унижать вас, - объявляю вам, что с этой минуты вы свободны и можете вер-
нуться в Блуа к вашей матери.
каким страданиям. Она не шевельнулась; руки ее были по-прежнему сложены
на коленях, как у Магдалины.
И так как жертва не подавала никаких признаков жизни, принцесса ушла.
сердце и застывшей в жилах крови биение, которое все ускорялось около
кистей рук, шеи и висков. Постепенно усиливаясь, это биение скоро переш-
ло в лихорадку, в безумный бред, в вихре которого проносились образы ее
друзей и врагов. В ее ушах среди звона и шума мешались слова угрозы и
слова любви; она перестала сознавать себя; точно крылья мощного урагана
подняли ее, унесли от прежнего существования, и на горизонте она видела
надгробный камень, который вырос перед ней, открывая страшную, черную
обитель вечной ночи.
ее характеру покорности судьбе. В сердце ее проскользнул луч надежды,
точно луч солнца в темницу бедного узника.
хом подле дверцы кареты, услышала, как он говорил ей о своей любви, как
он просил ее любви, заставив ее поклясться, и сам поклялся, что ни один
день не кончится для них в ссоре и что свидание, письмо или какая-нибудь
весточка всегда принесут успокоение дневным тревогам. Значит, король не
мог не сдержать слова, которого сам же он и потребовал, если только он
не был деспотом, не связанным никакими обещаниями, или же холодным эго-
истом, которого способно остановить первое встретившееся на пути пре-
пятствие.
только словом положить конец всем ее страданиям, тоже присоединился к
числу ее преследователей?
должно быть, страдает, так же как и она. Только он не скован такими це-
пями, как она; он может действовать, двигаться, прийти, а она... ее удел
только ждать. И она ждала с трепещущей душой; не может быть, чтобы ко-
роль не пришел!
Сент-Эньяна. Если он придет, как она бросится к нему, откинув всякую ще-
петильность, которая теперь казалась ей неуместной, как она скажет: "Я
по-прежнему люблю вас; это они не хотят, чтобы я вас любила".
новат, как ей казалось. Что должен был он подумать, встретив ее упорное
молчание? Удивительно даже, что нетерпеливый и раздражительный король
так долго сохранял хладнокровие. Конечно, она не поступила бы так, как
он; она бы все поняла, обо всем догадалась. Но она была только простая
девушка, а не могущественный король.
ему все, что он заставил ее выстрадать! Насколько сильнее она полюбила
бы его за пережитые страдания! И, повернув голову к двери, полуоткрыв
рот, она ждала поцелуя, который так нежно сулили ей утром губы короля,
когда он произносил слово "любовь".
менее сладостное, чем первое, но все же оно будет служить доказа-
тельством любви, хотя и более робкой. О, как радостно она будет читать
это письмо, как поспешно ответит на него! А когда посланный уйдет - по-
целует, перечитает, прижмет к сердцу благословенный листок, который при-
несет ей покой, отдохновение, счастье!
лет де Сент-Эньяна или же де СентЭньян сам явится к ней. И ему она расс-
кажет все. Королевское величие не сомкнет ее уста, и тогда в сердце ко-
роля не останется больше никаких сомнений.
дание. Она сказала себе, что у нее остается еще час надежды; что до по-
луночи король может прийти, написать или прислать де Сент-Эньяна; что
только в полночь ожидание станет напрасным, всякая надежда погибнет.
что идут к ней; как только по двору проходил кто-нибудь, ей казалось,
что это посланный короля.
надцатого. Ей казалось, что минуты текут медленно, но в то же время они
уходили так скоро.
сов потух последний свет; с последним светом погасла последняя надежда.
утром; только двенадцать часов отделяли клятву от клятвопреступления. Не
долго же ей пришлось тешиться иллюзией! Следовательно, король не только
не любил ее, но и презирал ту, на которую обрушились все; он до такой
степени презирал ее, что даже не защитил от бесчестия изгнания, равняв-
шегося позорному приговору; а между тем сам он, сам король, был настоя-
щей причиной этого бесчестия.
долгой борьбы обозначилось на ангельском лице жертвы, - горькая улыбка
появилась на ее губах. Действительно, что оставалось у нее на земле,
кроме короля? Ничего. Оставался только бог на небе.
бы кто-нибудь заглянул в эту минуту в ее комнату, то увидел бы, что бед-
ная девушка, доведенная до отчаяния, принимала страшное решение.
опустилась на ступеньки аналоя, прижалась головой к распятию, вперила
глаза в окно и стала ждать рассвета.
нее, в экстазе. Она больше не принадлежала себе.
темноте контуры распятия из слоновой кости, которое она обнимала, Ла-
вальер с усилием встала и спустилась во двор, закрыв лицо плащом. Она
подошла к калитке как раз в ту минуту, когда караульные мушкетеры откры-
вали ворота, чтобы впустить первый пикет швейцарцев. Лавальер незаметно
проскользнула вслед за часовыми на улицу, и начальник патруля не успел
разобрать, что за женщина так рано покинула дворец.
повернула налево. Лавальер приняла решение, ее намерения определились:
она хотела поступить в монастырь кармелиток в Шайо, настоятельница кото-
рого была известна строгостью, наводившей страх на придворных.
нашла бы дороги даже в более спокойном состоянии. Не удивительно, что
она сразу повернула не в ту сторону, куда было нужно. Ей хотелось как
можно скорей удалиться от дворца, все равно куда. Она слышала, что Шайо
расположен на берегу Сены, и направилась к Сене. Она свернула на улицу
Кок к так как не могла пройти через Лувр, то направилась к церкви
Сен-Жермен-Люксерруа, по пустырю, где впоследствии Перро построил знаме-
нитую колоннаду.
ва чувствуя слабость, которая, время от времени заставляя ее слегка
прихрамывать, напоминала о вывихе, полученном ею в детстве.
ницательных людей, привлекла бы взгляды самых нелюбопытных прохожих. Но
в половине третьего утра парижские улицы почти безлюдны; на них попада-
ются только трудолюбивые ремесленники, отправляющиеся на дневной зарабо-
ток, или же бездельники, возвращающиеся домой после разгульной ночи. Для
первых день начинается; для вторых он кончается.
бы отличить честного человека от негодяя. Нищета была для нее пугалом, и
все люди, которых она встречала, казались ей бедняками.
ней было то же платье, в котором она являлась накануне к вдовствующей
королеве; кроме того, ее бледное лицо и красивые глаза, видневшиеся
из-под плаща, который она приподняла, чтобы смотреть в а дорогу, возбуж-
дали различные чувства у прохожих: нездоровое любопытство у одних, жа-
лость у других.
Гревской площади. Время от времени она останавливалась, прижимала руку к
сердцу, прислонялась к стене, чтобы передохнуть, и затем еще быстрее
устремлялась вперед.
ванцами, которые сходили с барки, причаленной к набережной. Барка была
нагружена вином, и было видно, что эти люди отдали честь ее грузу.
ную, загородили дорогу молодой девушке. Лавальер остановилась. Они тоже
остановились при виде женщины в придворном костюме. Потом взялись за ру-
ки и окружили Лавальер, напевая: