истомившись от ожидания, отправился ее разыскивать. Он притащил ее в дом,
вызвал врача. Едва оправившись, она снова устремилась к зданию правительства
и, сидя на ступеньках перед входом, тщетно пыталась получить ответ.
побрела домой, чтобы больше никогда не выходить за пределы виллы.
встретил Рене.
его из самых лучших побуждений.
поблагодарить его.
Ведди. Храм, подобно каменным усыпальницам, превратился в воспоминание о
несчастном прошлом Кампучии.
его семья, существовала лишь в его воображении, что это просто был
счастливый сон. Потому что настоящее превратилось в кошмар.
отца, за нее, за Преа Моа Пандитто. Прежние правила и прежняя жизнь сметены
неудержимой волной. Больше не было времени ни для мира, ни для понимания, ни
для изучения прошлого. Будде придется подождать. Но он никогда не забудет
того, чему его учили.
дерево за окном. Она постарела, голова ее тряслась, шея была тонкой-тонкой,
высохшей. Глаза выцвели, стали похожи на глаза слепца.
получить разрешение. И, не говоря ни слова Малис - сестра отправилась в
школу за Сорайей и Ратой, - выскользнул из дома, ушел из Камкармона, из
Пномпеня, ушел на северо-запад. По тому пути, по которому на встречу с
революцией ушел его старший брат.
***
Тротуары, стены домов излучали накопленную за день жару, и сейчас, в
полночь, было так же жарко, как в полдень.
Квартира его находилась на втором этаже маленького аккуратного особняка,
неподалеку от здания Медицинской экспертизы.
всех четырех этажей. Орнамент ограды, витиеватый и воздушный, придавал дому
какой-то южный, ньюорлеанский вид.
четко. Он все время думал о том электронном устройстве, которое нашли в
кабинете Джона.
противоположном конце холла, и Трейси ясно видел, что из-под нее на ковер
пробивается полоска света. Уходя утром, он свет выключил - это он хорошо
помнил.
распахнул дверь и прижался спиной к стене холла.
прислушался, но ничего не услышал.
за исключением того, что на обеденном столе стоял стакан. С белым вином. А
рядом со столом, во все глаза глядя на него, стояла Лорин.
молчи. Ты что, подкупила швейцара? Она выдавала улыбку:
девственницы. Видимо, в его грязных фантазиях скачут девственные балерины.
мгновенно:
нему. - Я скучала по тебе, - прошептала она, словно пускала через реку
разделявшего их времени спасательный плотик. - Я даже не могу сказать, как.
такую боль?? Ее объяснений ему было недостаточно. И он спросил:
она и боялась, именно это и заставляло ее руки дрожать. Но она не хотела
отступать.
Никаких причин нет. Кроме того, что все изменилось. Я... Я не знаю, как это
выразить... Я нашла тебя в себе.
знает...
может поступить с ней так, как она поступила с ним, невыносимым грузом
давила на плечи, это был древний страх, и оттого более сильный. И она
боролась со страхом.
сначала кончиками пальцев, потом провела ладонью по его плечу и груди. Она
знала, что делает, знала, что еще никогда не касалась мужчины с такой
любовью и такой нежностью.
вспомнил старого кхмерского священника, полного тепла и любви. Чужак в чужой
и враждебной стране, он был тогда потрясен этим теплом и его силой. И
сейчас, в прикосновении Лорин, он ощутил ту же силу.
что он заговорил. - Мы лгали друг другу, мы обманывали друг друга, превращая
злобу в ненависть, - он по-прежнему не касался ее, - а ненависть - в боль.
ближе, прижавшись к нему бедром. На ней были темно-зеленые шелковые брюки,
мужского покроя блузка. Сверкающие волосы стянуты в хвост пурпурной лентой.
Она была почти не накрашена - только немного губной помады и немного румян:
грим она накладывала только когда выходила на сцену. В ушах - маленькие
бриллиантовые сережки.
вернулась, - лицо ее, казалось, светилось. - И я дома. Я пришла домой.
обдумывала заранее, что скажет - она слишком для этого волновалась. Жизнь
стала для нее непереносима: да, она танцевала, но в промежутках просто
сидела, уставившись в пол, и сердце ее колотилось так, как колотится сердце
моряка, выброшенного на чужой берег.
слабенькой, словно одинокий огонек свечки в темной ночи. Что, если порыв
ветра загасит его? Она испугалась, что порыв этот близок, и затаила дыхание.
Она действительно боялась дышать, и лишь слушала, как гулко бьется ее
сердце. Время остановилось. Сколько времени пробыла она здесь? Минуты, часы,
дни? Неважно. Это не имело для нее значения. Существовал лишь этот хрупкий
миг, и она знала лишь одно: она не хочет его терять, не хочет, чтобы миг
кончался.
прочь? Конечно, будет жить, но для чего, зачем?
тонкая, перервалась. Он протянул руку и отстранил ее.
быстро. И я не знаю, готов ли к этому, - он покачал головой. - Между нами
выросла такая высокая стена, что ее одним ударом не разрушить.
разозлилась на себя, что чуть не разрыдалась.
пластинку. Поставила на проигрыватель, прибавила звук.
ничего нарочитого или двусмысленного. Она положила его руку себе на талию.
Спрингстина ?Духи ночи?. И вместе с мелодией к ним пришли призраки их
недавнего прошлого, невинность, которую они потеряли. Низкий, сильный голос
Брюса заполнил все пространство, и ритм, ритм... Она выбрала правильно.
одними губами прошептала: ?Давай?.
Лорин танцевала всегда, танцевала днем и ночью, под иные ритмы. Но и
рок-н-ролл был для нее хорош, в ней вспыхнула вся энергия, накопленная за
долгие годы занятий.
танцевальных клубах, куда они раньше любили ходить - сейчас она не могла
вспомнить ни одного названия. Возможно, этих клубов уже и нет, или они
теперь называются по-другому, а, возможно, это она сама изменилась.
?Молодец, Брюс, давай, пусть музыка закрутит его, пусть принесет его ко мне,