Чтение 27–й страницы книги ~Великий Сатанг~

И на танках по плоти, считая последние ке,

Растирая хрусталь, сокрушая проклятый нефрит,

Пусть миньтау пройдут и внесут в город Зла Золотое Копье,

Что оранжевых демонов черное сердце пронзит!

(Стихи Игоря И. Нечитайло)

Вот так-то. Казалось бы - Дархай, глубинка, никакого тебе политеса, и
все же...

Кто-то скажет: апокриф. Да, не исключаю. И все же, полагаю, вы
поймете, почему, прочитав и перечитав сии строфы, я отложил все дела и
сел за составление специальной энциклики. И не знаю уж, чем конкретно на
этот раз, но чем-то она, моя всем известная энциклика "Dе mortuis..." достала-таки власти предержащие! Собственно говоря, мои
воззвания и без того редко прорываются в свет. Никакой цензуры, упаси
Боже, не те времена, и все-таки - вы же знаете нашу систему. То
"преждевременно, Ваше Святейшество", то "после драки кулаками не машут",
то "вопрос вентилируется в верхах", и, в конце концов, "извините,
проблема закрыта!".

И не приходится удивляться, что дражайший мой эскулап, магистр ди
Монтекассино, прочитав (а как без этого?), тут же и перезвонил куда
следует; спустя день вместо обычной улыбчивой сестрички с одноразовым
шприцем ко мне в палату явились - задом отвечаю, с его наколки! - двое
очень вежливых и просто на диво компетентных представителей неких
организаций, корочками коих под носом у меня повертели, но в руки не
дали.

Они вели себя вполне прилично: не хамили, не дерзили и, как это ни
странно, даже не допрашивали - во всяком случае формально. Но зато в
течение битых трех часов, спасибо, хоть с перерывом на обед, они с
шутками и прибаутками наперебой домогались чистосердечного признания,
откуда мне, собственно, все это известно и, в первую голову, где я, черт
побери, взял стишки...

Я же сидел паинькой, время от времени крестился и кротко повторял:
"Все от Господа Бога Нашего, дети мои, все от Него, и ни от кого
иного..."

Уходя, один из них что-то прошептал на ушко напарнику, и тот покрутил
пальцем у виска. Гадкий человечишко, наверное, думал, что я сплю и
ничего не вижу. А я так по сей день и не пойму толком, кто же из нас
троих был более здрав рассудком.

Впрочем, как бы то ни было, а жизнь шла своим чередом. В рамках моих
профессиональных интересов во всяком случае Сын был по-прежнему
единосущен Отцу (хотя проблема подобосущности тоже подчас вставала на
повестку дня), Аллах оставался "акбар", Кришна - "хари" и "ом мани",
всему вопреки, пребывало "падме хум". И это было правильно. Во всяком
случае за пять лет после событий на Дархае четверо антипап (ибо я, папа
истинный, злобствование врагов поправ, жив!) отдали душу уж не знаю кому
- надеюсь, что все-таки Господу...

И в тварном мире тоже все шло без особых изменений.

Или почти без изменений.

Вот только однажды пришла мне посылочка с того самого пресловутого
Дархая. Добрейший мой синьор Джамбатиста, как водится, порылся в ней, не
обнаружил ничего предосудительного и для себя интересного и любезно
передал по назначению. В черном ящике покоился упакованный в стружку
объемный портрет совсем молоденького отрока по имени А Ладжок и письмо,
состоящее из трех пунктов.

Первый извещал меня (!), что Бога нет, а есть Железный Вождь А,
коему, в связи с отсутствием Бога, все дозволено.

Пункт второй подчеркивал стальную волю упомянутого привести народ
свой в рай (!!), непонятно только, в какой конкретно...

Третий же настоятельно рекомендовал мне бросить все и незамедлительно
начать молиться за торжество богоугодных и христолюбивых (!!!) идей
квэхва.

Взамен гарантировали пайку ла трижды в сутки.

В левом нижнем углу портрета было начертано - коряво и, видимо,
собственноручно: "Приказываю долго жить. Любимый и Родной".

К великому моему сожалению, из-за габаритов подарка уместить его на
стене не представилось возможным...

Если мои данные точны, аналогичные презенты получили и лидеры великих
держав. А получив, задумались, а подумав, решили, что старые доктрины,
хочешь не хочешь, придется ломать. Ну и, естественно, строить новые...

Сатангам прибавилось работы.

После долгих и утомительных консультаций было решено действительно
распустить армии. Во всяком случае, сократить настолько, что это уже, по
факту, и было форменным упразднением. В самом деле: какая война, ежели
некому воевать? Вполне логично. А для-ради порядку и дисциплины решили:
вполне достаточно и разнообразной полиции. Что же касается оружия, так
от него предполагалось избавиться впоследствии, поэтапно, благо имелись
у сатангов на сей счет некоторые специфические, вслух не высказываемые
соображения.

