продвижение Денниса фактически обеспечивал Алдерни. Алдерни всегда говорил
ему, что надо сказать. Он очень умный в политическом смысле.
говоря, его трудно понять. Но я знаю, он надеялся, что я буду избрана и
займу вместо Денниса как его вдова. И он обрабатывал людей, вроде жуткого
Леонарда Китченса с его подрагивающими усами, чтобы добиться моего избра-
ния. И потом, вопреки ожиданиям, центр партии в Вестминстере решил, что им
в парламенте нужен Джордж Джулиард. Он приехал и своим блеском ослепил из-
бирателей, которые фактически всегда прислушиваются к мнению Полли. А она
стоит за вашего отца, как тонна кирпичей... Кстати, Алдерни нечего делать
при вашем отце. Я иногда думаю, что он мечтает о такой власти, чтобы стоять
за сценой и дергать за веревочки марионеток.
еще многому предстояло учиться.)
жала Оринда, - я уже не так прислушиваюсь к Алдерни. А раньше я привыкла
делать все, что он предлагал. Мы всегда так делали. Деннис и я. Алдерни го-
ворил нам: на политической сцене произойдет то-то и тото. И почти всегда он
оказывался прав. А сейчас я много времени провожу с вами и с вашим отцом...
Вам покажется смешным, но я почти уверена, что он ревнует!
производил отец на каждую женщину в Хупуэстерне. Начиная от злоязычной Ла-
ванды и кончая сотнями других. Меня бы не удивило, если бы ревность, будто
хвост кометы, летела за ним по всему избирательному округу. Правда, ему бы-
ли нужны мужские голоса так же, как и женские. И я наблюдал, как он держал-
ся на тактичном расстоянии от жен.
позе стоял на тротуаре, уперев руки в боки и глядя на Оринду.
голосе.
ти, только с бессильной яростью взросления. Но я интуитивно почувствовал,
какая огромная и опасная перемена произошла с А. Л. Уайверном.
нию стремился стушеваться. Он запомнился мне спокойной замкнутой манерой
поведения, словно он хотел оставаться незамеченным. Теперь все это исчезло.
Плотная фигура вроде бы отяжелела, плечи ссутулились. Лицо исказилось от
злости, что было видно даже с такого расстояния. Он выглядел как потерявший
самообладание бунтовщик или воинственный забастовщик.
беззаботно и чуть поддразнивая. Потом положила ему на предплечье руку, неж-
но поглаживая. Он сильно ударил ее в лицо.
ней. И хотя Уайверн видел меня, он еще раз наотмашь ударил ее по носу и
рту.
ся. Но он вцепился в плечо жакета, не позволяя ей убежать, и занес кулак
для третьего удара.
сошла на мостовую.
пустынной, вдруг будто заполнил до краев тяжелый грузовик. Он мчался прямо
на Оринду. Скрипели тормоза, леденящими душу воплями надрывался гудок.
считав ни скорости, ни расстояния. Просто побуждаемый требованием момента.
мом деле только ухудшил положение. Это было непредсказуемое движение, и я
легко мог толкнуть ее ему под колеса, вместо того чтобы оттащить в сторону.
Но я просто бросился на нее, как в регби полузащитник бросается на мяч. Она
упала на твердую мостовую и чуть откатилась, наполовину оставшись подо
мной. Проскрежетавшие шины оставили отметку в дюйме от наших ног.
болью. И кроме того, она была потрясена и сбита с толку. Я стоял возле нее
на коленях и проклинал себя, опасаясь, что без нужды толкнул ее на мосто-
вую, когда грузовик и так мог бы объехать оранжевоалую фигуру.
побежал назад, на ходу репетируя огорченную невинность.
го не мог сделать... Это не моя вина, что она вся в крови.
вина. И можно бы сказать, ничья вина. Виноватый стоял, ослепленный яростью,
прямо через дорогу от нас. Оцепеневший и свирепый, он не спешил к нам на
помощь.
пый вопрос. Из носа текла кровь, и на лице остались следы от тяжелого кула-
ка Уайверна. Жакет порван. Потерялась где-то одна черная туфля. Тщательный
макияж размазан. И слабость охватила все ее тело. Оринда лежала на дороге и
совершенно не походила на ту уверенную и умудренную опытом женщину, повеле-
вавшую камерами телевидения, какой я привык ее видеть. Она выглядела как
растерянная, обыкновенная средних лет женщина, довольно симпатичная, кото-
рая пыталась собраться с мыслями и понять, что произошло. Я наклонился и
просунул руку ей под шею, чтобы проверить, может ли она сидеть. И к моему
облегчению, она позволила мне помочь ей сесть. Теперь она сидела на мосто-
вой, с согнутыми коленями, положив на них голову и руки. Кости у нее не по-
ломаны, с благодарностью судьбе подумал я. Переломы были душевные и психи-
ческие. Тут уж ничего не поделаешь.
ми на глазах и пытаясь стереть кровь пальцами. У меня ничего не было. - В
сумке есть платок.
меня одну.
бавил: - Я не задел ее. Я знаю, что не задел. Это не моя вина, что у нее
идет кровь.
парень, вы можете помочь поднять леди и довести ее вон до того золотистого
"рейнджровера".
крови. Проклятие, это не моя вина, она шла прямо под колеса.
остановились. Если вы поможете довести ее до той машины и я запишу вашу фа-
милию и фирму, которой принадлежит грузовик и в которой вы работаете, то,
уверен, у вас все будет в порядке, никто вас не будет обвинять.
не пострадал. И, как вы сказали, вы не задели эту леди.
верение. Но не мог же я тратить время на объяснения. Я нагнулся и попытался
поднять Оринду. Она встала, пошатываясь, и вцепилась в меня, чтобы не
упасть.
ее на руки и донес до "рейнджровера". Но помимо сомнений, что у меня не
хватит сил, меня еще смущала разница в возрасте. Смешно, я чувствовал себя
ее защитником и сам в это не верил.
летевшую в сторону туфлю и надел на нее. - Держитесь за мою руку.
будто ощупывая дорогу и не зная, куда наступить. Наконец мы добрались до
"рейнджровера" и устроили Оринду на переднем пассажирском сиденье. Она чуть
расслабилась и поблагодарила водителя.
Эта тачка принадлежит политику? Интересно, как его фамилия?
ехали и которой только что помогали, миссис Оринда Нэгл, чей муж до своей
смерти был членом парламента.
оправдания. По-моему, он уже начал репетировать отредактированную историю,
которую расскажет своим хозяевам. - Я живу в Куиндле, - сказал он. - Там
говорят, что, судя по тому, как идут дела, у вашего отца нет шанса. Но, мо-
жет быть, теперь проголосую за него. Большего обещать не могу!
фирмы, где он работал, и номер телефона. Он доброжелательно сиял, погляды-
вая на Оринду, и посоветовал ей не волноваться. И, проезжая мимо, улыбнулся
нам - улыбнулся! - и помахал рукой.
приклеились к земле.