она живет только мыслями о мщении. Мне и то порой жутко с ней говорить.
Боюсь я за нее - вдруг сорвется? Ведь мы с такими тоже не стесняемся.
Недавно поймали с поличным одну учительницу. Раньше на нас работала, потом
раскаялась, переметнулась к красным. Что же, пришлось прийти к ней на дом:
сняли люстру и на ее место повесили хозяйку.
лесу, жил охотой. Жизнь его кончилась неожиданно: опершись о дуло винтовки,
он по неосторожности выстрелил. Другие говорили, что застрелился
сознательно. Задумываться стал над смыслом жизни, - вздохнул Рязанцев. Он
прикрыл пальцами усталые глаза, так и продолжал говорить: - Трудно
представить, что творится в нашем лагере. Люди измучены. Многие послали к
черту все и всяческие идеалы: хотят спокойно спать и есть хлеб каждый день.
- Он открыл глаза. - Поймите, Николай Иванович, их тоже нельзя строго
судить: человек не камень.
никогда не изменят.
надеюсь на вас как на самого себя.
синем рабочем кителе, изрядно перепачканном в масле и копоти. Толстяк
запыхался и тяжело дышал.
услышал он тонкий начальственный голос. - Я всегда думал, что вы настоящий
механик...
огрызнулся стармех. - Почему вы разговариваете со мной таким тоном? - Он
гордо поднял голову с копной серебряных волос.
обидеть, прошу садиться. В это тяжелое время мы не должны ссориться.
раскладушку, которую капитан держал специально для него. Иногда времени для
переодевания не было, а на диван в рабочем платье садиться не полагалось.
капитан. - Я имею самый строгий приказ, - он возвысил голос, - личный приказ
его превосходительства господина Меркулова. Еще вчера мы должны были быть на
месте... Должны. А мы едва прошли полпути. Поймите, мы на войне и с нас
требуют, как с солдат. Пока мы тут шлепаем, проклятые партизаны могут
улетучиться.
Капитан вскочил.
засюсюкал Гроссе. - Извините, Николай Анисимович. - Капитан вынул из клетки
фарфоровое блюдечко, сполоснул его под умывальником, налил воды.
сказал стармех, следя за хлопотами капитана. - Должен вам сказать, -
помолчав, продолжал он, - на пароходе творится что-то непонятное: то одно,
то другое...
разминает папиросу. - Я сам выхожу курить на палубу!
он к капитану вместе с раскладушкой; изрядно изрытое оспой лицо стармеха
покраснело. - Кто открыл забортный клапан? Потом совершенно случайно удалось
предотвратить взрыв котла. В лучшем случае посадили бы топки.
заерзав, Гроссе. Его маленькие глазки впились в стармеха.
закрытыми. Уровень воды держался все время на одном месте. Сначала я и это
отнес к случайности... Относил до вчерашнего дня... Может быть, все же
разрешите закурить?
Гроссе. Ничего не ответив стармеху, он вынес клетку с канарейкой в ванную и
тщательно прикрыл дверь.
из-за уха папиросу и подождал, пока капитан не набьет свою трубку. Оба
закурили.
мальчиком, долго плавал в учениках, потом кочегаром и машинистом. На военном
флоте окончил классы машинных унтер-офицеров самостоятельного управления.
Дослужился до кондукторов. Собственно, он получил права старшего механика
долголетней службой и неиссякаемым усердием. И вот теперь, когда скоплен
небольшой капиталец, построен уютный дом на Первой речке, появились
большевики и каким-то образом оказались врагами многих капитанов и старших
механиков. С большевиками Николаю Анисимовичу самому встречаться не
приходилось, а многочисленные крикуны из других партий, выходцы из круга его
знакомых, таких же обеспеченных людей, как сам, порядком задурили ему
голову. Первое время Фомичев прислушивался к эсерам, потом к меньшевикам,
затем его сердце пленили анархисты, а сейчас, плавая с капитаном Гроссе, он
почти готов был голосовать за монархию. Николая Анисимовича запугивали
большевиками, и он был уверен, что лишится всех своих прав и состояния, лишь
только они возьмут власть. А расстаться с житейским благополучием для него
было не так просто... Главной гирей на политических весах были несколько
тысяч долларов, предусмотрительно положенные им в шанхайское отделение
лондонского банка.
гордился своим депутатством. Как же, член парламента! Он поначалу и вправду
воображал, что представляет народ и решает судьбы государства. Он не
пропустил ни одного заседания.
- казалось, наступил перелом. Однако успех был временным. Народоармейцы под
командованием Василия Блюхера в тяжелейших условиях зимней стужи остановили
белые войска под Волочаевкой и погнали их к морю. Каппелевцев спасли японцы:
они задержали натиск красных войск.
буржуазии, попыталось ограничить власть братьев Меркуловых.
покровители. Сам Фомичев с трибуны порядком накричался в его защиту и
поссорился со многими друзьями.
обосновались в бывшем адмиральском доме на Светланке и решили
сопротивляться. На чрезвычайном заседании постановили свергнуть меркуловское
правительство, арестовать братьев и взять всю полноту власти на себя. Но
Меркуловых арестовать не удалось; возникло двоевластие.
контр-адмирал Старк, командующий сибирской флотилией, поддерживали
Меркуловых. По Владивостоку прошел слух, что и японцы им помогают. Николаю
Анисимовичу очень не понравилось это японское заступничество.
собрания чувствовали себя как в мышеловке. Меркуловы пустились во все
тяжкие. Однажды на глазах Николая Анисимовича к зданию, где заседал совет
управляющих, неожиданно подъехала городская пожарная команда, как бы для
тушения пожара. Пожарниками оказались переодетые добровольцы из отряда
генерала Глебова. Они хотели арестовать министров. Маскарад был своевременно
обнаружен, и "пожарники" получили отпор от охранявших здание каппелевцев. А
на следующий день губернатор Владивостока депутат Густов был избит
глебовцами. В помещение Народного собрания бросили бомбу, был убит
солдат-охранник.
Меркулова. Потом Дитерихс выполз, как змей из хвороста, и еще больше запутал
положение. Меркуловцы пошатнулись было, но неожиданно опять остались у
власти.
против большевиков, и баста. А тут противники красных открыто и втихую
грызли друг друга. Он плюнул на политику и ушел из Народного собрания.
Безбородов, всегда покладистый и уважительный, стал сторониться Фомичева. О
причине охлаждения машинист деликатно умалчивал, но Николай Анисимович
догадывался: его взгляды были чужды Безбородову.
положит свой шар: направо или налево. К карательной экспедиции он относился
отрицательно - трудовая косточка все же давала еще себя знать. Однако
служебное положение заставляло его принимать какие-то меры.
подействовала на него успокаивающе. - Так-с, до вчерашнего дня вы считали
все неприятности на пароходе случаем, а теперь думаете иначе?
умышленно, я уверен, - докладывал механик. - Из скобы на правом борту
вывернут болт, а три дня назад - я сам проверял - все было на месте.