пойдемте, я провожу.
постепенно начал злиться.
пребывания у нас, - капитан кивнул в сторону военного "уазика", укрытого под
навесом, - вместе с водителем!
скрывая иронии, спросил Воронов.
стол, сказал: - Как только свяжетесь с кем-то из руководства дивизии или
узнаете о месте проведения учений, сразу доложите!
спросил он.
артиста.
прочим поинтересовался капитан.
чисто случайно или же они начались из-за него? Если плановые, то почему
комдив ничего не сказал о них? Забыл? Вряд ли! Если совпадение не случайно,
то кто был инициатором этих учений?..
именно в последнем вопросе: кто был инициатором этих учений?
первый взгляд. Если отталкиваться от субординации, то, конечно же, комдив.
Возникают ситуации, когда комдив может оказаться не в курсе, но эту ситуацию
сразу нужно откинуть как из ряда вон выходящую. Воронову и в голову не могло
прийти, что как раз в данном случае и произошла ситуация, которую он
откинул. Но об этом чуть позднее... Сейчас Андрей задумался о командире
дивизии как о человеке: более всего Воронову не хотелось ошибиться именно в
нем. И не только потому, что он - бывший афганец, но и потому, что он
действительно пришелся ему по душе. Но почему генерал, спокойно рассказавший
о чисто личных делах, отказался дать характеристику двум своим офицерам?
Нельзя же, в конце концов, всерьез принимать его почти детскую отговорку.
Что-то за всем этим кроется... Но что?
хотя бы такое, поверхностное, мнение, то ни о подполковнике Булавине, ни тем
более о полковнике Бутурлине он не может сказать ничего определенного.
Встречаясь впервые с человеком, Андрей всегда пытался составить о нем
собственное мнение, если же не получалось, то хотя бы оставалось некое
смутное впечатление от встречи.
подошел, присел и, откинувшись на спинку, мысленно вернулся во вчерашний
день. Вот он поднялся по трапу к пассажирскому отсеку и вошел в самолет,
обнаружив там пять человек. Сейчас Андрей отбросил в сторону трех других и
сконцентрировал свое внимание именно на тех, знакомство с которыми наверняка
продолжится здесь, в дивизии.
отчетливо вспомнил это, - первыми отреагировали именно Бутурлин и Булавин.
взгляд, как бы оценивая: знаком или не знаком, нужен или не нужен, грозит
неприятностями или нет? Воронов вспомнил, что он уже готов был отозваться на
этот настороженный взгляд, как вдруг полковник отвернулся, потеряв к Нему
какой-либо интерес.
Булавина, наоборот, - простой, открытый, сейчас бы Андрей оценил его как
изучающий... можно сказать, даже заинтересованный. Воронову почему-то пришло
в голову, что таким взглядом обычно смотрят на противоположный пол. А что,
очень даже смазливый подполковник: наверняка многие женщины заглядываются на
него.
для подполковника он очень даже молод. Интересно, за какие заслуги он так
быстро продвинулся по службе? На вид ему никак не дашь больше тридцати пяти
лет. Может, воевал где и там отличился? Не очень похоже: во-первых, наград
нет, во-вторых, Воронов сразу узнавал тех, кто участвовал в военных
действиях. На тех, кто понюхал пороху и не раз лицом к лицу сталкивался со
смертью, на всю жизнь откладывался своеобразный отпечаток перенесенных
испытаний. Это сказывалось и в их речи, и в их реакциях даже на самые
невинные шутки окружающих, ощущалось даже во взгляде. - " Странно, почему
его память вновь и вновь возвращается к размышлениям о Булавине? Ну молод,
ну красив собой, ну получил раньше, чем другие, высокое звание... Это же не
криминал.
корпуса. Но дойти до него не успел: ему навстречу быстрым шагом шел дежурный
капитан.
из командования дивизией.
лично свяжется с вами через несколько минут по рации в штабной машине.
направился к "уазику".
ваши приказания! Ефрейтор Пуговкин! - четко выпалил он с небольшим
приволжским оканьем.
российского артиста, так он к тому же еще был удивительно похож на него:
такой же широколицый, скуластый, но более всего усиливал сходство его нос
картошкой.
от вопроса Воронов.
вздохнув, добавил: - К сожалению...
- Он никак не мог найти нужных слов и наконец остановился на главном, как
ему казалось, определении. - Михаил Пуговкин - мой самый любимый артист!
Вот! - Казалось, он даже обиделся на то, что приходится объяснять такую
простую истину.
рации. Ефрейтор вопросительно взглянул на Воронова.
чтобы кто-то слушал его разговор с генералом. - Майор Воронов, - сказал он в
трубку рации, усевшись на место рядом с водительским.
свои обиды и прикрылся иронией.
заметил он.
Машенькой навестить ее мать: она в Чапаевском стационаре наблюдается - путь
не близкий, - возвращаюсь, а у жены сердце прихватило... Пока "скорая"
пришла, пока отвез ее в больницу... Только полчаса назад домой вернулся.
Дай, думаю, позвоню, перед тем как подремать пару часиков. Звоню, спрашиваю
своего зама, а дежурный... А-а-а! - с досадой крякнул он. - Ты извини,
майор, это моя вина: растрогался я вчера от своих воспоминаний, а тут еще и
жена...
Дай-ка трубку водителю!