спуска в подвал. Юрий обозвал его идиотом и от души врезал ему по шее,
отправив пленника в объятия его коллег, которые, толкаясь и сопя, уже перли
навстречу по крутой подвальной лестнице. На первый взгляд их было больше,
чем опарышей в нужнике в жаркую погоду, но Юрий по опыту знал, что у страха
глаза велики, и без раздумий прыгнул следом, обрушившись на врага своим
немалым весом.
узкого тамбура, где столпилось, казалось, не меньше сотни крепких, грубых
мужчин, в тускло освещенное одинокой лампочкой помещение с сырыми стенами,
сложенными из фундаментных блоков. Вырвавшись наконец на простор, Юрий
получил возможность слегка перевести дух и трезво оценить ситуацию.
выбыли из игры. Юрию, к его немалому удивлению, досталось гораздо меньше,
чем можно было ожидать: ему оцарапали щеку, и какой-то идиот сильно укусил
его за кисть левой руки. Светлов лежал на железной кровати без матраса,
привязанный к ней разрезанной на куски бельевой веревкой. Помимо кровати, в
помещении имелся сколоченный из потемневших некрашеных досок стол и пара
табуретов. На столе Юрий заметил наполненный какой-то коричневатой дрянью
одноразовый шприц, а на правой руке Светлова - резиновый жгут. Судя по
всему, операция была прервана в самый ответственный момент.
отделение ОМОНА, а один-единственный человек, и свалка возобновилась. Юрий
вывернул из чьей-то потной ладони складной нож со сточенным до узкой полоски
лезвием, описал им стремительную дугу параллельно полу, заставив нападавших
отпрыгнуть, и начал расчетливо пятиться к кровати, моля Бога, чтобы никому
не взбрело в голову устроить здесь пальбу. Он полоснул ножом по веревке,
которая удерживала правое запястье Светлова, и сунул нож ему в руку, заняв
оборону в центре помещения. Заметив краем глаза, что журналист, стоя рядом с
кроватью, с отвращением сдирает с руки резиновый жгут, он схватил табуретку,
швырнул ее в лампу и в наступившей темноте толкнул Дмитрия в сторону
светлого дверного проема.
том, чтобы как можно скорее протолкаться к двери, и вздохнул с облегчением,
очутившись наконец на лестнице. Он медленно поднимался спиной вперед,
сдерживая напор наседавших снизу хозяев, уверенный, что сзади его надежно
прикрывает Светлов: парень, хоть и неопытный, но крепкий, спортивный и не
робкого десятка. Именно эта уверенность заставила его удивиться, когда
правую лопатку вдруг, без предупреждения, обожгло острой болью. Он оглянулся
через плечо, но вместо Светлова увидел еще две оскаленные рожи, а в
следующее мгновение наверху послышался сердитый рык мотора, на который
подали слишком много мощности, и шорох шин отъезжающего автомобиля.
шляпками гвоздей, Юрий увидел, что его ?каравелла? исчезла без следа -
отплыла, надо думать, к родным берегам, подальше от этого пиратского
гнезда...
***
стаскивать с рук резиновые перчатки. Он обошел Юрия вокруг, наклонился и
обеспокоенно заглянул ему в лицо: на протяжении всей процедуры пациент не
издал ни звука и даже ни разу не дернулся, так что врач начал подозревать,
что тот потерял сознание.
стимулирующего...
милость, будет с нашей медициной, если я начну стимулировать спиртом каждого
дебошира, который попортил себе шкуру?
этого слова, любимой медициной в мире, - ответил Юрий на этот риторический
вопрос.
вы так скривились, молодой человек? Ладно, пятьдесят граммов. Не часто
встретишь человека, который умел бы с таким спокойствием переносить боль.
стаканчик. - Боль - это далеко не самое страшное.
видно, что-то свое. - Марина, детка, плесните заодно и мне. И себе тоже -
гулять так гулять...
Глава 8
Максим Владимирович Караваев остановил машину на обочине, заглушил двигатель
и до самого конца опустил боковое стекло, впуская в салон легкий теплый
ветерок, пахнущий разогретой березовой листвой, горячей пылью и свежим
сеном.
Собственно, мыслительный процесс у него продолжался круглые сутки независимо
от того, чем в тот или иной момент было занято тело: спало, работало, вело
машину, принимало пищу, произносило витиеватый и не совсем приличный тост на
банкете или кого-нибудь убивало. Максим Владимирович полагал это само собой
разумеющимся - естественно, если речь шла о человеке, наделенном хотя бы
зачатками интеллекта. К сожалению, а может быть, и к счастью, большинство
соотечественников бывшего подполковника не обладали этим драгоценным даром.
Впрочем, что соотечественники! На обитателей так называемых цивилизованных
стран подполковник Караваев в свое время насмотрелся до тошноты и считал их
стадом тупых, разжиревших свиней, самые умные из которых были способны в
лучшем случае на примитивную звериную хитрость и мелкие закулисные интриги,
разгадать которые порой было тяжело именно из-за их незатейливости.
предаваться размышлениям под шелест молодой листвы у Караваева не было.
Просто вспомнилось вдруг, что он уже сто лет не сидел просто так, никуда не
торопясь, не смотрел, как играет на пятнистых белых стволах прозрачная
голубоватая тень, не слушал шум ветра и жужжание насекомых...
криво усмехнулся уголком тонкогубого рта. ?Кстати, о насекомых, - подумал он
с иронией. - Для полноты счастья остается только заскочить в ближайшую
деревню, найти в ней самый загаженный нужник, подойти поближе и полной
грудью вдохнуть незабываемый дух отечества..."
Севруке и Школьникове - о каждом в отдельности и об обоих сразу, - вспоминая
старую итальянскую комедию, которая называлась ?Слуга двух господ?. По ней,
помнится, в начале восьмидесятых сняли неплохой музыкальный фильм. Тот
веселый итальянец - автор комедии - очень верно ухватил самую суть. Умный и
расторопный человек при желании может водить за нос целую толпу ослов,
каждый из которых мнит себя его единовластным хозяином и рассчитывает, дурак
этакий, на его полную и безоговорочную преданность. Ну-ну, господа. Блажен,
кто верует...
Андреевич и вовсе казался Караваеву опасным, как дремлющий в берлоге
медведь. Разбуди его неосторожным движением - задерет, даже не проснувшись
до конца. Обычный, среднестатистический болван, дожив до его лет и достигнув
его положения, наверняка вообразил бы себя всезнающим и непогрешимым, как
сам Господь Бог, и взирал бы на суетящихся вокруг людишек-муравьишек
свысока, с благожелательной и немного презрительной улыбочкой. Школьников в
свои пятьдесят с гаком, как ни странно, не утратил звериной чуткости и
настороженности. Он расколол бы своего племяша Севрука, затеявшего
архитектурную аферу у него за спиной, еще в самом начале, если бы Максим
Караваев не помог Вадику, приложив руку к этому делу. Ему, Караваеву, еще
тогда почудилась в этом деле недурная перспектива, и он решил рискнуть.
собственного бизнеса. Не то чтобы у него не хватало на это ума или хитрости
- и того, и другого у Макса Караваева было хоть отбавляй. Просто бизнес
казался ему делом скучным и не стоящим тех нервов, которые необходимо
затрачивать ежедневно только для того, чтобы оставаться на плаву. Ну что это
за жизнь, в самом деле: поставщики, подрядчики, бумажки, налоговые
инспектора, бухгалтерия, офисы, секретарши... Удавиться можно от такой
жизни. Деньги нужны, чтобы о них не думать, а где вы видели бизнесмена,
который не думал бы о деньгах круглые сутки? Такая жизнь была Максу
Караваеву не по нутру. Что ему действительно требовалось, так это просторный
и красивый дом на берегу теплого моря, кругленький счет в банке и полная
свобода. Говорят, что праздная жизнь скучна, но те, кто так говорит, просто
недоумки, не умеющие ничем себя занять, если у них вдруг поломался
телевизор. Есть детишки, которые могут часами сидеть на ковре или в
песочнице, играя в ими самими придуманные игры, что-то бормоча на разные
голоса и катая из стороны в сторону игрушечные машинки; и есть другие дети,
которых нужно все время развлекать, если не хочешь, чтобы они надсадно орали
двадцать четыре часа в сутки. Максим Караваев относился к первой категории:
он всегда знал, как использовать свободное время.
чемоданом долларов в одной руке и пистолетом в другой, скрываясь от бывших
хозяев. Украсть деньги не проблема. Труднее остаться после этого живым и
свободным, а уж о покое и досуге в такой ситуации, как правило, не
приходится даже мечтать.
присваивать деньги, которые, откровенно говоря, только и ждали, чтобы их
кто-нибудь присвоил. Он выжидал, укрепляя свои позиции, и между делом
готовился нанести удар. Теперь, когда настало время действовать, у него все