Чтение 27–й страницы книги ~Зеркало Иблиса~

сторону.

- Но ведь могла бы и не отвернуть.

- Могла бы, но отвернула... Ты меня давно знаешь, Эмиль?

- Давно... - согласился Каунитц, прикинув в уме.

- Так ты, я думаю, не обидишься, если я скажу, что ты дурак? От этой
штуки сегодня все в штаны наложили и на колени попадали. Солдатня так вообще
молиться начала. А наш Артур и этот чокнутый штурмбаннфюрер как стояли, так
и остались стоять. Я не знаю, куда ты смотрел, а я видел... Так что мне твоя
церковь до одного места. Вон моя церковь, у костра сидит.

- Нет... Ты не так понял, Макс. Я не про церковь, я про Бога... А что,
если он есть?

- А этого никто и не отрицает... - безразлично отозвался Богер.

Каунитц еще что-то говорил, говорил, стараясь разобраться в себе и в
богах, и в своих взаимоотношениях с ними. Богер сразу понял, что Эмилю нужно
было выговориться, что говорит он скорее для себя, следуя привычной своей
манере иметь обо всем четкое мнение. Ну и пусть говорит... Звезды начали
покачиваться у него над головой. Они раскачивались и раскачивались, и Богер
испугался, что они сейчас сорвутся со своих креплений и начнут падать. И они
упали, а он бегал по пустыне и ловил их...

- Спит... - констатировал Каунитц и перевернулся на спину. Он был
образованным человеком, но после сегодняшней встряски, после солидной порции
спиртного, которую он принял тихонько от командира, в голове царила
удивительная путаница из отрывков "Майн Кампф", Старшей Эдды, Библии и
Корана... Каунитц попытался разобраться в ней, разложить все по привычным
полочкам, навести порядок. И незаметно уснул, приоткрыв рот и похрапывая.
Ему снилось, что он ищет Макса Богера где-то на равнине, усыпанной упавшими
с неба звездами. Ищет и никак не может найти.

- Как вы считаете, Артур, то, за чем мы идем, действительно существует? -
спросил Ягер, кидая в костер причудливо изогнутую ветку.

Фрисснер проследил за ее полетом, окончившимся целым взрывом искр,
улетевших в черноту неба.

- Вы меня извините, Людвиг, но вы не слишком обидитесь, если я не отвечу?
Операции придана определенная степень секретности...

- Так не превращайте ее в клоунаду, - прервал его Ягер. - Вы же не
станете утверждать, что вас удивляет моя осведомленность о цели этой
экспедиции?

- Не удивляет... Больше тревожит. - Фрисснер проводил взглядом часового,
который отошел по малой нужде под прикрытием второго. Солдаты знали свое
дело. Правила придуманы для того, чтобы сберечь их же собственную шкуру, так
зачем их нарушать?

- Я вас понимаю. Однако скажите свое мнение.

- Зачем оно вам?

- Можете считать, что я соскучился по умному собеседнику. После наших
дневных приключений тянет пофилософствовать, согласны? Установим
перемирие...

- Да. - Фрисснер усмехнулся. - Говорят, такое бывает после ночного
артобстрела.

- Охотно верю...

- Странно, но однозначно ответить на ваш вопрос, Людвиг, я не могу.

- То есть? Вам все равно, есть ли эта штука или ее вообще нет?

- Нет, почему же? Не все равно, я как-то не привык гонять своих ребят на
рискованное дело без всякого смысла. Конечно, мне бы хотелось найти то, за
чем мы идем. Так что получается, что в существование... - Фрисснер помялся,
- артефакта, будем так называть, я верю.

- Да, действительно получается. Вы ухитрились дать название тому, о чем я
говорил. Вера. Вы верите, но не знаете.

- Это еще называется: хотеть верить.

- На мой взгляд, разница между верой и желанием верить не такая уж
большая.

- Как посмотреть...

- И смотреть нечего, хочешь верить - верь! А что касается мистических
особенностей артефакта?

- Мне кажется, это бред, - отозвался Фрисснер. - Сказки, которые местное
население наплело в изобилии вокруг чего-то... обыкновенного.

- Почему?

- Знаете, Людвиг, технический уровень всего исламского мира сильно
отстает от технической мысли Европы. Представьте, как посмотрели бы эти люди
всего пару сотен лет назад на наш сегодняшний танк! Сколько легенд и сказок
наворочали бы они вокруг обыкновенной, пусть и сложной, машины.

- Да, но современный танк не может попасть в то время.

- Не может, но это только пример. Предположение.

- Вы хотите сказать...

- Я хочу сказать, что все эти мистические сказки о чудесах, об артефактах
не больше чем... результат нашего непонимания. Огромного непонимания чего-то
вполне объяснимого.

