Чтение 26–й страницы книги ~Голосуйте за Берюрье!~

- Ту штуковину, которую ты сегодня утром сунул под сиденье моей тачки,
кто тебе ее дал?

В его голове, должно быть, одновременно звонят базельские и арагонские
колокола. Взгляд несчастного неподвижен, и сопля школьника выползает из его
бледного носа.

- Ты не хочешь говорить здесь? Ты предпочитаешь, чтобы мы отправились
поговорить об этом в комиссариат? Ладно, как хочешь.

Он делает растерянный жест

- Я... Это... это была шутка, господин комиссар.

- Уф! Выложил!

От него нетрудно будет добиться признания.

- У тебя очень разрушительные шутки, Жано.

- Я хотел... это из-за газет... Когда я узнал, что господин Берюрье...
Это чтобы поиграть в того сумасшедшего, понимаете?

Вот она где опасность прессы! Она распространяет определенные мнения,
создает различные мифы и героев отделов происшествий, и слабые головой люди,
подобные этому поваренку, попадаются на удочку. Им хочется убедить себя, что
они тоже не робкого десятка, и они бросаются на поиски приключений.

- А, так ты хотел поиграть в сумасшедшего, приятель?

- Я не знал, что дело так обернется. Это была всего-навсего учебная
граната, которую я прихватил из армии. Я думал только попугать вашего друга.

Я пристально смотрю на бедолагу, вертя ключ на указательном пальце.

- И ты не подумал, что в твоей так называемой гранате может оказаться
порох? Порох, от которого загорелись сиденья! Ну и болван же ты!

Я не выдерживаю и даю ему две крепких пощечины. Угробить почти новую
машину, чтобы поиграть в злодея! Есть от чего возмутиться.

Какое-то мгновение меня одолевает желание засадить за решетку эту
личинку. Затем я отдаю себе отчет, что этим я не окажу обществу услуги. До
сих пор он был просто глуп. В тюрьме он станет злым. Может, нынешний урок
окажется для него спасительным, и на будущее он потеряет желание
оригинальничать? В любом случае страховая компания оплатит сгоревшую тачку!
И потом есть еще Фелиция. У нее исстрадалось бы сердце, узнай она, что из-за
нее маленькому негодяю доведется отведать сырой соломы тюремных камер. Я
поднимаю его за отвороты куртки в мелкую клетку.

- Послушай, гаденыш! Я даю тебе шанс. Если пойдешь правильной дорогой,
все будет в порядке. Но, если ты споткнешься, тебя отправят шить шлепанцы до
тех пор, пока не заплесневеешь, понял? И это не пустые угрозы. За тобой
будут присматривать. Считай, что тебе повезло, поскольку сердце у меня столь
же большое, как и твоя глупость. А теперь давай проваливай!

У него по щекам текут слезы. Он останавливается у двери и лепечет:

- Она закрыта на ключ!

Я отпираю дверь. Проходя мимо меня, он прикрывает лицо рукой, но получает
удар моей ножкой 42-го размера в задницу. Это помогает ему одолеть шесть
ступенек вниз без остановок. Едва он исчезает, как появляется моя
встревоженная мама.

- Ну что?

- Это был действительно он. Он использовал учебную гранату. Ему
захотелось побыть оригинальным.

- Что ты с ним сделал?

- Влепил пару пощечин. Что ты хочешь, чтобы я ему сделал? Он схлопотал бы
самое малое два года тюрьмы. А зачем?

Теперь мама начинает лить слезы. Она целует меня.

- Ты добрый мальчик, Антуан.

- Это не его вина, что жизнь такая мерзкая и что ему сунули в руку
гранату прежде, чем оторвали от материнской груди.

Я подхожу к окну, чтобы полюбоваться на золото наступающего вечера. Меня
гложет воспоминание о Наташе. Смешно. Во время встречи с ней я думал только
о том, как бы выведать необходимые сведения. И вот ретроспективно я начинаю
испытывать ее славянское обаяние. У нее как раз такие глаза, которые я
люблю, и бюстгальтер, чудесно выполняющий свою функцию. Мне очень хотелось
бы провести отпуск в ее декольте.

- Следствие продвигается? - интересуется Фелиция.

Я гляжу на старую мельницу с запрудой, покрытой лилиями, с ее
заржавевшими затворами и плакучими ивами.

- Да, мама, чертовски. Никогда не имел подобных дел. Все три кандидата
погибли в течение недели. Первый покончил с собой. Второй убит. А с третьим
произошел идиотский случай. Черная серия, одним словом! Редко, но такое
случается.

- В общем,- со знанием дела подводит итог матушка знаменитого комиссара
Сан-Антонио,- в общем, Антуан, тебе надо раскрыть всего лишь одно
преступление?

- Да, мама, всего лишь одно.

Снизу до меня доносится песня "Три чесальщика":

Ибо мы,

Ибо мы чесальщики!

