правильно!.. Но кто этот молодой человек, monsieur де Талейран? Он,
кажется, еще не был представлен мне?
императору, и, в ответ на мой почтительный поклон, Жозефина поздравила
меня с самой задушевной приветливостью.
и преданные люди! Не знай я этого, я не находила бы минуты покоя вдали от
него. По-моему, он находтся в безопасности только во время войны, потому
что только тогда он отделен от убийц, ищущих случая лишить его жизни. Я
слышала, что только на днях раскрыт новый заговор якобинцев?
- сказал Талейран.
ответа.
воскликнула она, - я слышала, что молодая девушка взялась отдать его в
руки правосудия, и что наградой за этот подвиг будет освобождение ее
возлюбленного?
Сибилль Бернак.
Жозефина, - но мне кажется, что все дела государства уже группируются
вокруг вас. Вы должны представить вашу хорошенькую, по словам императора,
кузину ко двору! Madame де Ремюсат, потрудитесь записать ее имя!
камина. Вдруг я заметил, что она удивленно посмотрела на какой-то предмет,
который тотчас и подняла с полу. Это была треуголка Наполеона с
трехцветной кокардой. Быстро приподнявшись с кресла, Жозефина с треуголкой
в руке подозрительно посмотрела на невозмутимое лицо министра.
глаза вспыхнули недобрым огоньком, - вы сказали мне, что император вышел,
а, между тем, его треуголка здесь?
этого!
угадывая правду.
император, и чем он занят!
шляпу.
- император только что покинул нас.
более.
через которую вышел император.
упало, но я все же мысленно успел произнести пламенную молитву святому
Игнатию, который всегда покровительствовал нашей семье, - и опасность
миновала.
джентельмены не желают сказать нам правду, мы сами сумеем найти ее.
комнаты Наполеона; спутница императрицы следовала за нею, и по ее
растерянному лицу, по робким неуверенным шагам я понял, что она
догадалась, в чем дело.
столь обычным явлением, что еще ранее, будучи в Ашфорде, я неоднократно
слышал самые разнообразные повествования о них. Самоуверенность Наполеона
и его пренебрежение мнением света заставили его перестать бояться того,
что о нем могут сказать, тогда как Жозефина, всегда сдержанная и
спокойная, мучимая ревностью, утрачивала самообладание, и это приводило к
тяжелым сценам.
палец к губам, тогда как Бертье не будучи в состоянии сдержать свое
волнение, беспощадно мял и тискал свою и без того измятую шляпу. Только
Констан, этот преданный слуга, решился загородить от госпожи роковую
дверь.
доложу императору о вашем присутствии здесь, - сказал он, и простирая руки
так, что они загораживали вход.
все! Ну хорошо же, я поговорю с ним! Пропусти меня, Констан! Как ты
осмеливаешься загораживать мне дорогу?!
протестовавшего слугу, раздвинула портьеру, раскрыла дверь и исчезла в
смежной комнате. В этот миг она горела одушевлением и гневом; яркий
румянец, несмотря на наложенную на щеки краску, залил ее лицо; ее глаза
сверкали гневом оскорбленной женщины. Она не боялась теперь предстать
перед мужем.
самой отчаянной трусости совершался слишком быстро! Не успела она скрыться
в соседней комнате, как оттуда раздался грозный окрик, словно рычание
разъяренного животного, и в следующий миг Жозефина в ужасе выбежала из
комнаты в палатку.
Жозефина была так испугана, что бросилась прямо к камину; madame де
Ремюсат, не желавшая, в качестве арьергарда, принять на себя натиск
разгневанного императора, бросилась вслед за нею. Так они обе бежали,
словно спугнутые с гнезда наседки, и, дрожа всем телом, опустились на свои
прежние места. Тяжело дыша, не смея поднять глаз, они сидели так, пока
Наполеон с нервно подергивающимся лицом, как разъяренный зверь, метался по
комнате, изрыгая град площадных ругательств.
мне? Неужели у тебя настолько не хватило смысла, соображения? Неужели я
никогда не могу быть один?! Неужели я вечно должен подчиняться женским
капризам? Почему все могут иметь часы свободы, а я нет? А вам, Жозефина, я
скажу, что между нами все кончено! Я еще колебался, но теперь я решил
порвать с прошлым!
Присутствовать при подобной сцене не так-то легко! Император не обращал ни
малейшего внимания на наше присутствие, как будто мы были просто
неодушевленные существа. Получилось такое впечатление, что этот странный
человек непременно хотел все щекотливые семейные дела, которые обыкновенно
сохраняются в тайне, разбирать публично, чтобы еще больнее уязвить свою
жертву. Начиная с императрицы и кончая грумом, не было решительно ни
одного человека, кто бы с грустью не сознавал, что он каждую минуту может
быть публично осмеянным и оплеванным, ко всеобщему удовольствию,
отравлявшемуся лишь той мыслью, что каждый из присутствующих в ближайшем
будущем может попасть в такое же положение.
которому обыкновенно прибегают женщины. Закрыв лицо руками и склонив свою
грациозную шейку, она залилась горькими слезами. Madame де Ремюсат тоже
плакала, и в те моменты, когда она прекращала свои рыдания, хриплые и
резкие, потому что голос ее в минуты волнения всегда делался таким, -
слышались мягкие, стонущие рыдания Жозефины. По временам издевательства
мужа выводили ее из терпения, и тогда она пыталась возражать ему, мягко
упрекая его за бесконечные измены, но каждая такая попытка вызывала только
новый прилив раздражения в императоре. В гневном порыве он ударил своею
табакеркою об пол, как рассерженное дитя разбрасывающее по полу игрушки.
меня, и я не создан для них. Я человек вне закона и не принимаю ничьих
условий. Я много раз говорил вам, Жозефина, что это все фразы жалкой
посредственности, которыми она старается ограничить величие других. Все
они неприложимы ко мне. Я никогда не буду сообразовывать свое поведение с
законами общества!
делать и как выполнить задуманное, не слушаясь советов других. Вы должны
покориться всем моим капризам и недостаткам, Жозефина, и я думаю, вы сами
поймете, что необходимо дать полный простор моим действиям!
неправ в данном деле с одной точки зрения, он сейчас же представлял факт в
совершенно ином свете, который бы оправдывал его потупки. Наконец бурная
сцена окончилась. Он достиг своего, убедил в своей правоте им же
оскорбленную женщину! Как в битве, так и в спорах Наполеон всегда
предпочитал натиск и атаку.
вы, сколько платьев имели вы в этом году?! 144 платья, причем каждое из
них стоит баснословных, безумных денег! В ваших гардеробах насчитывается
до 600 платьев, почти не надеванных! Madame де Ремюсат может подтвердить
это. Она не может не знать этого.