- И какова же, по-вашему, природа непонимания?

- Очень просто. Нет знаний, которые бы помогли нам освоить то, чего мы
сейчас не понимаем. Так же, как у бедуинов сто лет назад не было бы знаний
для того, чтобы постигнуть случайно заскочивший к ним танк. И даже для того,
чтобы как-то объяснить сам факт его появления.

- Вы сами себя опровергли. Получается, что вы верите в те сказки,
которыми кишит пустыня. Просто, по вашим же словам, мы не обладаем должными
знаниями, чтобы увидеть в этих сказках истину и... - Ягер покрутил в воздухе
пальцами, - и вскипятить на огне воду.

- Да, но среди сказок еще нужно выделить ложь, которая неизменно будет
там присутствовать.

- Совсем не обязательно. В примере с тем же танком... Тогдашние бедуины
могли бы слышать от кого-то, что этот неведомый артефакт-танк способен
метать на невероятное расстояние огонь и смерть. Но привести в действие
механизм они бы не смогли. Таким образом, таинственное свойство
артефакта-танка оказалось бы недоказуемым и со временем было бы признано
враньем. Мы опять упираемся в вашу теорию о том, что обществу нужны знания
для использования той или иной системы. А значит, неправды в сказках нет!

Фрисснер задумался.

- Получается, - через некоторое время сказал он, - что с большой долей
вероятности можно допустить существование всего. Только следует учитывать,
что у человечества часто нет достаточно знания, чтобы убедительно доказать
это?

- Ну, в общем так.

- То есть легенды не лгут. И если у тебя не получается то или иное,
описанное ранее, действие, то виноват в этом только ты. Это весьма опасные
речи, Людвиг.

- Не сказал бы. Это частный случай ницшеанской философии.

- Вы изучали Ницше? - спросил Фрисснер.

- Так же как и вы.

Фрисснер кивнул и выудил из вещмешка флягу.

- Глотните. Коньяк.

Ягер благодарно что-то промычал и, запрокинув, флягу, сделал глоток.

- Неплохо, - сказал он, возвращая фляжку, - Хотя я далек от этого
эстетства... Конечно, я могу отличить хороший ром от плохого и водку от
шнапса, но...

- Понятно. - Фрисснер тоже глотнул обжигающей жидкости. Поболтал фляжку,
пытаясь по звуку определить, сколько в ней осталось.

- Как вы считаете, мы надолго застряли? - спросил Ягер, оглядывая темные
силуэты грузовиков.

- Не знаю. Завтра Богер и Вайсмюллер разберутся.

- Ваш Богер - хороший механик?

- И Каунитц тоже. - Фрисснер усмехнулся. - Кроме меня все довольно хорошо
понимают в машинах. Однако боюсь, что мы тут зависнем еще на день...

- Плохо, - с отвращением сказал Ягер и кинул очередную ветку в огонь. -
Слишком много плохого для начала экспедиции. И эти чертовы оазисы, и эта
буря, которая ведет себя, как взбалмошная баба... Что вы по этому поводу
думаете?

Фрисснер покачал головой.

- Знаете, Людвиг, вы можете считать меня трусом, но я стараюсь не думать
об этом. Как бы там ни было, я больше материалист, это было привито мне моим
отцом. Но когда... Я не люблю испытаний веры. Испытания веры - это
привилегия христиан, вот пусть они этим и занимаются. А я не христианин и
вы, как я понимаю, тоже.

Ягер согласно кивнул.

- Да, но у меня несколько другой случай. Я не страдаю от избытка
материализма.

- Да ну? - Фрисснер удивленно поднял брови. - Неужели вы мистик?

Ягер пожал плечами:

- Нет... Я религиозный человек. Я верю в богов.

- И как это согласуется с ницшеанством?

- Напрямую... Не в этом сейчас дело. Вас не смущает, что мы, люди совсем
других... религиозных ориентиров, идем за откровенно мусульманским
артефактом? За предметом, который принадлежит к иной, совершенно иной
системе ценностей...

- Нет, я же материалист. По крайней мере, по большей своей части.

- А я много над этим думаю... Мне кажется это странным.

Фрисснер покачал головой и стал устраиваться на ночлег.

- В вас вскрываются совершенно неожиданные пласты, Людвиг. Я не рискну
разбираться в них на сонную голову. Предлагаю лечь спать. Завтра будет
весьма нелегкий день, придется много работать.

- Ваша правда, штурмбаннфюрер...

- Капитан...

- А какая разница, если вы в штатском? Фрисснер задумался:

- Философская ночь, Ягер. Это на нас так действует пустыня. И я,