Чтение 26–й страницы книги ~Гибель 31-го отдела~

-- Он вчера или сегодня утром получил телеграмму. Откомандируйте
человека на почту за копией.

-- Понял.

Помещение здесь было мрачное и унылое, с желтыми кирпичными стенами. На
окне висели синтетические гардины. В задней части дома были расположены
арестантские камеры с блестящими решетками на дверях. Некоторые камеры были
уже заняты.

За барьером сидел полицейский в зеленой форме и перелистывал папку с
донесениями.

Иенсен сел у окна и поглядел на тихую пустынную площадь. Желтая туча,
казалось, задерживает в себе тепло солнечных лучей и пропускает только свет,
какой-то безжизненный и плоский. От фабрики несло удушливой вонью.

-- Здесь всегда так пахнет?

-- По будням еще хуже, -- ответил дежурный.

Иенсен кивнул.

--Привыкнуть можно. Газ совершенно безвредный, но, по моей теории,
людей это подавляет. Многие кончают жизнь самоубийством.

-- Понятно.

Телефон зазвонил через пятьдесят минут.

-- Она была очень любезна, -- доложил начальник патруля. -- И сразу же
показала диплом.

-- Ну и?..

-- В целости и сохранности. Оба листа на месте.

-- У вас нет оснований подозревать, что его обменивали или подновляли?

-- Подписи были не новые. Чернила уже старые.

-- А в самой квартире вы были?

-- Нет, она вынесла нам диплом. И встретила нас очень любезно, как я уже
говорил. Словно ждала нас. Вообще довольно элегантная молодая женщина.

-- А телеграмма?

-- Я послал человека на телеграф.

-- Верните его.

-- Копия больше не нужна?

-- Нет.

Иенсен помолчал, затем добавил:

-- Вероятно, она не имеет никакого отношения к делу.

-- Комиссар!

-- Да?

-- Мне показалась странной такая деталь: один из моих ребят стоял на
посту как раз перед ее домом.

-- Так. Что еще?

-- Вас разыскивал начальник полиции.

-- Просил что-нибудь передать?

-- Нет.

Движение заметно оживилось. По обочинам дороги там и тут стояли машины.
Их владельцы по большей части наводили блеск на все, что только может
блестеть. Но попадались и такие, которые сидели подле машин за откидными
столиками на демонтированных сиденьях. На столах стояли портативные
телевизоры и целлофановые пакеты с продуктами из тех, что продаются в
автоматах. Чем ближе к городу, тем гуще шли машины, и до центра Иенсен
добрался только без десяти пять.

А в центре было все так же пусто. Было самое что ни на есть футбольное
время, и потому все, кто не возился со своими машинами, сидели дома.
Футбольные матчи предназначались теперь исключительно для трансляции. Они
проходили без публики, в больших отапливаемых залах телекомпании. Команды
футболистов состояли на жалованье, среди них было много иностранцев. Но,
несмотря на высокий, как говорили, уровень мастерства, интерес к футбольным
матчам падал день ото дня. Иенсен сам редко смотрел матчи, хотя, когда он
сидел дома, у него все время был включен телевизор. Он догадывался, что так
делает не только он один.

С каждой минутой Иенсена все сильней давила усталость, а несколько раз
у него темнело в глазах, как перед обмороком. Он понял, что это от голода, и
подъехал к кафе-автомату, где получил чашку горячей воды, пакет с бульонным
порошком и порцию сыра.

Дожидаясь, пока порошок растворится в горячей воде, он достал блокнот и
записал: "No 7. Журналист. Холост. 58 лет. Ушел по собственному желанию".

Хотя Иенсен, чтобы не терять времени, даже не дал бульону остыть, когда
он допил свою чашку и сел в машину, часы показывали уже половину шестого. На
дороге в западный район его настигли сумерки.

До срока оставалось шесть часов.

XXV

Улица была узкая, скупо освещенная и с обеих сторон обсаженная
деревьями. За деревьями шли ряды одно- и двухэтажных домов. Находилась она
неподалеку от центра. Эту часть города застраивали тому лет сорок, а
населяли ее главным образом чиновники, что и спасло ее от превращения в
стандартный район массовой застройки, каких немало возникло, когда началась
ликвидация жилищного кризиса.

