счет, к тому же вооруженные и готовые пустить в ход свои
кинжалы. Лучше всего гостям разъезжаться не поодиночке, а
группами, чтобы при случае можно было дать отпор лиходеям.
Однако при всей своей озабоченности аббат был доволен тем, что
может облегчить дальнейший путь хотя бы одному паломнику,
вернув ему заветный епископский перстень.
минуту на пороге появился брат Виталий.
нашего гостя по имени Сиаран зайти ко мне, ибо нам надо
поговорить.
и поспешил в свой сарайчик, чтобы разжечь жаровню и
поддерживать в ней медленный, ровный огонь на тот случай, если
во время праздничной церемонии возникнет срочная нужда в
успокоительном отваре из ромашки для какого-нибудь чересчур
экзальтированного богомольца или в теплом компрессе, ежели
кого, неровен час, придавят в толпе. Он знал, что простодушно и
истово верующие люди порой не ведают меры в выражении своего
восторга.
обрадовался возможности самому заняться ими. Молодому Освину
было позволено выспаться: паренек мог оставаться в постели до
самого колокола. В скором врмени брат Освин закончит
ученичество и будет переведен в богадельню Святого Жиля, где
сейчас находилась рака с мощами Святой Уинифред. Там находли
приют и уход те, кого, опасаясь заразы, не впускали в городские
ворота. Монахи призревали несчастных сколько было необходимо.
Служил там в свое время и брат Марк, любимый ученик Кадфаэля,
которого порой так недоставало травнику. Однако Марк уже
оставил это служение и был рукоположен в дьяконы, что было
всего лишь ступенью к осуществлению его давней мечты -- стать
вященником. Вспоминая о нем, Кадфаэль всякий раз думал, что
посеянные им семена дали добрые всходы. Освин, конечно же, не
Марк, но и он парнишка старательный, работящий и наверняка
будет старательно заботиться о несчасных, которые окажутся на
его попечении.
спустился к берегу изрядно обмелевшего ручья Меол, по которому
проходила западная граница аббатских владений. Золотые стрелы
лучей восходящего солнца, скользнув по крышам монастырских
построек, пронзали разбросанные там и сям купы деревьев на
противоположном берегу, поросшем густой сочной травой. Выше по
течению от Меола была отведена протока, по которой вода
поступала в аббатские рыбные пруды, приводила в движение колесо
монастырской мельницы, а затем возвращалась в ручей, который, в
свою очередь, впадал в Северн. Сейчас вода в Меоле стояла
низко, и оттого обнажились многочисленные отмели и гладкие
островки выступившего на поверхность донного песка. "Нехудо, --
подумал Кадфаэль, -- чтобы Господь послал нам хороший дождик.
Но нынче еще рановато: пусть солнечная погода продержится
денек-другой".
пологому склону. Ранний горох с полей был уже убран, а
остальной поспеет как раз после праздника. пройдет всего пара
деньков, возбуждение уляжется, и обитель вернется к
размеренному ритму повседневных трудов, оставаясь в стороне от
суетной переменчивости мирской жизни. Кадфаэль свернул по
тропке к своему сарайчику и увидел, что перед закрытой дверью в
нерешительности стоит Мелангель.
ясного утра ее простенький домотканый наряд не казался грубым,
а юное личико выглядело особенно прелестным. Девушка сделала
все, чтобы в праздник не ударить в грязь лицом. Юбки были
безупречно отглажены, темно-золотистые волосы аккуратно
заплетены в косы и уложены вокруг головы. Отливавший медью
венец был таким тугим, что кожа на висках натянулась, приподняв
линию бровей, отчего опушенные темными ресницами глаза казались
глубокими и таинственными. Своей голубизной они напомнили
Кадфаэлю цветы горечавки, которые давным-давно, по пути на
Восток, он встречал в горах южной Франции. Нежный румянец
тронул ее бледные щеки. Лицо Мелангель светилось ожиданием и
надеждой.
