Лондоне повсюду свободно ходить, - досадливо морща мягкое, без выражения,
лицо, говорил Николай. - Потому и здесь, в империи, он захочет вести себя
так же. Он решит посетить театры, балет, отправится гулять по улицам,
наверняка выскажет пожелание посмотреть биржу, заводы, верфи... Значит, я
буду обязан - по протоколу - всюду его сопровождать. Я готов, конечно...
Однако хочу спросить ваше мнение: я м о г у?
рассматривая лицо Николая - безжизненное, словно маска, какая-то вещь в
себе, ни единый мускул не дрогнет, и глаза потухшие.
толки...
гнусности... Поэтому будет лучше, если он не приедет в Петербург...
ответил государь. - Мне невдомек, как решаются дела такого рода.
гарантировать абсолютную безопасность августейшей семьи?
что его собеседник заметил это, сразу же отвернулся к окну:
самодержец, хлипкий... Засандалить в него пару пуль - завтра б стал самым
знаменитым человеком мира, во все б исторические учебники вошел. А что?
Сговориться б заранее со Столыпиным, убрать Дедюлина со Спиридовичем, на
коня - и был таков!
посадить в кресло, мол, работает венценосец, хрена б догнали... Назавтра -
республика, меня чествуют спасителем нации, герой освободительной
борьбы... Эх, с Азефом бы такое дело провести, Столыпин не пойдет,
силен-силен, а в самом нутре - слабак, постоянно оглядывается, хитрит с
самим собою, боится открыто ощериться.
не поднимут, только инородцы...
заметить, - кивнул Герасимов, подумав, что Каляев, Савинков, Сазонов,
Никитенко с Наумовым, не говоря уж про Халтурина и Софью Перовскую, были
чистокровными русскими, - но Ревель можно блокировать со всех сторон, да и
гавань там прекрасная; британскую эскадру разместим в полнейшей
безопасности, как и фрегат вашего императорского величества... Встреча
пройдет на воде, минимум спусков на сушу... Две великие морские державы
встречаются на воде, - вполне подлежит т о л к о в а н и ю в прессе... В
этом случае, даже если бы бомбистам и удалось проникнуть в Ревель - хотя
практически я такую возможность исключаю, - то уж на корабли доступ им
совершеннейшим образом закрыт.
заметив кого-то в окне, и чуть склонил голову, дав понять, что аудиенция
окончена.
прекрасным образом.
всего десятерым, да и в Лондоне стольким же!
принято решение готовить акт.
сказал Герасимов. - Встреча будет не здесь, а в Ревеле.
Никитенко чего стоит?
именно он, Никитенко, моего друга Савинкова из-под петли спасал, на
шлюпчонке через Черное море вывез... Словом, я против акта не возражал...
Не мог: снова кто-то против меня плетет - с подачи старой змеи Бурцева...
узнаете...
воде (бросил кусок французского ароматного мыла, чтоб пенилось и кожа
благоухала), обсуждая ситуацию с самим собой.
как организовал убийство Плеве (с подачи сукина сына Рачковского, именно
он намекал, что это угодно сферам), ждал ареста и петли; когда о т д а л
Герасимову своего ближайшего друга и любимца Боречку Савинкова, боялся,
что придушат, как и Гапона, его же питомцы, бомбисты.
себе, ясное дело, отчета, что выхода уже не было и быть не могло: рано или
поздно предательство непременно всплывает наружу, причем особенно вероятно
это, когда страна взбудоражена, правительственной линии нет, царствует
сонная бюрократия, лишенная той реальной идеи, которая бы могла объединить
народ, поставив перед ним осуществимые задачи, подкрепленные ясным
законодательством, понятным не ста правозаступникам, а самым широчайшим
слоям населения: "Это можно и то - можно, а вот сие - нельзя".
могло лишь одно: цареубийство. При этом он отдавал себе отчет и в том, что
осуществление а к т а, скорее всего, повлечет за собою арест и казнь,
которую первым же санкционирует любезный друг Александр Васильевич.
выстраивал схемы, безжалостно рушил их - и все во имя того, чтобы продлить
ту блаженную жизнь, которой жил, предав - двадцать еще лет назад - идею,
которой поначалу решил было служить.
кабинете царя, доверься он ему всецело, решись - в свою очередь - на п о с
т у п о к Герасимов, намекнув на в е р о я т и е удачи Петру Аркадьевичу,
кто знает, как бы сложилась дальнейшая судьба России, Европы, трех этих
людей, но поскольку все они были разъединены недоверием и страхом, то чуда
не произошло; все развивалось так, как и должно было развиваться в
прогнившем колоссе, именовавшемся Империей.
заметил своему адъютанту Карповичу, изменившему до неузнаваемости
внешность после "легендарного побега" из охранки:
что будут принимать Николая. У меня на это времени нет, а вам и карты в
руки, причем желательно, чтоб морячок был не наш, а какой-нибудь анархист
или, на худой конец, из летучего отряда, провинциал, не связанный с
центром.
матерно браниться, пахнуло тяжелым перегаром.
отправится в Ревель на своем фрегате "Штандарт"?! Он же на чугунке туда
едет!
- Герасимов тоже набычился. - Я или вы?
мне верите, или нет! Тогда - до свиданья! Ищите себе других друзей! Пусть
они с вами варят кашу! Первый раз ваши генеральские погоны на гнедых
прокатили, а второй на вороных до отставки пронесут!
знали только Столыпин и Герасимов; откуда же все это приходит к образине?!
Что творится в державе?! Тем не менее, услышавши про погоны (надавил на
больную мозоль, шельмец, умеет бить в поддых), Герасимов снял трубку
телефонного аппарата:
трубку, она в столовой, в горке, я ее прячу за серебряной вазой, вам, как
другу, открываю тайну. Слушайте разговор.
императору; эх, добиться бы права доклада и мне, чтоб не как милость
даровалась, а по звонку дворцовому коменданту, раз в неделю, самые
последние новости! Не сумел ему продать себя толком, сам виноват, оробел!
Надо было б почитать царю, что его сановники про Думу пишут, про
министров; у него лицо кроткое, как у женщины, ему сплетни сладостны, а
что, как не главная сплетница империи, наша охрана?!
Не через Петра Аркадьевича, а - напрямую! Он же слабенький, его надо
постепенно приучать, он податливый; я из кабинета, а змеи-завистники
нашептали, ша-ша, шу-шу, вот он и стал отворачиваться да в окно смотреть,
словно я табурет какой, а не человек...
в секретариате знали, поэтому не боялись отвечать правду.
иностранных дел.
Панов Вадим
Пехов Алексей
Русанов Владислав
Лондон Джек
Свержин Владимир
Афанасьев Роман