Чтение 259–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

доверяете герцогу де Лианкуру; он - в Руане, ваше величество; он снял там
дом у английского дворянина, некоего господина Каннинга; командующий
войсками в провинции привел своих солдат к присяге на верность королю;
швейцарский полк Залишамаде, на который вполне можно рассчитывать,
эшелонирован на дороге. Все пока спокойно: давайте выйдем через Поворотный
мост, доберемся до городских ворот Этуаль; триста кавалеристов
конституционной гвардии ждут нас там; в Версале без труда наберется полторы
тысячи дворян. Имея четыре тысячи человек, я берусь проводить вас, куда
пожелаете.

- Благодарю вас, господин Шарни, - отозвалась королева, - я ценю вашу
преданность, заставившую вас покинуть дорогих вам людей ради того, чтобы
предложить свои услуги иностранке...

- Ваше величество! Вы ко мне несправедливы, - перебил ее Шарни. - Жизнь
королевы всегда будет для меня дороже жизни всех других людей, так же как
долг для меня всегда будет превыше всех других добродетелей.

- Ах, да. Долг... - пробормотала королева, - раз вы заговорили о долге,
то я тоже могу сказать, что исполняю долг, который понимаю по-своему: мой
долг - заботиться о величии монархии, и если уж ей суждено погибнуть, я
должна позаботиться о том, чтобы она погибла стоя и не теряя достоинства,
как умирали античные гладиаторы, учившиеся встречать смерть без страха.

- Это последнее слово вашего величества?

- Это моя последняя воля.

Шарни поклонился и, подойдя к двери, столкнулся с г-жой Кампан,
торопившейся к принцессам.

- Передайте их высочествам, - попросил он, - чтобы они держали при себе
самые дорогие вещи: вполне возможно, что мы в любую минуту будем вынуждены
покинуть дворец.

Когда г-жа Кампан отправилась передать это предложение принцессе де
Ламбаль и принцессе Елизавете, Шарни вновь приблизился к королеве.

- Ваше величество! - проговорил он. - Должно быть, вы питаете надежду,
что придет помощь извне; если это так, прошу вас мне довериться: подумайте,
что завтра в этот час мне придется перед Богом или людьми держать ответ за
то, что произойдет.

- По моему распоряжению Петиону должны были передать двести тысяч франков
и пятьдесят тысяч - Дантону; за эту сумму Дантон обещал не выходить из дому,
а Петион - прийти во дворец.

- Да уверены ли вы в своих посредниках, ваше величество?

- Вы ведь сказали, что Петион только что пришел, не правда ли?

- Да, ваше величество.

- Это уже кое-что, как видите.

- Но этого недостаточно... Мне сообщили, что за ним посылали трижды,
прежде чем он согласился отправиться во дворец.

- Если он с нами заодно, - сказала королева, - он должен во время
разговора с королем дотронуться указательным пальцем До правого века.

- Ну, а если он не с нами?

- Если он не с нами, он - наш пленник, и я прикажу ни в коем случае не
выпускать его из дворца. В это мгновение зазвонил колокол.

- Что это такое? - спросила королева.

- Набат, - отвечал Шарни. Принцессы в испуге вскочили.

- Что вас так напугало? - удивилась королева. - Набат - это боевая труба
мятежников.

- Ваше величество! - взволновавшись более королевы при этом
отвратительном звуке, проговорил Шарни. - Я сейчас узнаю, не предвещает ли
этот набат чего-нибудь серьезного.

- Вы вернетесь? - с живостью поинтересовалась королева.

- Я приехал, чтобы вы, ваше величество, могли мною располагать, и не
оставлю вас до тех пор, пока не исчезнет всякая опасность.

Шарни поклонился и вышел.

Королева на мгновение задумалась.

- Ну, пойдем посмотрим, исповедался ли король, - прошептала она, после
чего тоже вышла.

Тем временем принцесса Елизавета снимала с себя кое-что из одежды и
поудобнее устраивалась на диване.

Она расстегнула на шейном платке сердоликовую булавку и показала ее г-же
Кампан. На камне была гравировка.

Гравировка представляла собой букет лилий с надписью на ленточке.

- Прочтите, - предложила принцесса Елизавета. Госпожа Кампан приблизилась
к канделябру и прочитала:

"Забудь оскорбления, прости несправедливость".

- Боюсь, что это высказывание не окажет должного воздействия на наших
врагов, - заметила принцесса, - однако от этого оно будет нам не менее
дорого.

