Степанов улыбнулся.
- Считаете, что ваш аппарат подслушивают?
- Мне намекнули об этом. Мне дал это понять инспектор Шор, который ведет дело Грацио... Я пыталась взять у него интервью...
- Он сказал, что слушает ваши разговоры?
- Не только один он. Есть частные детективы, есть еще и другие силы, научно- техническая революция и все такое прочее.
Степанов поднялся, поменял у бармена монету на жетон для телефона-автомата, позвонил в бюро, где работал Лыско, представился, попросил ключ от его квартиры.
- У нас нет ключа, товарищ Степанов, его отправляли в таком состоянии, что было не до ключей, попросите у консьержки.
- Почему вы думаете, что она даст мне его ключ? Я и по-французски не говорю...
Мари, стоявшая рядом, шепнула:
- Я говорю, пусть только они позвонят...
- А вы не можете позвонить? - спросил Степанов.
- Мы не знаем номера. Поезжайте, поговорите, в конце концов, можете обратиться в консульство...
- Вы очень любезны, - сказал Степанов. - Дайте адрес, пожалуйста....
Мари снова шепнула, словно бы понимала русскую речь:
- Не надо, я знаю, где он живе... где он жил...
...Консьержка приняла подарок Степанова, рассыпавшись в благодарностях (уроки краткосрочных командировок; всегда бери с собою, если, конечно, сможешь достать, пару баночек черной икры по двадцать восемь граммов, три цветастых платочка, три бутылки водки и набор хохломских деревянных ложек).
Прижав к груди "горилку з перцем", женщина достала ключ от квартиры Лыско, заметив:
- Он всегда предупреждал меня, когда уезжал на несколько дней, а теперь даже не оставил записки...
Мари и Степанов переглянулись; консьержка шла первой по лестнице; Мари приложила палец к губам; Степанов действительно готов был спросить: "Неужели вы не знаете, что с ним случилось?" В России все бы уже все знали или строили догадки, а тут личность в целлофане; есть ты, нет тебя - никого не колышет, каждый живет сам по себе, и если наша заинтересованность друг в друге порою утомляет, особенно если это выливается в "подглядывание в замочную скважину", то здешнее равнодушие все- таки куда как страшнее, есть в нем нечто от глухой безнадеги, иначе как этим российским словом не определишь.
Консьержка обернулась, опершись о теплые (так, во всяком случае, показалось Степанову) деревянные перила старого дома, достала из кармана фартука платок, вытерла лоб.
- Я ощущаю свой возраст, только когда поднимаюсь по лестнице. С тех пор как я начала здесь работать, а это было пятьдесят лет назад, лишь в этом году лестница показалась мне немножко крутой.
Степанов неожиданно для себя попросил Мари:
- Пожалуйста, узнайте, сколько раз в этом подъезде делали ремонт?
Мари удивилась:
- Почему вас это интересует?
- Потому что у нас нет консьержек и ремонт делают раз в три, а то и в два года....
Мари спросила старуху; та нахмурилась, начала загибать пальцы, сбилась.
- Последние лет пятнадцать, в этом я уверена, ремонта не было.
- А сколько ей платят в месяц? - поинтересовался Степанов.
Консьержка погрозила пальцем.
- Разве можно называть сумму заработка, месье? Это мой секрет.
Мари улыбнулась.
- Месье иностранец, его все интересует...
- Я живу очень хорошо, - ответила консьержка, - у меня пенсия, и хозяин платит вполне прилично, так что выходит где-то тысяча двести франков....
Степанов спросил:
- А как вы думаете, Мари, сколько стоит ремонт подъезда?
Та пожала плечами.
- Пятнадцать тысяч, не меньше... Да нет, что я, добрые двадцать пять, квалифицированная работа очень ценится, краски и все такое прочее... Хотите, узнаю точно?
- Очень хочу. А я подразню тех, кто у нас в Москве занимается этой проблемой... На спичках экономим, а электричество жжем...
Мари вздохнула.
- Все еще относите себя к "бунтующему поколению"?
Степанов покачал головой.
- В пятьдесят лет не бунтуют, Мари; в моем возрасте доделывают недоделанное.
...Консьержка открыла дверь, пригласив Степанова и Мари в маленькую квартиру; прихожая была очень темной, зато, когда старушка отворила дверь в комнату, Степанова поразило огромное, во всю стену окно, такие бывают у парижских художников, что живут на Монмартре рядом с проститутками, студентами-иностранцами и томными сутенерами.
