Чтение 254–й страницы книги ~Горение~

...Вчера заковали четырнадцать человек; один из них по дороге в
кузницу, горько улыбаясь, сказал: "Последние свободные шаги".

...Ганка сидит теперь вместе с Овчарек, которую обвиняла в
предательстве.

Должно быть, лгала. Я теперь не верю, что не были преувеличены и другие
ее рассказы. Но все же она-то сама верила в то, что рассказывала. Они
сидят теперь втроем.

Первые два дня Ганка гуляла возбужденная, веселая, теперь она скучная и
грустная.

...Сегодня во всех камерах закрыли окна и накрепко забили их гвоздями.

Теперь камера опять закрылась, как могила, и не видно ни неба, ни
деревьев, ни ласточек.

...В нашем коридоре уже несколько дней сидит некий Кац. Он был
арестован в Берлине двадцать пятого июня, на следующий день после
собрания, на котором присутствовал. Продержали его там две недели. Он
находился под таким строгим наблюдением, что не смог никого уведомить о
своем аресте. После этого его курьерским поездом отвезли в Вержболово и
там передали русским властям.

Обвиняют в принадлежности к группе анархистов.

Кроме него, к нам привезли еще двух заключенных: бандита Малевского и
рабочего из Пабяниц (Станиславский), обвиняемого в принадлежности к
фракции ППС; завтра его судят.

...Говорят, что Станиславский оправдан. Малевского судили в пятницу: он
вместе с другими обвиняемыми приговорен к петле, а один - к двадцати годам
каторги.

Малевский весь день был как в бреду; после суда говорил нам, что он
невиновен.

Дежурный жандарм сказал ему, что генерал-губернатор заменил ему
смертную казнь пятнадцатью годами каторги, но при этом жандарм так
улыбнулся, что Малевский ему не поверил.

...К нам проникло известие о том, что охранка подослала сюда шесть
шпиков, что в среде заключенных есть провокаторы. Началась слежка. Бывало,
что обнаруживали действительных провокаторов, но бывало также, что
подозрение падало на людей, возможно, ни в чем не повинных. Создается
атмосфера недоверия, портящая совместную жизнь: каждый, по мере
возможности, замыкается в себе.

Шпионов действительно много. Здесь так часто сменяют товарищей по
камере (редко кто сидит один, большинство сидят по трое и больше), что
цель этого становится очевидной: дать возможность неразоблаченным шпикам
узнать как можно больше.

Несколько дней тому назад я увидел в окно бесспорно уличенного в
провокации на прогулке с вновь прибывшим из провинции. Этот провокатор -
интеллигент. Я крикнул в окно: "Товарищ! Гуляющий с тобой - известный
мерзавец, провокатор". На следующий день они уже гуляли каждый отдельно...

...Сегодня весь день павильон в движении. Таскают тюфяки, кровати,
переводят заключенных из одной камеры в другую. Мою соседку, Сулиму,
"бедную сироту", как мы ее прозвали, перевели в другой коридор - туда, где
сидит Овчарек, несмотря на то что ей ужасно не хотелось уходить от нас.
Заключенного Зипку, сидевшего в верхнем коридоре (восемь лет каторги),
увезли сегодня в тюрьму "Арсенал".

К нам в коридор перевели товарища из Радома, Мостовского (он уже
приговорен к бессрочной каторге), и одного члена "Левицы ППС" - Кругера.

Два сокамерника шпиона Вольгемута переведены в другие камеры; его
самого, кажется, уже здесь нет.

В третьем коридоре отбывают наказание приговоренные к заключению на три
года в крепость бывшие офицеры Аветисянц и Саламей, оба из
военно-революционной организации (срок им кончается двадцать четвертого
августа 1909 года), бывший военный инженер Вейденбаум, приговоренный за
оскорбление царя к одному году (до седьмого июля 1909 года), и гимназист
А. Руденко, которому по ходатайству матери четыре года каторги заменили
одним годом крепости. Они ежедневно получают газеты, но их немедленно по
прочтении отнимают, чтобы лишить возможности переслать газеты нам.

...Двадцать пятого августа слушалось дело одиннадцати ра-домчан,
обвинявшихся в принадлежности к ППС и в нападении на монопольки. Две
женщины оправданы, остальные девять человек, в том числе два предателя,
Гаревич и Тарантович, приговорены к смерти. Приговор был смягчен. Одному
предателю смертная казнь заменена шестимесячным (!) тюремным заключением,
другому - ссылкой на поселение, остальным заключенным - каторжными
работами от десяти до двадцати лет.

Этот Тарантович некоторое время сидел рядом со мной, называя себя
Талевичем.

Это он мне жаловался, что приходится умирать в таком молодом возрасте,
и уверял, что, если бы ему было 40 лет, за ним было бы не семнадцать дел,
как теперь, а гораздо больше. Гуляют здесь еще два шпиона: Сагман (он же
Зверев, он же Орлов), одетый в студенческий мундир, и Вольгемут.

...Сегодня убедился, что, к сожалению, мои подозрения были обоснованны.

Оказывается, Ганка была в Творках (дом для умалишенных) и оттуда была
освобождена прушковскими социал-демократами. Когда ее после этого
арестовали, она выдала тех, которые ее освобождали: сама ездила с
жандармами и указывала квартиры освободивших ее товарищей. Здесь она сидит
под вымышленной фамилией, тщательно скрывая свою подлинную фамилию
(Островская). Почему она предавала? Кто ее знает: может быть, избивали, а
возможно, она действительно сумасшедшая.

Теперь она уже несколько дней сидит в коридоре надо мной. Сегодня я обо
всем этом уведомил других... Я обязан был это сделать... Возможно, вначале
она попытается защищаться, утверждать, что все это ложь. Она, вероятно,
будет бороться хотя бы за щепотку доверия. Но заслуженный удел ее - позор,
самый тяжелый крест, какой может выпасть на долю человека.

Иногда я вижу на прогулке провокаторов. Двое из них производят
кошмарное впечатление: глаз не поднимают, лица, словно бледные маски
отъявленных преступников, - застывшие, неподвижные, с печатью отвержения
на лбу. Весь их вид напоминает корчащуюся собаку, когда на нее
замахнешься. ...В моей голове ужасная пустота, мелькают какие-то
бессвязные сны, отдельные слова, люди, предметы, а когда я встаю утром с
постели, начинающийся день пугает меня...

Рядом со мной сидит молодой офицер Б. Я поддерживаю переписку лишь с
ним одним.

Он хотел бы сидеть вместе со мной, хотя бы непродолжительное время, но
я предпочитаю сидеть без товарища. Начиная с завтрашнего дня мы будем
вместе гулять. Этого достаточно, и это внесет разнообразие в нашу жизнь.
Надолго ли?"

Друг против друга Переписку между Лондоном и Петербургом о предстоящем
визите английского короля Эдуарда Седьмого в Россию Герасимов теперь читал
в тот же час, как только она выходила из канцелярии министра иностранных
дел Извольского. Он ясно понимал, как важен этот визит, - Столыпин не
обманул, действительно намечалось сближение с Британией. Из беседы с
Петром Аркадьевичем - однажды засиделись до трех утра - сделал вывод, что
поворот этот не случаен; инициатором его были люди, опасавшиеся
германофильства государыни, ее растущего влияния на августейшего супруга;
в критической ситуации дело может кончиться ее регентством, что значило бы
окончательное растворение России в германском д у х е.

Оценив произошедший поворот, присмотревшись - не поломает ли государь
новый курс Столыпина, - полковник сделал надлежащие выводы и
переориентировал своего маклера: тот теперь играл на бирже с ощутимым
успехом, потому что ставил лишь на компании и банки, связанные с
английскими интересами.

Читая телеграммы, Герасимов потешался над просьбой Эдуарда Седьмого
организовать его визит в Петербург так, "чтобы я мог побольше увидеть";
знал, что по этому вопросу непременно вызовет Столыпин; вот он, реальный
шанс, - окончательно доказать всем и вся, что его, Герасимова, слово в
деле политической полиции империй непререкаемо.

Петр Аркадьевич действительно его вызвал, ознакомил с шифротелеграммой
английского МИДа, копию которой Герасимов прочитал еще вчера; полковник,
однако, сделал вид, что изучает документ с видимым интересом; аккуратно
спрятав очки в тонкой золотой оправе в серебряный футлярчик, ответил:

- Этого делать никак невозможно, Петр Аркадьевич.

- Опасаетесь бомбистов? Но они же у вас в кулаке, Азеф бдит...

- Вместе с Азефом бдят директор полиции Трусевич, начальник царской
охраны Спиридович и министр юстиции Щегловитов, - усмехнулся Герасимов. -
Если бы только Азеф и я, тогда б хоть на Путиловском заводе можно было
принимать монархов...

Посмеялся и Столыпин; потом - никак не форсируя давешний разговор по
поводу з а д у м к и, которая понудит государя не обращать внимания на
критику сановников по поводу его, премьера, активности против общины, -
спросил:

- Готовы отстаивать вашу точку зрения перед государем?

- Готов, Петр Аркадьевич. Если вы считаете это целесообразным, готов.

...Визит к монарху был организован так, чтобы об этом не знал никто,
кроме премьера и генерала Дедюлина; из-за интриг, немедленно начавшихся в
столице после первой аудиенции, данной Николаем полковнику, генеральские
погоны до сих пор з а в и с л и, зачем подставлять Герасимова лишний раз,
и так у него предостаточно врагов: ненавидят тех, кто умеет работать,
бездельников осыпают крестами, не страшны, люди без собственного мнения,
скоморохи, веселят самодержца, говорят с ним по-простому, так, чтобы все
было понятно, не надо вникать, шуты со звездами, осыпанными бриллиантами,
- явление вполне обычное при абсолютизме.

В Царское Герасимов приехал под вечер; государь принял его в кабинете,
был несколько раздражен чем-то, той задушевной беседы, которой так
сладостно гордился Герасимов, не получилось.

- Его величество король британский, наш кузен Эдуард, привык у себя в