Не успела она договорить, как со двора донесся выстрел.

Женщины вскрикнули.

- Вот и первый выстрел, - прошептала принцесса Елизавета, - увы, он будет
не последним!

Королеве доложили о появлении в Тюильри Петиона - вот как мэр Парижа
оказался во дворце.

Он прибыл около половины одиннадцатого.

На сей раз его не заставили ожидать в приемной; напротив, ему сказали,
что король с нетерпением его ждет; однако чтобы добраться до короля, ему
пришлось пройти сначала сквозь ряды швейцарцев, потом через строй
национальных гвардейцев, а затем сквозь толпу дворян, называвшихся
кавалерами кинжала);

Хотя всем было известно, что король сам посылал за Петионом и что тот при
желании мог бы остаться в ратуше, своем собственном дворце, а не прыгать в
эту яму с дикими зверями под названием Тюильри, его осыпали бранью, называя
"предателем" и "Иудой", пока он поднимался по лестницам.

Людовик XVI ожидал Петиона в той же комнате, где гак круто обошелся с ним
21 июня.

Петион узнал дверь и улыбнулся.

Судьба предоставляла ему случай жестоко за себя отомстить.

В дверях Мандэ, командующий Национальной гвардией, остановил мэра.

- А-а, это вы, господин мэр! - молвил он.

- Да, сударь, это я, - как обычно невозмутимо отвечал Петион.

- - Зачем вы сюда пришли?

- Я бы мог и не отвечать на ваш вопрос, господин Мандэ, не признавая за
вами никакого права меня спрашивать; впрочем, я тороплюсь и вообще не
собираюсь разговаривать с подчиненными...

- С подчиненными?

- Вы меня перебиваете, а ведь я вам сказал, что тороплюсь, господин
Мандэ. Я явился сюда потому, что король трижды за мной посылал... Сам я бы
не пришел.

- Ну что же, раз мне выпала честь встретиться с вами, господин Петион, я
хочу вас спросить, почему полицейские городские чиновники в изобилии выдали
патроны марсельцам и почему я, Мандэ, получил всего по три штуки на каждого
из моих людей!

- Прежде всего потому, - не теряя хладнокровия, отвечал Петион, - что на
большее количество из Тюильри запроса не поступало: по три патрона на
каждого национального гвардейца, по сорок - на швейцарца; было выдано
столько, сколько просил король.

- Чем же объяснить эту разницу в количестве?

- Об этом вам следует поговорить не со мной, а с королем, сударь;
возможно, он не доверяет Национальной гвардии.

- Но я, сударь, просил у вас пороху, - заметил Мандэ.

- Верно; к сожалению, вы не написали требования на его получение.

- Прекрасный ответ! - вскричал Мандэ. - Кажется, это ваше дело, ведь
приказ должен исходить от вас.

Разговор становился довольно щекотливым для Петиона; к счастью, дверь
распахнулась, и Редерер, член бюро парижского муниципалитета, пришел мэру на
помощь, объявив:

- Господин Петион, король ждет вас.

Петион вошел.

Король в самом деле с нетерпением его ожидал.

- А вот и вы, господин Петион! - молвил он. - В каком состоянии находится
Париж?

Петион сделал краткий отчет о положении в городе.

- Вы ничего больше не хотите мне сказать, сударь? - спросил король.

- Нет, государь, - отвечал Петион. Король пристально посмотрел на
Петиона.

- Неужели ничего?.. Совсем ничего?. - .

Петион широко раскрыл глаза, не понимая, чем вызвана такая настойчивость
короля.

Король в свою очередь с нетерпением ждал, когда Петион поднесет руку к
глазу; это, как помнят читатели было условным знаком, который должен был
означать что мэр Парижа принял двести тысяч франков и король может на него
рассчитывать.

Петион почесал за ухом, но подносить палец к глазу как будто не
собирался.

Значит, короля обманули: деньги прикарманил какой-то мошенник.

Вошла королева.

Она появилась как раз в ту минуту, когда король растерялся, не зная, о
чем бы еще спросить Петиона, а тот ждал новых вопросов.

- Ну что, - шепотом спросила Мария-Антуанетта у супруга, - он - наш
друг?

- Нет, - отвечал король, - он не подал никакого знака.

- Ну так мы возьмем его в плен!

- Могу ли я удалиться, государь? - спросил Петион.