обилие плодов и дичи. Из отломившегося сука он сделал себе толстую,
узловатую дубину и, пуская в ход хитрость и ловкость и это примитивное
орудие, он стал опять легко добывать себе мелкую дичь.
разумно решил остановиться здесь, пока не восстановятся его здоровье и силы.
Несколько дней отдыха вернут ему силу, которая понадобится для дальнейшего
путешествия. Пускаясь в путь в таком состоянии, в каком он находился сейчас,
он не мог надеяться когда-либо достичь своей цели.
его устроил нечто вроде хижины с крышей, где он мог спокойно спать по ночам.
Днем он уходил на охоту; только мясо могло вернуть ему могучим мускулам их
прежнюю силу.
листву деревьев. Это были злые, залитые кровью глаза на свирепом, волосатом
лице.
маленького грызуна, и проследили за ним, когда он вернулся в свою хижину.
Тот, кому принадлежали эти глаза, продвигался спокойно по веткам деревьев,
не теряя следов негра.
любопытством, чем с враждой. С тех пор, как Тарзан облачил Чолка в арабский
бурнус, в душе человекоподобного проснулось желание подражать Тармангани
даже в их костюме. Однако бурнус так стеснял его движения и причинял ему
столько беспокойства, что он давно сорвал его с себя и бросил.
Весь его туалет состоял из мехового набедренника, нескольких медных
украшений и головного убора из перьев. Это гораздо более было по вкусу
Чолка, чем развевающееся платье, которое постоянно запутывается между ногами
и цепляется за каждый куст и каждую ветку.
болталась у него на боку. Она-то, главным образом, и привлекла его внимание,
потому что была украшена перьями и бахромой.
выжидал случая, чтобы тайком или силой завладеть какими-нибудь частями
туалета чернокожего.
чувствовал себя в полной безопасности. Во время дневной жары он вытягивался
на земле в тени своей хижины и спал до тех пор, пока уходящее на запад
солнце не уносило с собой расслабляющий полуденный зной.
заметил, что черный воин, вытянувшись в своей хижине, спал крепким сном.
Чолк дополз до ветки, свешивавшейся над заграждением, и соскочил на землю.
Мягко ступая и не производя ни малейшего шороха, не задевая на своем пути ни
листа, ни былинки, обезьяна подкралась к спящему.
колоссальную силу Чолка, в глубине его маленького мозга таилось что-то
такое, что не позволяло ему вызвать человека на бой. Это было врожденное у
всех существ низшего порядка чувство странного страха перед человеком; страх
этот овладевал по временам даже самыми могучими обитателями джунглей.
Единственными легко отделимыми от него вещами были угловатая дубина и
сумочка. Последняя сползла с плеча у чернокожего, когда тот повернулся во
сне.
поспешно отскочил и взобрался на дерево. И все еще преследуемый
непреодолимым страхом, который нагнала на него непосредственная близость
человека, поторопился удрать в глубь джунглей. Если бы с ним были сейчас еще
другие обезьяны, он не побоялся бы напасть на двадцать человек, но один в
поле не воин!
страшно взволновала его. Куда она могла деваться? Она была у него на боку,
когда он лег спать -- в этом он был уверен: он помнил, что он отодвинул ее
из-под себя, потому что она давила на его ребра и причиняла ему боль. Да,
она была у него. Каким же образом она могла исчезнуть?
деле, чему можно было приписать такое таинственное исчезновение дубины и
сумочки, как не действию сверхъестественных сил? Но потом, при более
тщательном осмотре, чуткий и сообразительный Мугамби нашел более
материальное объяснение случившемуся.
человеческие. И теперь Мугамби уже знал, кто был похититель драгоценной
сумочки. Выйдя из-за своего заграждения, он стал во всех направлениях искать
новые следы. Он взбирался на деревья, стараясь определить, в какую сторону
убежал вор. Но слабые следы, которые оставляет за собой осторожная обезьяна,
предпочитающая путешествовать по деревьям, ускользали от бдительности
Мугамби. Только один Тарзан мог проследить их, но никакой обыкновенный
смертный не мог их заметить, а если бы и заметил -- не сумел бы их
растолковать.
