, юнец. Третий -
с ружьем в санях.
- Нас уже обыскивали, - сказал Николай, - и отпустили на родину.
- Все отобрали от нас, - сказал Лука.
- Нет, не все, - гнилозубо проговорил седоусый, глаза его подлы, он
посасывал трубку тонкими бледными губами. - Раздевайтесь. - Мгновенья
полной тишины, только вздохнула лошадь. - Раздевайтесь! Ну!!
И еще - немые окаменелые мгновенья.
Но вот задвигалась косматая борода Луки, задвигались губы, а слова не
шли. Сзади заревел в голос Павел Федосеич, глядя на него завыл Червяч-
ков. Лука кашлянул, мотнул головой, снял шапку, стал часто, в пояс, кла-
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 [ 26 ] 27 28 29
|
|