Гош, может, даже еще более лихорадочное. Ван Аллен готовил летнюю
коллекцию, и его энергия и оптимизм поражали меня, ибо я сомневался, что в
нашей жизни еще будет лето. Он примерял платье из легкой белой ткани на
черноволосую девушку, другие манекенщицы то появлялись, то исчезали в
кабинках для переодевания. Несколько человек обсуждали что-то у
письменного стола в стиле Людовика XV, где валялись рисунки и куски
тканей. В углу комнаты Дениз разговаривала с какой-то блондинкой, женщиной
лет пятидесяти, и молодым человеком с черными вьющимися волосами. Я
вмешался в их разговор. Они уезжали на Лазурный берег. В общем шуме мы уже
почти не слышали друг друга. Непонятно по какому поводу из рук в руки
передавали бокалы с шампанским.
помню его светло-голубые глаза и улыбку, когда, высунувшись из двери, он
пожелал нам удачи и послал вслед воздушный поцелуй.
уложен, чемодан и две кожаные сумки ожидали нас в гостиной, у большого
стола. Дениз закрыла ставни и задернула занавеси. Убрала в футляр швейную
машинку и сняла белую холщовую ткань, приколотую булавками к портняжному
манекену. Я думал о вечерах, проведенных в этой комнате. Она кроила по
выкройкам, которые ей давал Ван Аллен, или шила, а я, растянувшись на
диване, читал какие-нибудь "Мемуары" или детективы из серии "Маска",
которые она так любила. Наши вечера были для меня редкими минутами, когда
я мог тешить себя иллюзией, что мы живем обыденной жизнью, в мирном мире.
топорщились карманы, в рубашки, свитера и внутрь ботинок. Дениз проверила
вещи в одной из сумок, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Я прошел по
коридору в спальню. Не зажигая света, встал у окна. По-прежнему падал
снег. Полицейский на той стороне улицы спрятался в свою будку - ее
поставили несколько дней назад, с наступлением зимы. Со стороны площади
Соссэ к нему быстрым шагом шел другой полицейский. Он пожал руку своему
коллеге, протянул ему термос, и они принялись по очереди отхлебывать из
стаканчика.
прижалась ко мне. От нее исходил пряный аромат духов. Шубу она надела
прямо на блузку. Мы очутились на кровати, где не было уже ничего, кроме
матраса.
На тележке рядом с нами громоздились многочисленные чемоданы. У Гэй
Орловой был кофр. Фредди беседовал с носильщиком и предложил ему сигареты.
Дениз разговаривала с Гэй Орловой. Дениз спрашивала ее, хватит ли нам всем
места в шале, которое снял Фредди. На вокзале было темно, только на
перрон, где мы стояли, падал желтый свет. Подошел Вилдмер, как всегда в
рыжем пальто, доходившем ему до пят. Фетровая шляпа была надвинута на лоб.
Носильщик внес чемоданы в спальный вагон. Стоя на перроне, мы ждали
объявления об отправке поезда. Гэй Орлова заметила среди пассажиров
знакомых, но Фредди попросил ее ни с кем не разговаривать и не привлекать
к нам внимания.
приспущена, но, наклонившись, я увидел, что мы проезжаем пригород. Снег не
прекращался. Я поцеловал Дениз и Гэй Орлову и вернулся в свое купе, где
уже устроился Фредди. Вскоре к нам зашел Вилдмер. В его купе пока никого
не было, и он надеялся, что останется один до конца. Он боялся, что его
узнают по фотографиям, часто мелькавшим в спортивных газетах несколько лет
назад, - после того несчастного случая на скаковом поле Отея. Мы пытались
успокоить его, уверяя, что лица жокеев забываются очень быстро.
тушили ночники, и Фредди нервно курил. Он волновался из-за возможной
проверки документов. Я тоже, но старался это скрыть. У Фредди, Гэй
Орловой, Вилдмера и у меня благодаря Рубирозе были доминиканские паспорта,
но мы сомневались, что они способны нас защитить. Руби сам сказал мне это.