продолжать свое путешествие. Найдя себе другую дубину, он оставил реку за
собой и через лесную глушь стал пробираться к стране Вазири.
его пленницы, огромный лев, смотревший из-за деревьев, подкрадывался все
ближе и ближе к своим жертвам.
которая выглядывала из-за зеленой густой стены. Таглат не подозревал, что
сильные задние лапы уже подогнулись под бурым животом и готовились к
внезапному прыжку; и об угрожающей ей опасности обезьяна узнала только,
когда раскатистый торжествующий рев нападающего льва раздался за ее спиной.
обмороке женщины и бросился в сторону. Но было уже поздно. Вторым прыжком
лев очутился на широкой спине обезьяны.
вся его ловкость, свирепость и сила. И, повернувшись на спину, он сцепился с
хищником в смертельной схватке, такой дикой, такой отчаянной, что сам
великий Нума должен был затрепетать от ужаса. Схватив льва за гриву, Таглат
погрузил свои желтые клыки глубоко в шею хищника и, не раскрывая рта,
наполненного кровью и волосами его противника, глухо и дико зарычал.
вспугнул обитателей дикой чащи, и они в страхе бросились бежать во все
стороны. Противники катались по траве с неистовым ревом, как одержимые. Но
вот огромная кошка вытянула задние лапы под животом, вонзила свои когти
глубоко в грудь Таглата и изо всей силы дернула вниз, распоров все тело
обезьяны. Выпотрошенное животное судорожно вздохнуло и замерло неподвижной
окровавленной массой под тяжелым телом победителя.
где-нибудь еще враги? Но его взгляд встретил только безжизненное тело
женщины в нескольких шагах от него. С сердитым ворчанием лев положил
переднюю лапу на труп своей жертвы и, подняв голову, огласил джунгли диким
ревом торжества.
женщине, и он глухо заворчал. Его нижняя челюсть поднималась и опускалась,
слюна сочилась из его пасти и стекала на мертвое тело Таглата.
Гордо выпрямившаяся, величественная фигура льва неожиданно съежилась и
осела, и медленно и осторожно, словно ступая по чему-то очень хрупкому, он
пополз к женщине.
неведении грозившей ей опасности. Леди Грейсток не знала, что лев подкрался
к ней и остановился подле нее. Она не слышала его сопения, когда он
обнюхивал ее. Она не чувствовала ни зловония горячего дыхания, обдававшего
ее лицо, ни слюны, стекавшей на нее из открытой пасти.
остановился, снова пристально вглядываясь в нее и все еще не зная, жива они
или мертва. Но шорох или запах, донесшийся из джунглей, отвлекли его
внимание. И тогда его взгляд уже не вернулся больше к Джэн Клейтон", он
оставил ее, подошел к останкам Таглата и, усевшись на трупе своей жертвы
спиной к женщине, принялся утолять свой голод.
глаза. Приученная к опасности, она сохранила все свое самообладание даже при
виде этого нового сюрприза, приготовленного ей судьбой. Она не вскрикнула и
не двинула ни одним мускулом, пока не осмотрела во всех подробностях все,
что было перед нею.
чем в пятидесяти футах от нее. Что могла она делать? Она должна была
вооружиться терпением и ждать, пока лев съест и переварит обезьяну, а потом
вернется к ней, чтобы завершить свое пиршество, если к тому времени она не
будет разорвана гиенами или другими лесными хищниками.
веревки на руках и ногах не причиняли ей больше мучений и что руки ее не
были соединены на спине, а лежали свободно по обе стороны ее.
руки не были связаны! Осторожно и бесшумно она пошевелила ногами: и они были
свободны! Джэн Клейтон не могла знать, как это случилось; она не знала, что
Таглат, разрывая веревки для своих собственных гнусных целей, перегрыз их
ровно за секунду до того, как Нума напал на него.
судьбе. Но только на один короткий момент.