поганого острова куда-нибудь подальше.
вызвать нужное заклятье... Но ты не расстраивайся, господин мой, я же
сказал, мы что-нибудь придумаем!
торопливо прильнул к ней, чувствуя, как силы возвращаются с каждым
глотком. - Для начала надо бы разделаться с поганью, что стережет меня
внизу. Ты мог бы зачаровать их - так же, как псов Неджеса?
много, хозяин... желудки их пусты, голод и ярость туманят головы... Боюсь,
мне не справиться со всеми разом.
ладони тяжелую, окатанную морем гальку. - Знаешь, я недавно подшиб одного,
и остальные тут же разорвали беднягу в клочья. По-моему, они ухитрились
сожрать еще двоих, но точно поручиться не могу... - Он подбросил камень. -
Вот если б они жрали друг друга без остановки, это было бы то, что надо!
насколько легче вселить в сердце зверя либо человека гнев, бешенство,
жажду крови, чем покой и умиротворение. Стремление убивать вспыхивает
словно искра, высеченная огнивом; потом остается только подбрасывать и
подбрасывать в костер ярости поленья злобы...
оглядел собачью стаю и тщательно прицелился. - Сейчас я проломлю череп
во-он той облезлой зверюге... А ты, Шеймис, не зевай! Пусть они жрут друг
друга так, чтоб одни превратились в скелеты, а другие околели от сытости!
Затем оно перешло в хриплый яростный лай, в рев, от которого заложило уши:
мастафы были огромными псами, и глотки их могли испускать чудовищные
звуки.
соплеменника и теперь бешено душил его, не обращая внимания на то, что
задние ноги и бока рвут клыки соседей. Меж камней перекатывались клубки из
пяти-шести грызущихся псов; их шкуры, черные, коричневые и серые, начали
окрашиваться алым. Кровь выступала вначале точками, затем пятнами и,
наконец, потекла потоком, заставив дерущихся совсем освирепеть. Мастафы
пустили в ход когти, иногда поднимаясь на задних лапах, словно медведи;
полетели клочья шерсти, на тощих ребрах вспухли кровавые рубцы. Жалобный
вой придушенных стал переходить в смертельный хрип.
вожаки, самые крепкие и сильные псы, питавшие друг к другу давнюю
неприязнь; сейчас они кружили парами на периферии всеобщей свалки,
выгадывая момент для атаки. Конан видел, как большой черный мастаф
метнулся вперед, вцепившись в загривок пестрому; тот опрокинулся на спину,
терзая живот противника тупыми когтями. Пока черный расправлялся с
пестрым, к нему подползал здоровенный пес с истерзанными ногами и
откушенным ухом. Подобравшись ближе, он, будто примеряясь, несколько раз
разинул огромную пасть, затем с неимоверным усилием приподнялся; миг - и
его челюсти сомкнулись на позвоночнике черного. Тот жалобно, придушенно
взвыл, не разжимая клыков, и вдруг словно переломился у самого таза,
привстав на передних лапах. Одноухий тут же вцепился ему в живот.
остекленевшими глазами на песке, политом их кровью, другие, шатаясь, слепо
брели вперед в поисках новых противников. Странно, подумал киммериец, что
они не терзают трупы; видно ярость, вселенная в них Шеймисом, превозмогала
голод. Он скосил глаза на демона. Его слуга выпрямился во весь рост на
самом краю скалы и слабо помахивал крыльями, словно разгоняя жаркий
воздух. Крысиная мордочка духа сумерек казалась весьма сосредоточенной,
руки были вытянуты вниз, узловатые пальцы безостановочно шевелились, как
будто Шеймис сучил тонкую пряжу. Иногда он морщил нос, и верхняя губа
вздергивалась, обнажая мелкие острые зубы; в такие моменты рев и рык под
скалой вспыхивали с новой силой.
