Чтение 251–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

дворянин из Франш-Конте по имени Руже де Лиль. Мы знавали его стариком,
он-то и поведал нам о рождении этого благородного цветка войны, которое
увидит и наш читатель. Руже де Лилю было в ту пору двадцать лет и в качестве
офицера инженерных войск он нес службу в Страсбургском гарнизоне.

Он был поэтом и музыкантом и принимал участие в концерте; его голос
громко звучал в общем патриотическом хоре.

Никогда еще такой истинно французский, такой глубоко национальный пир не
освещался столь горячим июньским солнцем.

Никто не говорил о себе: все говорили о Франции.

Смерть ходила рядом, как на античных пирах, это верно; но это была
прекрасная, веселая смерть, не с отвратительной косой и песочными часами, а
со шпагой в одной руке и с пальмовой ветвью - в другой.

Гости выбирали песню: старая фарандола "Дела пойдут на лад" выражала
народный гнев и призывала к междоусобной войне; требовалось нечто иное, что
выражало бы патриотические, братские чувства и в то же время грозно звучало
для иноземных полчищ.

Кто мог бы стать современным Тиртеем <Тиртеи - поэт-лирик, жил в Спарте.
Во время 2-й Мессенской войны (VII в, до н.э.) в своих песнях призывал
спартанцев к героической борьбе и стойкости.>, кто в пушечном дыму, под
ядрами и пулями бросил бы в лицо неприятелю гимн Франции?

В ответ на это Руже де Лиль, энтузиаст, влюбленный, патриот, заявил:

- Я!

И он поспешил выйти из залы.

Он не заставил себя долго ждать: за каких-нибудь полчаса все было готово,
и слова и музыка; все, что было в душе молодого офицера, вылилось разом, все
было безупречно, как античная статуя.

Руже де Лиль, запыхавшись после схватки с двумя противницами, двумя
прекрасными сестрами - музыкой и поэзией, возвратился в залу, откинул волосы
со лба, по которому струился пот, и сказал:

- Слушайте! Слушайте все!

Он был уверен в своей музе, благородный юноша!

Заслышав его слова, все повернулись в его сторону, одни - с бокалом в
руке, другие - сжимая в своей руке трепещущую руку соседки.

Руже де Лиль начал:

Сыны отечества! Впервые

Свободы нашей пробил час.

Флаг ненавистной тирании

Сегодня поднят против нас.

Рев солдатни чужой терпеть ли,

Когда застонут лес и луг,

Когда нам приготовят петли

На горе жен, детей, подруг?

Сограждане! Наш батальон нас ждет!

Вперед! Вперед!

Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!

После первого куплета всех собравшихся охватила нервная дрожь.

У некоторых слушателей вырвались возгласы восхищения; однако другие
жаждали услышать продолжение и потому сейчас же остановили их словами:

- Тише! Тише! Слушайте!

Руже продолжал с выражением возмущения:

Какие мятежи н смуты

Замыслила орда рабов?

Суля нам кандалы и путы,

Сонм королей к войне готов.

Французы! Подлостям, измене

Гнев противопоставим мы.

Вернуть нас в рабство - преступленье,

Мы не хотим былой тюрьмы.

Сограждане!..

На сей раз Руже де Лилю не пришлось призывать на помощь хор; в едином
порыве все грянули:

Наш батальон нас ждет!

Вперед! Вперед!

Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!

Он продолжал среди все возраставшего воодушевления:

Ужели чуждые законы

Наемники навяжут нам?

Французы! Стройтесь в батальоны

По селам и по городам.

Господь! Ужель былое иго

Нам будет спины снова гнуть?

Коварство, заговор, интригу

Сметем, торя к свободе путь.

Сто человек жадно ловили каждое слово и, прежде чем прозвучала последняя
строка, закричали:

- Нет! Нет! Нет! - После чего дружно грянули:

Сограждане! Наш батальон нас ждет!

Вперед! Вперед!

Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!

Волнение слушателей дошло до предела, так что теперь Руже де Лиль был
вынужден призвать их к тишине, чтобы пропеть четвертый куплет.

Его слушали в лихорадочном возбуждении.

Слова песни зазвучали угрожающе:

Назад, владыки и лакеи!

Вам не убить отчизну-мать!

За ваши низкие затеи

Она вас будет проклинать

Дрожите, слуги и тираны!

Мы все - солдаты, как один,

Нас не страшат ни смерть, ни раны,

За смерть отца мстить будет сын!

- Да! Да! - подхватили все.

Отцы вытолкнули вперед сыновей, которые уже умели ходить, а матери
подняли у себя над головами грудных детей.

Тогда Руже де Лиль заметил, что в его песне недостает одного куплета:
ответа детей, хора будущих потомков, тех, кто еще не родился; и пока гости
повторяли угрожающий припев, он задумался, обхватив голову руками; потом,
среди шума, ропота, криков одобрения прозвучал только что сочиненный им
куплет:

Все доблести отцов и дедов

Достанутся в наследство нам

Свинца и пороха отведав

Разделим славу пополам

Пример героев даст нам силы,

И не колеблясь ни на миг,

Мы или ляжем в их могилы,

Иль отомстим врагу за них!

И сквозь придушенные рыдания матерей, воодушевленные крики отцов стало
слышно, как чистые детские голоса запели хором:

Сограждане! Наш батальон нас ждет!

Вперед! Вперед!

Пусть кровь нечистую на пашни враг прольет!

- Все верно, - пробормотал кто-то из слушателей, но неужто нет прощения
заблудшим?

- Погодите, погодите! - крикнул Руже де Лиль, - Вы сами увидите, что я не
заслуживаю этого упрека.

Глубоко взволнованным голосом он пропел эту святую строфу, в которой -
сама Франция: человечная, великая, щедрая, даже в гневе умеющая подняться на
крыльях сострадания над собственным гневом:

Французы! Будьте благородны!

Удар наш на удар готов,

За то, чтоб были мы свободны,

Не нужно лишних жертв и бед!

Рукоплескания не дали допеть автору до конца.

- Да! Да! - послышалось со всех сторон. - Будем милосердны, простим наших
заблудших братьев, наших братьев-рабов, наших братьев, которых подгоняют
против нас хлыстом и штыком!

- Да, - подтвердил Руже де Лиль, - простим их и будем к ним милосердны!

Лить кровь - для деспотов услада

И заговоры затевать

Нет, от зверей не жди пощады -