Мы могли оказаться всецело во власти полицейского или въедливого
контролера. Только Дениз ничем не рисковала. Она была настоящая
француженка.
слышим, что кто-то идет по коридору. Открывает дверь купе. Может, вошли к
Вилдмеру. И нас с Фредди охватывает безудержный истерический смех.
погасил ночник. Не знаю почему, но в темноте я чувствовал себя увереннее.
коридоре. На перроне разговаривали люди, отдельные слова долетали и до
меня. Видимо, они стояли под нашим окном. Один из них надсадно кашлял.
Другой насвистывал. Нарастающий шум встречного поезда заглушил их голоса.
силуэт мужчины в плаще. Он обвел купе лучом фонарика, сверху вниз, чтобы
проверить, сколько нас. Фредди разом проснулся.
их, потом передал кому-то, кто стоял рядом, но того человека мы из купе не
видели. Я закрыл глаза. Они неслышно переговаривались.
паспорта.
поезда. Поезд дернулся. Я услышал смех Фредди. Он зажег свет.
понять, чего это мы так разволновались. Тут же пришел и Вилдмер, но ему
было не до смеха. Он еще дрожал. Когда он показал паспорт, его тоже
спросили, действительно ли он доминиканский дипломат, но он не осмелился
ответить, опасаясь, что среди полицейских в штатском и контролеров
найдется завсегдатай скачек, который узнает его.
приветливым казался мне этот пейзаж... Вид спящих домиков опьянял меня,
никогда прежде я не был так полон веры в будущее...
автобус и большой черный автомобиль. Мы с Фредди и Вилдмером несли
чемоданы, а двое носильщиков потащили кофр Гэй Орловой. Пассажиры,
отправляющиеся в Межев - нас было всего человек двенадцать, - садились в
автобус, а шофер с носильщиками укладывали чемоданы на заднюю площадку,
когда к Гэй Орловой подошел светловолосый молодой человек, тот самый,
которого она заметила еще вчера, на Лионском вокзале. Они обменялись
несколькими фразами по-французски. Позже она объяснила, что едва знает
этого человека, он русский, зовут его Кирилл. Он указал на черный
автомобиль - за рулем его кто-то ждал - и предложил подвезти нас в Межев.
Но Фредди отклонил его приглашение, сказав, что предпочитает автобус.
обогнал. Дорога поднималась вверх, и всякий раз, когда автобус набирал
скорость, корпус его отчаянно трясся. Я подумал, что автобус может
сломаться, не довезя нас до Межева. Впрочем, что за важность? По мере того
как ночная тьма уступала место белому ватному туману, сквозь который еле
проступали иглы пихт, во мне крепла уверенность, что никто не станет нас
здесь искать. Мы ничем не рисковали. Мало-помалу мы становились
невидимками. Даже наша городская одежда, которая могла бы привлечь к нам
внимание - рыжее пальто и темно-синяя фетровая шляпа Вилдмера, леопардовое
манто Гэй и пальто Фредди из верблюжьей шерсти, его зеленый шарф и
черно-белые ботинки для игры в гольф, - все это растворялось в тумане. Кто
знает? Может, в конце концов мы вообще исчезнем. Или от нас останутся
только капельки влаги, липкая сырость, которую не удается стереть рукой с
запотевшего окна. И как еще шофер ориентировался? Дениз задремала, уронив
голову мне на плечо.
погрузить багаж на стоящие там сани, и мы зашли выпить чего-нибудь
горячего в кондитерскую возле церкви. Она только что открылась, и хозяйка,
обслуживавшая нас, была несколько удивлена столь ранним посещением. А
может, акцентом Гэй Орловой и нашим городским видом? Вилдмер всем
восхищался. Он никогда не бывал в горах, не занимался зимним спортом.
Прижавшись лбом к стеклу, застыв от восторга, он не отрываясь смотрел на
снег, падавший на памятник погибшим и на мэрию Межева. Потом Вилдмер
спросил у хозяйки, как работает канатная дорога и можно ли записаться в
лыжную школу.