Теперь он не испытывал к мастафам прежней ненависти, поскольку никто из
этих огромных зверей не мог уже покуситься на его собственную плоть и
кровь; он развлекался зрелищем, размахивая руками, поощряя пронзительным
свистом наиболее удачливых бойцов. Эти псы походили на рыжеволосых
обитателей Ванахейма, обуянных боевым безумием, и так же, как
берсерки-ваны, отправлялись сейчас один за другим в свою Валгаллу, к своим
четвероногим сородичам, уже скалившим клыки в предчувствии грандиозного
побоища. Они, эти псы, и мертвые, и умирающие, заслуживали уважения, ибо
встретили свой конец в битве, как полагается настоящим воинам и как
надеялся когда-нибудь расстаться с жизнью сам Конан. И потому он подбодрил
их - тех, кто еще мог двигаться и сражаться - долгим улюлюканьем, похожим
на волчий вой в зимних киммерийских горах.
хрип. Юноша взглянул на Шеймиса; фигура демона уже не выглядела
напряженной, крылья опустились, а лице застыло обычное жалобно-унылое
выражение.
подальше, хозяин. Живучие твари, клянусь горшком, в котором я отсидел
целую вечность! Вдруг бросятся...
издыхающих псов; теперь они были лишь грудами окровавленного мяса, над
которыми уже вились большие сизые мухи. Шеймис, ойкая и покряхтывая,
спускался следом за хозяином, помогая себе взмахами кургузых крыльев на
самых опасных участках. Впрочем, скала, хоть и почти отвесная, была
невысокой - в три-три с половиной человеческих роста.
камней, потом вдруг отшвырнул их и хлопнул себя по лбу, словно осененный
какой-то новой идеей.
скалы и поставил рядом с собой. - Мне нужно какое-нибудь оружие!
Что-нибудь попроще, чтоб ты не слишком напрягался.
них еще шевелились, и тут, внизу, Шеймис вроде бы чувствовал себя не
слишком уверенно.
взвихрились. - Я же сказал, что-нибудь попроще... ну, дубинку или пращу...
лучше и то, и другое.
нерешительно шевельнулись, творя магические пассы. - Попробую, хозяин...
Палку-то я смогу сотворить... а вот пращу...
киммериец ухмыльнулся. - Кожаный ремешок, и все! Только смотри, чтоб был
попрочнее!
славу: длиной в три локтя, с утолщенным концом и, кажется, из дуба. Конан
поднял ее, затем с силой стукнул о скалу. Палка выдержала, не сломалась.
гибкий ремень, расширявшийся посередине, на вид довольно прочный. Юный
киммериец тут же устроил проверку, с двадцати шагов перебив хребет
издыхающему псу, и одобрительно кивнул. Теперь, с дубинкой в руке и пращой
за пазухой, он чувствовал себя куда уверенней.
уже почти передохли! С кем ты собираешься воевать?
скалу, и галька, врезавшись в белесый известняк, выбила лунку. - Мне бы
добраться до лба этого Неджеса... - Он снова раскрутил пращу, метнув
камень.
задумал? Один раз мы убрались от колдуна... вернее, я убрался и смог тебя
выручить... Но если ты опять хочешь к нему вернуться... если ты... Да он
же меня развоплотит! - внезапно взвизгнул дух. - Развоплотит или засадит в
горшок! И что ты будешь тогда делать? Думаешь, у него собак не хватит,
чтобы разорвать тебя в клочья? Да у него же в поместье целая свора!
пенных волн лежал славный город Шандарат, со своими дворцами и базарами,
домами и мастерскими, стенами и башнями, харчевнями, лавками, верфями и
свалками. Еще не так давно, сидя в одиночестве на вершине скалы, он
обзывал себя последним болваном и клялся, что близко не подойдет к
шандаратским воротам, а уж к дворцу проклятого колдуна - тем более. Но
ситуация переменилась; теперь он был сыт, кое-как вооружен, а клыкастые
мастафы, собиравшиеся поживиться его плотью, издыхали среди камней и на
песке.
ужасающими магическими способностями Неджеса, а холодную ненависть,
приправленную самыми практическими соображениями. Этот тощий маг, эта
стигийская вонючка обобрал его! Мешок с золотом, отличный меч, сапоги...
Неважно, что это добро разделили меж собой люди колдуна: все равно Неджес
был - и оставался - первопричиной и поражения, и последовавших за ним
потерь.
стискивая пращу. - Один миг, Шеймис, - и я всажу камень прямо в лоб этому
ублюдку...
Лукьяненко Сергей
Белоусов Валерий
Каргалов Вадим
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Посняков Андрей