Решено - сделано, к великой радости мам и пап тех юных дубинушек, что
рвались в секретные (Боже ж ты мой, да для кого, кроме наивных дурочек,
сие было секретом?) училища и прочие академии. Сопляков же никто не
спрашивал, и они, оставшись с носом, побрели избирать себе иную
романтику.

Стратеги же наши доблестные и тактики особо не ликовали, однако и
они, правду сказать - не без ворчания, но покорились; не могу сказать,
чтобы смирились, нет, протестовали, конечно, не без этого, но протест
ограничился возникновением массы бурчливых, весьма оппозиционных и
воинственных - к счастью, только на словах - ассоциаций...

Понятное дело, и Господь тому свидетель, ни на размеры пенсиона, ни
на соответствующее заслугам уважение помянутые тактики, а равно и
стратеги жаловаться не могли.

Человеки же, в таинствах высокой политики не искушенные, веселились.
От души, порой не в меру, а зачастую и сверх всякой меры. От добра они
искали добра, и еще добра, и еще, и даже немного свыше того. И всегда,
как водится, находились услужливые доброжелатели, готовые за вполне
посильную мзду предоставить интересующимся все мыслимые и немыслимые
отдохновения. Не убежден, что промысел этот был в полном соответствии с
действующим законодательством, и потому некоторые особо щепетильные
граждане в сердцах именовали их чуть ли не мафией, что, на мой взгляд,
вряд ли справедливо. В конечном счете наша Галактика - не древняя
Сицилия, и сваливать все подряд на мафию - значит ни о чем не говорить.
Время наступило шершавое, небожеское, и подчас трудно было уже понять,
кто, собственно, клиент, а кто - поставщик, и чем добропорядочный
налогоплательщик отличается от профессиональной торпеды...

Если кто-то мало-мальски и разбирался в таких нюансах, так это разве
что "Мегапол", но эти ребятишки не успевали поставить свои познания на
службу обществу в силу печальной, но для их работы вполне естественной
текучести кадров.

Зато пресса вырвалась из клетки и, возомнив себя не то что четвертой
(это бы полбеды), а едва ли не основной властью, обнаглела беспредельно.
В один прекрасный день конопатый нахал, гонец-щелкопер дошел до того,
что прорвался на Авиньон в халатике сестрички, напоил дежурного
фельдшера и проник аж во дворец. Не получив аудиенции у меня (а с какой
стати?), он обратился к высокоученейшему магистру Джамбатисте, после
чего тиснул сразу в десятке еженедельников гнусную статейку: "ДА, ОН
БЕЗУМЕН! - говорит магистр". Я, конечно, сразу предал его анафеме. А что
мне, товарищи, оставалось делать в такой, не станем отрицать, непростой
ситуации?

Однако кого в те годы волновала анафема? Ровным счетом никого.
Озверев от покоя, люди отвернулись от неба, и уважаемейшими фигурами
общества стали - вы не поверите! - затейники, причем самые похабные. Я,
знаете ли, не ханжа, и порой мы с магистром сами выписываем на Авиньон
солидного мастера для постановки чего-нибудь, скажем, из Шекспира или,
предположим, из Чехова. Но мастера вымирали, уступая дорогу шутам
гороховым! И бездумно потея на пип-шоу и гала-концертах, человечество
губило себя, предпочтя пастырской проповеди утехи грешного тела...

Справедливости для добавлю: иногда, увы, слишком редко и в этом
всесветном бедламе находились здравые головы, пытавшиеся мало-мальски
мыслить. Конечно же, отнюдь не политики (им мыслить вообще не дано) и не
клир (эти, так сказать, по службе вынуждены), а ученые. Между нами
говоря, тоже далеко не все. Даже не многие. Но - некоторые...

Да, разумеется, я - клерикал, но уж никак не обскурант, и идеалы
пресвятого Фомы близки сердцу моему ни в коей мере не менее, нежели идеи
Джордано Бруно. Сжечь - не значит опровергнуть! - готов я хоть сейчас
повторить вслед за ним.

Но что, извиняюсь, могли поделать эти чудаки?

Вопить благим матом, и не более того. Ими пользовались по нужде,
затем выкидывали до новой надобности. И при этом, естественно,
приказывали не лезть не в свои дела...

Итак, юдоль печали резвилась вовсю.

Мне же оставалось лишь молиться...

ХРОНИКА ВТОРАЯ
ПЛОДЫ ЛА

ГЛАВА 1

О Господи Боже мой, Творец и Вседержитель! К Тебе взываю и к стопам
Твоим припадаю ныне со скорбью, и ужасом, и отчаянием, и страхом, и
болью за паству свою и Твою. Грозен Ты еси, и воистину пагубнее многая