улыбкой протянула ему небольшой сосуд с маковым отваром,
который Кадфаэль вручил Руну три дня назад. Флакон так и не был
откупорен.
снадобье. Рун говорит, что оно может пригодиться кому-нибудь
другому, тому, кому оно нужнее, потому как сам он в силах
терпеть свою боль.
пузырек, заткнутый деревянной пробкой с прокладкой из тонкого
пергамента, обвязанный навощеной нитью. Затычка была не
тронута. Три ночи паренек провел в обители, покорно позволял
монаху проделывать с ним всевозможные манипуляции, был
неизменно кроток и уступчив, однако, получив средство хотя бы
на время избавиться от боли, с необъяснимым упорством
отказывался облегчить свои страдания. "И Боже упаси, чтобы я
его уговаривал, -- подумал Кадфаэль. -- В таком деле советчиком
может быть разве что святой, не иначе".
ее слышалось легкое беспокойство, но на устах по-прежнему
светилась улыбка: по-видимому, ей не верилось, что кто-то может
сердиться в такой счастливый день, когда любимый обнял и
поцеловал ее. -- Поверь, брат, он не стал пить снадобье не
оттого, что усомнился в тебе. Он сам говорил мне об этом. И еще
он сказал -- правда, я не очень-то его поняла, -- что пришло
время предложить какое-то подношение и что он будто бы свой дар
приготовил.
для того, чтобы успокоиться, достаточно знать, что
болеутоляющее средство у тебя под рукой. -- Конечно же, я не в
обиде, с чего бы это? Но скажи мне, дитя, он спал?
как выглядит он бодрым и отдохнувшим. Я усердно за него
молилась.
лучившаяся от счастья разделенной любви, Мелангель испытывала
потребность излить свою радость на окружающих. А брат Кадфаэль
твердо верил в то, что любовь способствует обретению благодати.
-- и не сомневайся: твоя молитва не была напрасна. Ну а отвар
я, как и советует Рун, приберегу для какого-нибудь страдальца,
того, кому он нужнее. Думаю, его вера добавила силы этому
снадобью. Ну ладно, дитя, ступай, сегодня я еще увижу вас
обоих.
словно хотела вобрать в себя весь утренний свет и безбрежную
синеву неба, а брат Кадфаэль заглянул в сарайчик
удостовериться, что к долгому и нелегкому праздничному дню все
приготовлено.
грани, за которой душе открывается высшее знание, когда
становится ясно, что физическая боль ничтожна и преходяща в
сравнении с невыразимым таинством соприкосновения с Божеством.
тишине своего сарайчика, -- чтобы осмеливаться просить святую
ниспослать знамение? Уж коли мальчик терпеливо сносит боль и ни
о чем не просит, мне остается лишь устыдиться своего сомнения".
руку от нее, на западе, небосклон сиял отраженным, смягченным,
но все же таким ясным светом, что девушка не удержалась и,
повернувшись, устремила взгляд к горизонту. Волна света
поднималась по склону и, перехлестнув бугор, растекалась по
саду. Где-то там, на дальнем краю монастырских угодий, две
волны встречались и свет запада тускнел перед лучезарным
великолепием востока, но здесь громады зданий странноприимного
дома и церкви заслоняли восходящее солнце, уступая место
мягкому предрассветному свечению.
цветочного сада, глада себе под ноги, осторожно и неуверенно
ступает человек. Он был один. Тень неразлучного спутника не
маячила у него за спиной. Вчерашнее волшебство еще сохраняло
свою силу. Не веря своим глазам, Мелангель уставилась на
Сиарана -- на Сиарана без Мэтью. Это уже само по себе было
маленьким чудом: похоже, сегодня воистину выдался день чудес.
к ручью, и в тот момент, когда на виду оставались лишь его
Березин Федор
Шилова Юлия
Маркелов Олег
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий