Зачем я буду консультантом при своем собственном проекте? Я геолог, мне
следует работать в геологии. Каждый должен быть на своем месте. Правда,
Степан?
Привередничаешь! А если у человека нет своего места? Если тебя в загривок,
с лестницы пинками, что выбирать тогда?
научился прислушиваться к людям.
мог...
мужчины, не стесняясь.
Думаю о другом. Есть голова, есть руки... на что их употребить?
все руки - и летчик и механик.
небесной синеве. Он почувствовал тоску и томление.
Москве Кашин. Он начальник Вулканстроя. Там организуется учебный комбинат.
Может быть, ты выберешь себе по вкусу краткосрочные курсы? Если хочешь, я
поговорю с Кашиным... или сам поговори, ты же знаешь его... Подумай.
Торопиться тебе некуда. Но ты говорил когда-то, что хотел бы видеть
законченную электростанцию на Горелой сопке.
классная доска, мел и тетради... Но в тетради заносились силуэты
самолетов, топографические знаки, записи про тягу, сопротивление воздуха,
антициклоны. А теперь что?
гидротехнических сооружений и при поисках полезных ископаемых.
соляных растворов, минеральных вод.
кабелей.
все-таки с полетами им не сравняться...
равно к экзамену их перечитываешь. Если пришел на курсы, надо учиться. И
Ковалева раздражали соученики помоложе, которые по вечерам, вместо того
чтобы переписывать конспекты, тратили время на волейбол, кино или танцы.
обеда на занятия строем ходили и с песней... Называлось - часы
самоподготовки. Бывало приведет старшина в класс: "Садись! За посторонние
разговоры - два наряда вне очереди". Порядок!
Солидный человек может заниматься в одиночку, лишь бы педагоги были
хороши. Против лекторов Ковалев ничего не имеет. Люди ученые, со знаниями.
А вот практику ведет буровой мастер Мовчан, долговязый, длиннорукий,
длинноносый, весельчак, балагур. Он горбится, размахивает руками,
улыбается. Старшина летной школы сказал бы: "Внешний вид у него
отсутствует". Может быть, мастер он и знающий, а дисциплины никакой...
Пол-урока тратит на примеры, рассуждения, случаи из жизни. Вчера объяснял
буровой станок и вдруг говорит:
словом, металлический лом - это и есть машина? Нет. Если вдуматься - перед
вами богатырский меч. Вот в сказках рассказывают: садится богатырь на коня
и наскакивает на девятиглавого змия. Конечно, с мечом на змия страшновато.
А если в танке да с огнеметом, пшик будет от того змия. За что я люблю
машину? В руки она силу дает. Выхожу я, Мовчан, против вулкана один на
один, а вместо меча у меня буровой станок. Страшно? Ничуть. Опасно и
весело.
Прочел, повторил - и свободен. Можно отдохнуть, погулять. Однако Ковалева
не тянет на улицу. Ему кажется, что воздух теперь не тот. Куда ни кинешь
взгляд, всюду первобытный хаос, развороченная земля, пни, строительный
мусор. Конечно, это временно. Сейчас на Вулканстрое переходный период.
Леса уже нет, сада еще нет. Но Ковалев не умеет видеть будущие яблони в
комьях глины. Глядя на перевернутую землю, он морщится, глядя на
утраченное небо, тоскливо вздыхает.
На глубине две тысячи семьсот метров сломался бур... Понимаете, что это
значит - на этакой глубине авария? И не залезешь туда, и рукой не
ухватишь, и глазом не видно. В общем, растерялся народ. Присылают за мной
машину: "Посоветуйте, как быть, Григорий Онисимович..."
себе. Но работать он умел. Приятно было посмотреть, как он управлял
буровой установкой, одним взглядом окидывал все приборы, пробегал пальцами
по рубильникам и кнопкам, словно опытный пианист. Мовчан знал на слух,
хорошо ли работают у него моторы, по шуму, лязгу, грохоту понимал, как
идет бурение. И бур у него входил в породу, словно нагретый нож в масло.
Глядя на Мовчана, казалось, нет ничего проще, чем управлять буровой
установкой. Шуточное дело! Игра, забава, песня...
механизмов ничего не говорит, он становится просто грохотом, бестолковым и
утомительным. Приборов гораздо меньше, чем в кабине вертолета, но
почему-то Ковалев упускает из виду то один, то другой.
привольной жизни на небе!
Мовчан этой привольной жизни! Но Ковалев проштрафился на земной работе,
против этого не поспоришь.
станку? Хмурый, кислый, словно тебе жить надоело. Думаешь, на пятерку
ответил - и достаточно. Пятерка - это сто процентов плана, а люди шестьсот
дают, находят новое, умом раскидывают... Должно быть, душа у них к делу
лежит. Для них работа - праздник. Ты пойми: то, что в учебнике есть, я
тебе растолкую, но бурение учебником не кончается, оно особого чутья
требует - подземного.
мастерство, вдохновение, было у Ковалева чутье, не подземное - воздушное.
Небо он любил, понимал, чувствовал. Для буровых скважин нет у него ни
любви, ни вдохновения. Он еще не стар, может работать честно, и вот с
первых шагов ему говорят, что честности мало, нужно еще чутье. Что
отвечать? Не сознаваться же, что он старается, а радости в работе не
видит!
разные. Одни головой думают, другие - печенкой. Я из первых... Когда мне
словами объясняют, я понимаю, а насчет чутья, нюха, сознаюсь, не мастак. Я
человек, а не легавая собака.
пещеры, лаву выпускать вниз и Там использовать, газы отвести вверх и тоже
использовать. Чертежницы Гипровулкана много раз изображали этот замысел на
ватманской бумаге, проводя тонкие пунктиры от подножия и от вершины
вулкана к его центру. У чертежниц это получалось изящно и легко: острым
рейсфедером они за две минуты пробивали вулкан насквозь.
зазвучало новое слово - Вулканстрой. Плановики отпускали средства, заводы
отгружали, пароходы везли на Вулканстрой бетономешалки, запасные части,
рельсы, провода, контейнеры, ящики, тюки, бочки... Потянулись на Камчатку
умелые люди - машинисты, электрики, бетонщики, каменщики, плотники,
арматурщики, монтажники, шоферы... И повара, чтобы кормить эту армию, и
парикмахеры, чтобы стричь ее, и портные, чтобы шить одежду, и
киномеханики, и учителя. Ни чертежницы, ни инженеры, ни даже Грибов не
представляли себе, сколько хлопот будет из-за каждой черточки пунктира.
Пожалуй, только один человек видел все заранее - инженер Кашин, некогда
выстроивший вулканическую станцию в уме, а теперь строивший ее на
местности в натуральную величину.
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Сертаков Виталий
Громыко Ольга
Майер Стефани