Этот доблестный гимн орут три подвыпивших певца. Певцы с лужеными
глотками - Берю, Пино, Морбле. Фелиция заливается смехом. Я подхватываю ее
за талию.

- Давай, мамочка, спустимся,- говорю я,- согреем душу.

* * *

Взгромоздившийся на стол Берю под осуждающие взгляды англичан
разглагольствует:

- Сударыни, господа! Если программа PAF вам не нравится, можете
проваливать отсюда! А пока я ставлю любому и каждому по бутылке вина -
обмыть мое будущее избрание33 в законную Ассамблею.

- Законодательную! - поправляет Морбле.

- А тебя кто спрашивает? - обрушивается на него Берю.- Не хватало еще,
чтобы какая-то старая жандармская унтер-офицерская развалина давала мне
уроки французского языка! Нет, вы видели такое!

Морбле аж сатанеет от ярости. Он заявляет, что для него унизительно быть
заместителем ничтожного полицейского в гражданском костюме и что он подает в
отставку. Для Пино это заявление - целительный бальзам, поскольку он сам
метит на этот пост. Мы на пороге драки, и я вижу, что самое время вмешаться.

- Берю,- обрываю я его.- Вместо того чтобы разыгрывать здесь из себя
клоуна, ты бы лучше занялся своей работой полицейского. Я тебе поручил
ответственное дело, а ты его забросил, чтобы погрязнуть в перипетиях
смехотворной избирательной кампании, которая покрывает нас позором!

Толстяк отвечает мне, что, пока меня будет покрывать позор, мне не
придется раскошеливаться на химчистку. Рассуждение его мне представляется
логичным.

Затем он высокомерно отметает мою критику.

- Моя работа? Так я ее выполнил, несмотря на мою избирательную кампанию.
Твоего продавца нафталином, Беколомба, я проследил с момента выхода из
лавки. Мы за ним следили даже все втроем, я говорю правду, эй вы?

Пино и Морбле подтверждают сказанное.

- Впрочем,- продолжает Берю,- это скучный человек. Он проводит свою жизнь
в церкви. Он туда отправился сразу после работы.

Его пьяный взгляд слегка светлеет.

- О, постой-ка, я тебе об этом расскажу поподробнее. В церкви находился
один из наших парней из комиссариата, он был с этой, как ее, вдовой. Они
вели серьезный разговор. Беколомб, должно быть, страшно ревнивый, потому что
сразу после разговора он принялся следить за инспектором аж до самого
комиссариата. А потом...

Я его больше не слушаю. Черт побери, все ясно! Теперь я понимаю, почему
мне позвонила мамаша Монфеаль. Она предупредила Беколомба о том, как
развиваются события с так называемым шантажистом, и он проследил за всей
операцией. Тогда-то он и сообразил, что кретин Мартине отправился в
комиссариат докладывать о проделанной работе. Он понял, что это ловушка, и
поставил об этом в известность свою подружку в трауре.

Вот тогда-то мадам Монфеаль мне и позвонила, что должно было, по ее
мнению, обелить ее в моих глазах. Я расцеловываю Толстяка.

- Господин президент,- говорю я,- ваши действия принесли свои плоды.

- Незрелые! - язвительно бросает Морбле.

Но его сарказм пролетает слишком высоко, чтобы бросить тень на
безмятежность Берюрье.

- Дорогие друзья,- говорю я,- следуйте за мной. Мы сейчас будем
допрашивать гражданина Беколомба. Чем нас будет больше, тем нам будет
веселее.

Морбле заостряет свои усы, пропуская их между большим и указательным
пальцами.

- Вы мне позволите его обработать! - умоляюще просит он.- Хоть самую
малость, чтоб вы увидели, как я действую.

ГЛАВА XIX

Мы уже сидим в машине, и я включаю мотор, как вдруг черный "пежо-403"
тормозит перед нашим носом, поднимая кучу пыли. К нам устремляется инспектор
Гландю с улыбкой от одного уха до другого.

- Господин комиссар! Есть! Есть!

- Что есть? - говорю я.- Ваша жена родила пятерню?

- Да я еще не женат,- уже спокойнее отвечает он.

- А я уже решил, что так оно и есть, ибо, насколько мне известно, только
отец свежеиспеченной пятерни может быть таким возбужденным.

Совсем успокоившись, как после душа, он бормочет:

- Я только хотел вам сказать, что мы отыскали Матье Матиаса.

Теперь наступает моя очередь исполнить танец Святого Витта.

- Что?..

- Он здесь, в машине. Мы его схватили в бистро "Куйяссон-ле-геррье", в
сорока километрах отсюда. При нем нашли два миллиона наличными.

Я подхожу к "пежо-403". Плохо выбритый тип с глазами, похожими на
порченый виноград, жует старый окурок. На запястьях у него наручники, и он