Теодозия Петровна вместе с тем прислушивалась, желая поймать момент, когда
заявится Богдан Григорьевич. Но его все не было, и все больше смущало ее,
что в комнате соседа горит свет. И тут вдруг вспомнила, что на подстилке у
порога было пусто. Он обычно оставлял там шлепанцы, когда надев туфли,
уходил, а вернувшись, ставил на подстилку туфли, а надевал эти зеленые
суконные шлепанцы со сломанным уже задником... Странно... Но тут начался
фильм, а из колоды пальцы достали того самого бубнового короля, и к
радости Теодозии Петровны ему сразу же нашлось место. Всякий раз,
раскладывая пасьянс, она делала ставку - что-нибудь загадывала. Нынче
загадала на далекое - на двадцать первое ноября. Это Михайлов день.
Священника из села, где она родилась, звали Михаил, в детстве вместе пасли
гусей. Сегодня встретились случайно в церкви Петра и Павла, он приехал в
Подгорск по делам, пожурил, что давно не заглядывала в родные места, там
ведь родительские могилы, пригласил...
Теодозия Петровна вышла в свой коридорчик, прислушалась, ловя шаги Богдана
Григорьевича. Но все было тихо. Она вернулась в комнату и услышала, как в
ночной тишине раздался металлический удар захлопнувшейся дверцы
автомобиля, как заворчал, а потом взревел мотор. Когда подошла к окну,
успела увидеть, что машина, стоявшая двумя колесами на тротуаре, отъехала,
удалялись ее красно-желтые задние огни.
вздрогнула от неожиданности. В такую пору никто не звонил ни ей, ни
Богдану Григорьевичу. Аппарат висел в прихожей. Запахнув халат, Теодозия
Петровна нехотя поднялась.
другой застегивая верхнюю пуговицу.
она поняла, что звонили из автомата, что их несколько в будке -
подростков, вот так набирающих по ночам шесть любых пришедших на ум цифр,
чтоб кого-то разбудить, позабавиться глупостью. В телефонной трубке пошли
короткие гудки.
на дверь Богдана Григорьевича, находившуюся напротив. "Почему же он не
вышел на звонок? - подумала она, заметив свет в его комнате, сочившийся из
щели под дверью. - Не спит же! Неужто выпил и заснул?" - Она сердито
вздернула плечами и направилась к себе...
человек, следующий всем правилам, выдернула шнур из розетки, затем сложила
в ларец карты, расстелила постель. Но мысль о странном поведении Богдана
Григорьевича не давала покоя. Теодозия Петровна вышла в свой коридорчик,
через прихожую направилась к двери Богдана Григорьевича. Тихонько
постучала. Но никто не окликнулся. Постучала еще раз, громче, подождала и
осторожно открыла дверь. В полумраке комнаты, освещенной низкой настольной
лампой с тяжелым матовым стеклом абажура, она увидела лежащего на полу
Богдана Григорьевича. Лежал он, чуть повернувшись набок. Теодозия Петровна
вскрикнула, зажала рот ладонью, словно испугавшись, что ее кто-то _т_у_т
может услышать. Ей стало вдруг холодно, она сжала на груди руки, со
страхом приблизилась к Богдану Григорьевичу, не зная, жив он или мертв. Ей
почему-то сразу бросилось в глаза, что он был в _ш_л_е_п_а_н_ц_а_х_. Она с
ужасом наклонилась над ним, ощутила слабый запах пива, увидела, что веки
широко открыты, взгляд неподвижен, словно в глазницы кто-то вставил
искусственные стеклянные глаза, из-под головы растеклось небольшое темное
пятно.
Петровна, боясь прикоснуться к нему.
голову... Господи, смилуйся, не дай ему умереть", - родились в уме слова.
делать, не находила себе места в ожидании. И у себя усидеть не могла, и в
комнате Богдана Григорьевича, боялась, будто кто-то там притаился. Она
вынесла из кухни табурет, поставила в прихожей под телефоном и уселась,
вся сжавшись.
человек с измученным одутловатым лицом. Белый халат его был явно тесен,
туго обтягивал тяжелые плечи.
спиной врача юношу-санитара, несшего деревянный сундучок.
в дверном проеме и видела, как врач присел на корточки у тела Богдана
Григорьевича, почти заслонив его, рядом стоял санитар. Теодозию Петровну
бил озноб, она никак не могла унять дрожавшую челюсть, мелкое постукивание
зубов.
ней, вытирая руки носовым платком. - Он мертв. Где у вас телефон?
захотелось немедленно сесть, но она оперлась спиной о стену и слушала, как
врач говорил кому-то, называя ее адрес:
- повторил он... - Хорошо... понял... - и повесив трубку, сказал Теодозии
Петровне: - До их приезда вы туда не входите и ничего не трогайте... До
свидания.
комнату Богдана Григорьевича, тупо уставившись в ее глубину, где в
полумраке виднелся край письменного стола, кушетка и часть стеллажей...
мере она сама. Что ж, все было гладко, достоверно, убедительно. По словам
соседки Шимановича, ее насторожили два факта: отсутствие туфель на
подстилке у двери, и в то же время свет, горевший в комнате Шимановича,
никогда не входившего по ее словам к себе в туфлях. И туфли эти,
"банкетные", как она сказала, действительно исчезли. А надевал он их по
особым случаям, для какого-нибудь визита. Куда же он в этот день ходил? По
какому _д_е_л_о_в_о_м_у_ поводу облачился в эти "банкетные"?.. И еще.
Получалось, что убийца пришел, когда соседки дома не было. Позвонил, и
Шиманович открыл дверь. Возможно даже незнакомому человеку. Богдан
Григорьевич открыл бы кому угодно. Тут, зная Шимановича, Щерба был
согласен с Теодозией Петровной, сказавшей: "Он кого хочешь мог впустить".
Не исключено, что убийца отпер дверь "своими" ключами, которые потерял
Шиманович. Или их у него выкрали. В этом случае убийца мог войти, когда
соседка была уже дома и смотрела телевизор - отпер и тихонько вошел. Есть
и еще один вариант: судя по тому, что в комнате нет следов борьбы -
опрокинутых, сдвинутых со своих мест, разбросанных предметов, бумаг,
вещей, - убийцу привел к себе сам хозяин... Но все это предположения... А
вот туфель точно нет...
люди возвращались с работы, а он устало, пошаркивая, шел в свой
прокуренный кабинет. Где-то за домами, за нагромождением серых, черных,
зеленовато-ржавых крыш распылался закат, полоснув по белым буклям
медленных редких облаков недолговечным красным высоким светом,
предвестником ветреного дня, как это бывало в конце августа...
застать. Но Скорик оказался у себя.
Понятно... Еще не читал, сейчас начну... Только оттуда... Скажите, какая
обувь была на убитом?
Скорик.
утепленные коричневые ботинки, коричнево-желтые повседневные и эти -
выходные черные. Она называет их "банкетными". Утепленные на месте, в
коричнево-желтых старых его похоронили, как я понимаю, потому что не
оказалось черных "банкетных". Я их тоже не видел. Не стали бы человека
класть в гроб в старой стоптанной обуви. Верно?
могу... Ну ладно, до завтра... Да, вот что: в ЖЭКе есть такой слесарь
Войтюк Игнат Петрович. Вроде он делал новые ключи для Шимановича по
просьбе соседки. Шиманович свои якобы утерял. Вы поняли меня?
Игнат Петрович еще один комплект ключей для себя?" Потом достал из
бокового кармана фотографию Шимановича, втиснул в серый конверт и засунул
в ящик письменного стола, туда же отправил и изъятый
календарь-еженедельник Шимановича. Покончив с этим, Щерба принялся читать
дело, попутно сравнивая свои впечатления после посещения квартиры Богдана
Григорьевича с бесстрастной обстоятельностью документов - протоколов,
заключений, экспертиз, начало которым положил осмотр места происшествия.
При этом в уме у Щербы непроизвольно возникал комментарий к ним.