генерального штаба, который снова настаивал на немедленной мобилизации,
утверждая, что каждый час промедления грозит катастрофой.
Готовьтесь к мобилизации, но оставьте нам шанс на мир путем переговоров.
тайно готовиться к мобилизации невозможно: либо мобилизацию объявляют - и
мы развертываем двадцать две дивизии вдоль границ, либо мобилизацию не
объявляют - и мы беззащитны перед нападением с трех сторон.
что главное сделано, Цветкович убран, осталось лишь занять твердую
позицию, остальное приложится. Ничего не прикладывается. Ничего. Из тех
сорока восьми часов, что я у власти, по крайней мере, двенадцать отдано на
размышления, не уйти ли в отставку.
либо германофилам, которые сразу же договорятся с Гитлером, либо
коммунистам во главе с Тито, которые незамедлительно, уверяю вас, объявят
мобилизацию и заключат пакт с Москвой.
подчинитесь ли вы диктату Берлина. Может быть, сегодня днем кое-что
прояснится...
все может кругом трещать и рушиться, но манера поведения неизменна. Когда
обозреватель "Таймс", которого он пригласил на ленч, с горечью рассказывал
послу о том, что губернатор Ямайки продолжает устраивать званые обеды, на
которые не допускают без смокинга, Кэмпбелл удивился:
великолепно. Следование традициям вселяет уверенность в подданных. Не
надевать же губернатору хаки только потому, что на материке стреляют...
- И, может быть, именно во время этих званых обедов.
дни войны нельзя забывать о мире, а мир, который неминуем, много потеряет,
если мы позволим себе изменить - хоть в мелочах - наши традиции: они
создавались веками.
премьером, сэр Кэмпбелл оставался таким, каким, он считал, обязан быть
посол империи, джентльменом, который не лжет, и спортсменом. который
выигрывает потому, что никогда не торопится.
случае, если вы завтра же, самое позднее послезавтра, высадите войска в
Югославии.
премьер-министр, но ведь высадка наших войск будет автоматически означать
для вас начало войны с Германией. Видимо, с точки зрения общеевропейских
интересов, оптимальным выходом из положения было бы заключение с Гитлером
пакта о ненападении при условии, что он не станет требовать пропуска войск
в Грецию через вашу территорию.
того, как свергнут Цветкович. Он не остановится на полумерах. Я слежу за
германской прессой, тон ее чудовищен.
форма политического давления на ваш кабинет, не более того.
уходит время - сыпучее, словно песок, и такое же неостанавливаемое.
двадцать седьмое марта, и войска на улицах, и счастливые толпы, и знамена?
Неужели только для того, чтобы я пересел из одного кабинета в другой?
Неужели я не представлял себе, что все обернется именно так? Неужели я не
представлял себе, что Гитлер придет в бешенство? Неужели я думал в ту ночь
о себе, а не о стране?"
желтинкой, как у всех язвенников, выступили капельки пота. Он хрустнул
пальцами, и Кэмпбелл чуть прищурился, глядя на его сухие руки.
хорошо, я не могу, я не смею сейчас обратиться к Москве, но можно что-то
предпринять здесь!"
отбросив все предыдущие сомнения, решил он, - пока я лидер, надо сделать
все, чтобы остаться. Не в резиденции - в истории. Работая на себя, я буду
работать на историю. А она над нами, она чтит п о с т у п о к, а не
болтовню".
сказал Симович.
коалицию левых сил и объявить отечество в опасности.
и весьма одобрительную в Москве.
величества...
премьер-министр. Когда вы советовались с нами накануне переворота, такого
рода шаги вами не планировались.
скрывает. Мы наивно верили в то, что состав правительства - это наше
внутреннее дело.
терять голову, генерал, но я не вправе этого делать, пока вы остаетесь
премьером. И я не могу открыто приветствовать высказанную вами "угрозу" о
контактах с Москвой - это будет нашей победой, ибо, возможно, такой шаг
лишь ускорит события на востоке. Я не могу сказать, что Югославия
интересует нас постольку, поскольку вы в конфликте с Германией, нашим
врагом. Вам следовало бы понять, что балканское предмостье имперских
колоний в Азии может оказаться линией фронта или, если Гитлер повернет на
восток, остаться глубоким европейским тылом. Этот вопрос решит время.
Поэтому я ничего сейчас не могу вам ответить, я должен лишь выслушать вас.
Мы сказали свое слово тем, что помогли в перевороте. Дальше решайте сами,
генерал, и не смотрите на меня с такой скорбью и ожиданием..."
по ленд-лизу. Мы готовы в счет этих поставок передать вам в течение
ближайших недель те стратегические материалы, в которых вы более всего
заинтересованы. Важно другое - готовы ли югославы умереть в борьбе за
свободу?
посол?
нужна живым. Готовы ли вы на деле содействовать немедленному объединению
Югославии, Греции и Турции в их борьбе против агрессии и как именно?
Готовы ли высадить корпус в Югославии? Если да, то когда? Готовы ли вы
вместе с правительством Соединенных Штатов дать нам гарантии? Если готовы,
то какие? Эти вопросы ждут своего немедленного решения.
вас о полученном мной ответе.
встретился на квартире одного из своих помощников с человеком, подлинное
имя которого было ему неизвестно.
представлял югославских коммунистов. Симович был удивлен и не сумел скрыть
удивления - его собеседник понял это. Премьер полагал, что посланец,
прибывший от Броз Тито, будет рабочим, в черном костюме без галстука (он
смотрел советские фильмы, и стереотип революционера представлялся ему
только таким), однако человек, который говорил о необходимости амнистии
политическим заключенным и о готовности ЦК компартии включиться в
общенациональную борьбу, был блистательно эрудирован и тактичен, особенно
в вопросе, касавшемся освобождения из тюрем коммунистов, арестованных
прежним режимом. Посланец Тито заметил - никак не педалируя, - что
"общественность мира внимательно изучает внутриполитические шаги вашего
правительства, господин генерал, и, я думаю, последующие
внешнеполитические акции великих держав будут во многом определены тем,
как себя поведет новая администрация". Симович хотел было уточнить, что
говорить следовало не обо всех великих державах, а лишь об одной, о
России, однако ничего не сказал, ибо собеседник его задал такую форму
беседе, которая предполагала лишь обмен мнениями, а никак не принятие
немедленных и категоричных решений.
поначалу непонятной ему радостью подумал Симович. - И Гитлер бы иначе себя
вел с любым другим человеком, оказавшимся на моем месте, и Черчилль, и
Рузвельт... Мой звездный час, - вспомнил он чью-то фразу, - мой час. Я уже
Сертаков Виталий
Юрьев Сергей
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Чернецов Андрей
Маккэфри Энн