дочери, и она платила ему взаимностью. Марине, разумеется, никто не
потрудился сказать, что отец у нее не родной, а ?двоюродный?. Сразу после
свадьбы родители переехали из Рязани в Москву - Александр Михайлович
перевелся на один из тамошних номерных заводов, хотя уже тогда на евреев
в ?почтовых ящиках? снова начали смотреть, мягко говоря, косо. Благодаря
этому переезду, новой фамилии и весьма откровенной внешности приемного отца
окружающие Марину люди никогда не сомневались в том, что она еврейка как
минимум наполовину. Лет до восьми она не понимала, что означает слово
?полужидок?, часто раздававшееся ей вслед во дворе, а то и в школьном
коридоре, а когда поняла, не обиделась. Во-первых, она любила отца, а
во-вторых, к восьми годам уже хорошо узнала цену людской справедливости и
доброте.
Михайлович Шнайдер потерял работу в своем засекреченном ?ящике? и так и не
смог найти другую. В конце концов он устроился дворником на другом краю
Москвы, поскольку ближе вакантных мест не нашлось, а для работы грузчика в
магазине он был жидковат. После увольнения отчима с секретного предприятия
маму мало-помалу выжили из школы, где она работала, так что, когда Александр
Михайлович заговорил об отъезде, мама почти не возражала. Ее правоверность
сильно поколебалась за эти годы, почти превратившись в свою полную
противоположность. Единственным, что ее удерживало, были могилы
родителей. ?У меня здесь могилы, - говорила она, - куда я поеду?"
только могилы. Александр Михайлович оказался невыездным по той простой
причине, что в свое время имел прямое отношение к некоторым секретным
разработкам. Мама Марины, не боясь, что ее услышат, объявила такую
постановку вопроса средневековой дикостью, но сам Александр Михайлович
почему-то промолчал, одной рукой теребя густые усы, а другой поглаживая свою
загорелую лысину, обрамленную жесткими курчавыми волосами.
Михайлович Шнайдер безнадежно опоздал: у него обнаружили рак пищевода. К
этому моменту процесс зашел уже довольно далеко, и Шнайдера выписали из
больницы домой, где он и умер два месяца спустя, приняв смертельную дозу
снотворного. Он оставил короткую записку, которая гласила: ?Могилы - просто
земля, в которой лежат кости. Мертвым все равно. Уезжайте. Шайя?. Записка
была приколота канцелярской скрепкой к потертой обложке общей тетради в
клеточку, от корки до корки исписанной неудобочитаемым почерком Александра
Михайловича. Половину текста составляли многоэтажные формулы и какие-то
набросанные от руки схемы.
озлобленные таможенники в аэропорту потрошили их багаж. Первое же
конструкторское бюро в Нью-Йорке, где она показала эту тетрадь, предложило
за нее такой куш, что вдова инженера Шнайдера молча повернулась и ушла со
всей возможной поспешностью. В конце концов она связалась с одним из
старинных приятелей мужа, который в память о старой дружбе помог ей продать
тетрадь правительству Соединенных Штатов за полмиллиона долларов. ?Это
гроши, - сказал он, - но так спокойнее."
такими уж жалкими грошами. Мама положила деньги в банк, и к моменту своего
совершеннолетия Марина обнаружила себя богатой наследницей. Не чувствуя себя
готовой к тому, чтобы открыть собственное дело, она поступила в университет,
а затем нашла место репортера в одной из нью-йоркских газет. ?Это правильно,
- сказал старинный приятель инженера Шнайдера, безуспешно подбивавший маме
клинья с тех самых пор, как превратил тетрадь своего умершего друга в
звонкую монету. - Начинать нужно с самого низа, чтобы, забравшись наверх,
знать, как работает весь механизм. Со временем мы приберем эту газетенку к
рукам и сделаем ее самым популярным изданием в Америке!"
мама вовсе не собиралась замуж за этого лысого индюка. Вскоре, однако,
выяснилось, что ?индюку? все равно, на ком жениться: его интересовали
деньги. Когда у Марины прошел припадок вызванного этим открытием нервного
смеха, она прямо спросила предприимчивого ухажера, почему он попросту не
украл тетрадь, когда у него была такая возможность. ?Во-первых, - ответил
этот слизняк, - я не знал, сколько она на самом деле стоит. А во-вторых, мы
с Шайей были друзьями, и мне не хотелось, чтобы он являлся ко мне по ночам."
дальнейших комментариев, но, несмотря на полную ясность, отношения каким-то
непостижимым образом запутывались все больше - вплоть до неожиданной и дикой
сцены ревности, которую в один прекрасный вечер закатила ей мама. Поэтому
предложение главного редактора месяц-другой поработать в Москве Марина
восприняла как неожиданный дар небес. Пара месяцев как-то незаметно
превратилась в год, а затем в полтора. Марина регулярно звонила маме.