А возле стола, впечатанный в голубой проем неба, сидел помощник инспектора Шора, высокий улыбающийся Папиньон.
- Первые гости, - сказал он, - я вас жду.
Консьержка возмутилась:
- Месье, как вы здесь очутились?!
- Я из полиции, действую с санкции властей, а вот как сюда попали эти люди? И кто они такие? Впрочем, мадемуазель Кровс я мельком видел. Ваши документы, месье, обратился он к Степанову.
- Я пришел в дом моего коллеги; в отличие от вас я пришел сюда совершенно открыто; мне нужны материалы моего согражданина, оставленные им здесь на столе вечером накануне покушения на его жизнь.
- Здесь не было никаких документов, - ответил Папиньон и, достав из кармана жетон полицейского инспектора, учтиво предъявил его каждому из вошедших. - А теперь я попрошу вас сделать то же, что сделал я. Судьба документов господина Лыско интересует моего шефа так же, как и вас.
"Началось, - подумал Степанов. - Значит, надо звонить в консульство, вызывать нашего представителя, полиция станет дуть дело, это понятно, фу ты, глупость какая... Да здравствует Черчилль. "Советуетесь ли вы с женой, господин премьер?" - "О да, и поступаю наоборот". Все давно известно. К тому же эта самая Мари не жена мне, я не Черчилль, но повел себя как дуралей... А, впрочем, как мне надо было себя вести?"
- Если вы задерживаете нас, - сказал Степанов, - меня в частности, я вызову сюда представителя нашего консульства, я русский.
- О? - Папиньон покачал головою. - Даже так? Нет, я пока не задерживаю вас, просто-напросто я обязан идентифицировать ваши личности.
- Мою тоже? - спросила консьержка. - Я не намерена подниматься сюда второй раз, извольте спуститься вниз, я покажу вам свою пенсионную книжку, паспорт я не выписываю, оттого что уже три года как не езжу за границу...
Папиньон снял трубку телефона, набрал номер.
- Шеф, у меня гости, без вас не разобраться, они издалека.
Шор приехал через пятнадцать минут, по лестнице взбежал легко, словно ему было двадцать, а не пятьдесят четыре, сразу же спросил консьержку:
- Я требую от вас ответа под присягой, что говорили вам эти люди, когда просили открыть дверь квартиры Лыско? - Он показал на Мари и Степанова. - И еще: почему вы впустили их в квартиру русского журналиста?
- Эти люди сказали, что знают месье Лыско, - ответила женщина, и лицо ее вдруг стало багровым. - Они сказали, что здесь лежат их общие бумаги. К месье Лыско часто приходили люди, и он всегда позволял мне открывать им дверь. "Пусть ждут, - говорил он, - покажите им, где кофе, могут читать журналы".
- Благодарю вас, мадам. Месье Степанов, вы являетесь официальным представителем русской стороны?
Степанов озлился.
- Я пришел сюда, в квартиру моего коллеги, которого у вас пытались убить. Вы до сих пор не нашли тех, кто покушался на него. Я пришел сюда с женщиной, из-за которой якобы его хотели уничтожить...
- А эта женщина, - сказала Мари, - полагает, что здесь у Лыско остались материалы, которые были нужны тем, кто в этом заинтересован.
- Вы отказались отвечать мне на этот вопрос, когда мы беседовали по телефону, фройляйн Кровс, - заметил Шор. Отчего же вы решили рассказать все этому человеку?
- Оттого, что я не верю полиции, господин инспектор, а этот человек, - она кивнула на Степанова, - мой коллега.
- Он русский, - заметил Папиньон.
Мари снова усмехнулась.
- Достоевский, кстати, не был швейцарским гражданином.
Шор рассмеялся.
- Хорошо, едем в полицию, я задержу вас на пятнадцать минут, формальность должна быть соблюдена...
49
РЕТРОСПЕКТИВА VIII (семь дней назад)
Майкл Вэлш выглядел усталым, под глазами залегли темные тени, на висках то и дело выступала испарина, хотя работал кондиционер и народа собралось в его кабинете не так уж много: ЗДП, как сокращенно называют в ЦРУ заместителя директора по планированию, ЗДР - заместитель директора по развединформации, ЗДН - заместитель директора по сбору информации научно-техническими методами и ЗДА - начальник управления анализа и оценки разведданных, получаемых агентурой ЦРУ во всем мире; докладывал Уильям Аксель, шеф управления стратегических операций.
Володихин Дмитрий
Каменистый Артем
Буркатовский Сергей
Березин Федор
Херберт Фрэнк
Беляев Александр