Иенсен поставил машину у тротуара, пересек улицу и нажал кнопку звонка.
Но в окнах не было света, и на звонок никто не вышел.

Тогда Иенсен вернулся к машине, сел на свое место и принялся изучать
список и блокнот. Потом он спрятал бумаги, поглядел на часы, выключил в
машине свет и начал терпеливо ждать.

Через пятнадцать минут он увидел на противоположном тротуаре невысокого
мужчину в велюровой шляпе и сером пальто. Мужчина открыл парадное и вошел.
Иенсен ждал, покуда за жалюзи не вспыхнет свет. Тогда он вторично пересек
улицу и позвонил. Хозяин открыл тотчас же. Он был одет непритязательно и
строго и никак не выглядел на свои пятьдесят восемь. У него было худое лицо,
глаза за стеклами очков смотрели вопросительно, но приветливо.

Иенсен показал значок.

-- Я Иенсен, комиссар шестнадцатого участка. Я веду следствие по делу,
касающемуся вашей прежней должности и места службы.

-- Входите, пожалуйста, -- сказал хозяин и шагнул в сторону.

Иенсен увидел просторную комнату. На полках, занимавших две стены
сверху донизу, лежали книги, газеты и журналы. У окна стоял письменный стол
с телефоном и пишущей машинкой, а посреди комнаты -- другой стол,
курительный, низкий, и вокруг него -- три кресла. Освещалась комната
раздвижной лампой над письменным столом и плафоном в центре потолка.

В тот миг, когда Ненсен переступил порог комнаты, с хозяином произошла
какая-то перемена: изменились его движения, изменился взгляд. Казалось, он
выполняет какую-то привычную процедуру, которую уже не раз выполнял.

-- Садитесь, пожалуйста.

Иенсен сел, достал ручку и блокнот.

-- Чем могу быть полезен?

-- Мне нужны некоторые сведения.

-- Я к вашим услугам, если, конечно, смогу ответить на ваши вопросы.

-- Когда вы ушли оттуда?

-- Примерно в конце октября прошлого года.

-- Вы там долго работали?

-- Сравнительно. Точнее говоря, пятнадцать лет и четыре месяца.

-- А почему ушли?

-- Давайте пользоваться другой формулировкой: я изъявил желание оставить
службу. Я оставил издательство по собственному желанию и предупредил об
уходе обычным порядком.

Он держался выжидательно, голос у него был негромкий и приятного
тембра.

-- Не хотите ли чего-нибудь? Чаю, к примеру.

Иенсен отрицательно качнул головой.

-- А где вы работаете сейчас?

-- Я материально обеспечен, следовательно, мне незачем работать ради
средств к существованию.

-- Чем же вы занимаетесь?

-- Читаю почти все время.

Иенсен оглядел комнату. Порядок в ней был поразительный. При великом
множестве книг, газет, бумаг все казалось организованным и продуманным до
удивления.

-- Когда вы уходили оттуда, вам вручили своего рода диплом, или, точнее
сказать, прощальный адрес?

-- Вручили.

-- Он у вас?

-- Должно быть. Хотите посмотреть?

Иенсен не ответил. С минуту, а то и больше он сидел неподвижно, не
поднимая глаз, потом вдруг спросил:

-- Вы признаете, что отправили руководителям концерна анонимное письмо
угрожающего содержания?

-- Это когда же?

-- Примерно в это время, неделю тому назад.

Хозяин поддернул брюки на коленях и скрестил ноги. Он оперся левой
рукой о подлокотник и медленно провел указательным пальцем по нижней губе.

-- Нет, -- спокойно ответил он. -- Не признаю.

Иенсен открыл было рот, хотел что-то сказать, но, как видно, раздумал.
И поглядел на свои часы. Девятнадцать часов одиннадцать минут.

-- Надо полагать, я не первый, с кем вы беседуете на эту тему. Сколько
человек вы уже... уже допросили? -- Хозяин вдруг оживился.

-- С десяток, -- ответил Иенсен.

-- Все -- сотрудники издательства?

-- Да.

-- Воображаю, сколько вы наслушались анекдотов и всяких пикантных
историй. Поделитесь. Полупризнания, старые счеты, намеки. Фальсификация
истории.