Расстояние, как всегда, загладило все размолвки, тем более что охотник за
приданым через восемь месяцев после отъезда Марины умер во время делового
обеда от обширного инфаркта. Марина уже начала подумывать о возвращении, но
тут в Москве и Волгодонске загремели взрывы, танковые колонны снова
двинулись на Грозный, и она осталась, потому что к тому времени уже успела
сделаться настоящим репортером.
пресс-конференции и даже копаясь в интернетовских сайтах, регулярно
заполняемых чеченскими повстанцами, никогда не получишь полной и объективной
картины происходящего. Это была политика, а политика во все времена
основывалась на лжи. Западные наблюдатели, посещавшие Чечню, видели либо то,
что им старались показать российские власти, либо то, в чем их заранее
убедила чеченская пропаганда. Марина мечтала сделать правдивый репортаж из
самого сердца этого вулкана, и эта мечта крепла с каждым даем. Она выросла в
этой стране, понимала здешних людей едва ли не лучше, чем они сами, и
полагала, что сумеет справиться с поставленной перед собой задачей.
изменилась за годы, проведенные за океаном. Она попала туда в двенадцать лет
- возраст, в котором можно осознать и в полной мере оценить тот факт, что ты
попал в волшебную сказку. Вернувшись, она в глубине души ощущала себя
посланцем из страны фей и великанов, и это было ее самой большой ошибкой, на
которую ей некому было указать.
о своих планах. Она просто купила билет до Пятигорска, упаковала аппаратуру,
несколько чистых блокнотов, собрала вещи и отправилась в неизвестность,
положившись на удачу.
люди, подсевшие к ней в вагоне-ресторане, казались такими милыми и вполне
воспитанными. Они были очень неплохо одеты и ни капельки не напоминали
нью-йоркскую шпану или московских хулиганов образца восемьдесят пятого года.
Они не распускали пальцы веером и не растягивали слова в неподражаемой
манере новых русских, известной Марине не только по телевизионным пародиям,
но и из личного опыта общения. Они казались просто компанией молодых
служащих, решивших отправиться на курорт или в деловую поездку. Тем не менее
они оказались тривиальными чемоданными ворами, и, если бы не вмешательство
незнакомца в дымчатых очках, с боем вернувшего ей сумку, ее экспедиция
закончилась бы в самом начале, поскольку в сумке, кроме видеокамеры и личных
вещей, хранились паспорт Марины и все ее деньги.
радовалась, что не растерялась и успела отснять несколько отличных кадров.
Ее репортаж был задуман в форме путевых заметок, а фотоснимки драки, где
люди летали вверх тормашками, могли заинтриговать любого читателя.
сфотографировали, но почему-то не стал скандалить. Он ушел так быстро, что
Марина даже не успела его как следует поблагодарить.
каком-то смысле было бы лучше, если бы ее обчистили до нитки и ей пришлось
бы возвращаться в Москву и объяснять свое поведение в посольстве.
Марина пошарила глазами по перрону, но ни бойких молодых людей, пытавшихся
увести ее багаж, ни своего спасителя ей обнаружить не удалось.
заставы и блокпосты. Эти поиски в течение каких-нибудь двух часов привели
Марину в мрачное помещение с выкрашенными темно-зеленой масляной краской,
неровно оштукатуренными стенами. Она и оглянуться не успела, как обнаружила
себя сидящей на жестком казенном стуле в узком, как школьный пенал,
кабинетике с зарешеченным окном, где в углу стоял громоздкий несгораемый
шкаф, окрашенный все той же масляной краской, но на этот раз
желто-коричневой, а под окном располагался обшарпанный стол, накрытый куском
оконного стекла. Под стеклом лежала целая коллекция карманных календариков,
самый старый из которых был за восемьдесят третий год. Еще на столе имелся
телефонный аппарат в треснувшем пластмассовом корпусе, пыльный и
разукомплектованный письменный прибор, а также пишущая машинка, которая на
первый взгляд казалась безнадежно испорченной, но на самом деле была вполне
исправной.
старшего лейтенанта, который, глядя в потолок, скучающим голосом объяснил
Марине, что ее попытка просочиться в места, где ведутся боевые действия,
является не только неуместной, но и преступной с точки зрения российского
закона. Кроме того, заявил старший лейтенант, это смертельно опасно.
Александровна, - сказал старший лейтенант. - Так что будьте добры
отправиться в Москву ближайшим поездом и имейте в виду, что повторная
попытка проникнуть на территорию Чечни без соответствующим образом
оформленных документов будет преследоваться по всей строгости закона.
демократических преобразованиях. У вас свободная страна. Что вы пытаетесь
скрыть?
Сертаков Виталий
Курылев Олег
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Акунин Борис
Чернецов Андрей