деньги, могут при необходимости пользоваться услугами некоторых наших
соотечественников - сомнительного сброда, прикармливающегося за счет
иностранцев, - и, наконец, пользуются тайными симпатиями американских
беженцев, спасающихся здесь от войн, сотрясающих Новый Свет.
историю?
вы видели, никак не могла быть Адой Байрон.
затронуты интересы леди Ады, я согласился бы почти на что угодно. Однако в
данной ситуации я уж как-нибудь справлюсь сам.
рановато прибегать к столь решительным мерам. У вас есть моя карточка? Если
что-нибудь еще, дайте мне знать.
Географического общества.
виду редакторов и издателей.
пользы, сэр. И могут принести уйму неприятностей. С вашей стороны, доктор
Мэллори, было бы очень благоразумно не связываться впредь с рыцарями плаща и
кинжала. Будем надеяться, что вся эта история окажется в конечном итоге
пустышкой и растает без следа, как ночной кошмар. Я же, безусловно, выдвину
вашу кандидатуру в Географическое общество и искренне надеюсь, что вы
всерьез рассмотрите мое предложение относительно полицейских машин.
роскошному ковру Дворца; его длинные ноги мелькали, как ножницы.
***
свисающие сверху ременные петли, Мэллори проталкивался на выход. Когда
паробус притормозил, давая дорогу грязному грузовику с асфальтом, Мэллори
спрыгнул на мостовую.
гораздо дальше, чем нужно, - углубившись в свежий номер ?Вестминстерского
ревю?. Он купил этот журнал потому, что там была статья Оли-фанта, своего
рода патологоанатомическое исследование причин и хода Крымской войны.
Олифант, как выяснилось, считался чем-то вроде эксперта по Крымскому
региону, поскольку опубликовал свои ?Русские берега Черного моря? за год с
лишним до начала военных действий. В книге подробно описывалась веселая и
довольно богатая событиями поездка репортера по Крыму. Статья в
?Вестминстерском ревю? пестрила весьма ядовитыми намеками и выпадами; вполне
возможно, что раньше, до знакомства с Олифантом, Мэллори их бы и не заметил.
обмахивавший тротуар метлой.
стоит посреди улицы в полном отупении и бормочет что-то о пройдошливости
этого Олифанта. Пытаясь привлечь внимание ошалелого господина, мальчишка
сделал обратное сальто. Мэллори бросил ему монету, окончательно понял, что
не знает этих мест, и зашагал куда глаза глядят; вскоре он оказался на
Лестер-сквер, чьи дорожки и тенистые аллеи являлись идеальным местом, чтобы
схлопотать по голове или - при мирном развитии событий - попросту остаться
без кошелька. Особенно ночью, поскольку окрестные улицы кишели мелкими
театриками, а также заведениями, где развлекали зрителей немудреными
пантомимами и картинками волшебного фонаря.
Хеймаркете, таком странном в разгар ясного летнего дня, когда здешние
сиплоголосые сирены расползлись по домам и завалились спать. Из любопытства
он прошелся по улице. Днем Хеймаркет выглядел совсем иначе - каким-то
запущенным, уставшим от себя самого. Наконец, обратив внимание на неспешную
походку Мэллори, к нему подкатился сутенер с предложением купить
?французские дирижабли?, наилучшее предохранительное средство от французской
же язвы.
вдоль широкой асфальтированной мостовой тянулись кованые решетки закрытых
клубов, их мраморные фасады стояли в глубине, подальше от уличной
бестолковщины. За Пэлл-Мэлл в дальнем конце площади Ватерлоо высилась
колонна герцога Йоркского. Старый добрый герцог Йоркский, у которого было
десять тысяч солдат <Старый добрый герцог Йоркский, у которого было десять
тысяч солдат - герой одного из самых популярных английских детских стишков
(см. ниже). Имеется в виду герцог Йоркский Фредерик Август (1763-1827), сын
Георга III. Колонна, на которой установлен его памятник, имеет высоту свыше
тридцати метров.
достоверно определить, какое именно сражение имелось здесь в виду>,
превратился теперь в почерневшую от копоти статую; рядом со стальными
шпилями штаб-квартиры Королевского общества его колонна казалась жалким
столбиком.
пересекавший Пэлл-Мэлл; внизу рабочие с платками на головах долбили
перекресток стальной лапой экскаватора. Присмотревшись, он сообразил, что
они готовят площадку под новый монумент, не иначе как в честь крымской
победы. Мэллори спустился и зашагал по Риджент-стрит к Серкусу, где толпа
нескончаемо извергалась из прокопченных мраморных вестибюлей подземки. Тут
он отдался на волю стремительному людскому потоку.
показалось, что адские миазмы исходят от самой толпы, от ее одежды и
башмаков. Но нет, эта вонь обладала невероятной, нечеловеческой
интенсивностью, в ней ощущалась яростная химия раскаленной золы и
человеческих выделений, просачивающихся сквозь многометровую толщу земли;
было ясно, что отравленный воздух выдавливается из душного чрева города
мчащимися во мраке туннелей поездами. Толпа тащила Мэллори по Джермин-стрит;
несколько секунд - и ноздри ему прочистил головокружительный запах сотен
сортов сыра, исходивший из знаменитого магазина ?Пакстон и Уитфилд?. Подойдя
к Дюк-стрит, он задержался возле кованых фонарей ?Кавендиш-Отеля?, запер
саквояж на ключ и перешел на другую сторону улицы, где высился Музей
практической геологии, цель его путешествия.
своего куратора. Поднявшись по ступеням в желанную каменную прохладу,
Мэллори раскрыл переплетенную в кожу книгу посетителей, широко, с росчерком
расписался и прошел в огромный центральный зал, вдоль стен которого сверкали
застекленные, из красного дерева стенды. Дневной свет попадал сюда сверху;
вот уж кому не грозит безработица, подумал Мэллори, заметив под огромным
прозрачным куполом люльку стекломоя. Справится с последним стеклом - будет
самое время мыть первое.
случаю чудеса из области стратиграфической геологии. Выше, на обнесенной
перилами галерее, располагались стенды поменьше - с беспозвоночными. Сегодня
посетители радовали глаз своей многочисленностью; просто удивительно,
сколько пришло сюда женщин и детей, в том числе большая группа грубоватых,
не очень опрятных мальчишек в форме, скорее всего дети рабочих, обучающиеся
в какой-нибудь из государственных школ. Они изучали стенды серьезно и
внимательно, поминутно обращаясь с вопросами к одетым в красные куртки
смотрителям.
по обеим сторонам которого шли двери кладовых. Кабинет куратора располагался
в самом конце коридора; из-за закрытой двери доносился громкий, хорошо
поставленный голос, голос человека, привыкшего к тому, что каждое его слово
выслушивается с благоговейным вниманием. Мэллори постучал и с улыбкой
прислушался: невидимый глазу оратор завершал особо цветистый период.
Куратор диктовал что-то своему секретарю, желторотому очкарику с внешностью
честолюбивого старшекурсника.
Рикса с его рисунками бронтозавруса.
почтительный поклон и удалился.
нечеловечески наблюдательные глаза, сумевшие в свое время заметить в корне
человеческого волоса ?слой Гексли?. - Ты неплохо выглядишь. Можно сказать,
великолепно.
маленький светловолосый мальчик, одетый в аккуратную матроску и короткие
штаны.