неизмеримо лучше. Через маленькое окошко сюда входил свет, позволяя
рассмотреть положенную перед ним обычную пищу, которую до сих пор
приходилось разыскивать на ощупь. Солнечный свет вернул ему бодрость, и
положение показалось ему менее безнадежным. За этим окошком была свобода. Он
постарается ее завоевать.
обшаривая взглядом тесную каюту, служившую ему тюремной камерой, он заметил
у стенки нечто вроде железной полосы, которая, выходя из пола и вертикально
поднимаясь к потолку, вероятно, скрепляла доски обшивки. Эта полоса
образовывала выступ, и хотя он не представлял острого угла, все же казалось
возможным если не перерезать об него веревку, то перетереть. Такое трудное
для выполнения предприятие заслуживало того, чтобы попытаться. С большим
трудом подобравшись к этому железному выступу, Сергей Ладко тотчас начал
тереть об него веревку, связывавшую ему руки. Почти полная неподвижность, к
которой его принуждали путы, делала эту работу тягостной, и движение рук,
производимое только толчками всего тела, имело очень короткий размах. И мало
того, что работа была медленной, - она крайне утомляла, и уже через пять
минут лоцману пришлось отдыхать.
тюремщик приносил ему пищу, и, хотя он скрывал лицо под полотняной маской,
Сергей Ладко без колебаний признавал его по седеющим волосам и замечательной
ширине плеч. Впрочем, хоть он и не мог разглядеть лицо, общий вид этого
человека создавал впечатление, что Ладко где-то его видел. Он не мог сказать
точно, но эти могучие плечи, грубая походка, седеющие волосы под маской
казались ему знакомыми.
его тюрьму. Ничто не нарушало бы тишины, если бы время от времени он не
слышал, как отворялась дверь напротив. И потом до него доносился звук двух
голосов - мужского и женского. Сергей Ладко бросал работу и напрягал слух,
пытаясь различить голоса, вызывавшие в нем смутные и далекие воспоминания.
пленника от его занятия.
достигнет ли он чего-нибудь, как вечером 6 сентября веревка, связывавшая его
кисти, внезапно лопнула. Лоцман чуть не испустил крик радости. Дверь
открылась. Все тот же человек вошел в келью и положил перед ним обычную
пищу.
Сначала это оказалось невозможно. Остававшиеся неподвижными в течение долгой
недели, его руки и кисти были точно парализованы. Мало-помалу способность
движения вернулась к ним и постепенно усиливалась. После часа усилий он мог
уже кое-как работать руками и развязал ноги. Он был свободен или, по крайней
мере, сделал первый шаг к свободе. Второй - это было выбраться наружу через
окно, которое он теперь мог достать и через которое он видел если не берег,
скрытый темнотой, то дунайскую воду. Обстоятельства ему благоприятствовали.
Ночь была темна. Кто поймает его в такую ночь, когда ничего не видно в
десяти шагах? Впрочем, в каюту вернутся только завтра. Когда заметят его
исчезновение, будет уже поздно.
остановила первую попытку. Достаточно просторное для гибкого, тонкого юноши,
окно оказалось слишком узким, чтобы пропустить мужчину в цвете лет и
одаренного такими достойными зависти плечами, как у Сергея Ладко. И он,
напрасно истощив силы, должен был признать препятствие непреодолимым и,
задыхаясь, упал обратно в каюту.
ночи в неумолимом окне, потом, решившись на новые усилия, снял одежду и
яростным порывом устремился в зияющее отверстие, решив прорваться во что бы
то ни стало.
прошли, и косяк окна уперся в его левое бедро. К несчастью, правое плечо
тоже застряло, да так, что каждое новое усилие оказывалось бесполезным.
плену; бока Сергея Ладко были так стиснуты, что он нашел положение
невыносимым. Если бежать таким образом оказалось невозможно, следовало
искать другие средства. Может быть, ему удастся вырвать один из косяков окна
и расширить отверстие?
невыполнимо. Он не мог двигаться ни вперед, ни назад и, если не позовет на
помощь, неизбежно принужден будет оставаться в этой мучительной
позе.Напрасно он бился, Все было бесполезно. Он попался в ловушку.
задрожать. Приближалась новая грозная опасность; произошло то, чего не
случалось за время его пребывания в тюрьме: у двери остановились, шарили
ключом у замочной скважины, вставили ключ...
временем ключ повернулся в замке... щелкнул пружиной... оставалось только
толкнуть дверь.
было совершенно темно. Он ничего не видел, кроме смутно вырисовывающегося на
более темном фоне прямоугольника окна. Где-то в углу валяется пленник, но
его не различишь.
человека обежали ее быстрым взглядом, удивленно посмотрели друг на друга.
Каюта была пуста. На полу обрывки веревок, небрежно брошенная одежда; и
никаких следов пленника.
двух часов, как я приносил ему еду.
произошло бегство, и что, во всяком случае, не считает себя виноватым.
Стрига этим не удовлетворился.
провел им по каюте. - Надо было почаще посещать пленника и не доверять
видимости... Ага! Смотри на этот кусок железа, отполированный трением. Это
им он перетер веревку... Ему понадобились на это дни и дни... И ты не
заметил ничего!.. Можно ли быть таким ослом!
я тебе, собака?.. Раз уж тебе так нужен был этот Драгош, сторожил бы его
сам!
мы тут держали?
Ты его узнал, когда схватил?
спиной...
Вене. Уж в этом-то я уверен.
лежащий кажется, неизвестно почему, гораздо выше стоящего, а Титча видел
лоцмана только распростертым на полу тюрьмы. Вот почему он без всяких
колебаний ответил:
Он раздумывал несколько мгновений, потом спросил:-Походил он на кого-нибудь
из твоих знакомых?
смахивать на Ладко?
побери, чтобы не ошибиться.
у пленника не было.
Бруш...
ни Драгошем, неважно, что он выбрался на свободу.