гарантировало ему безопасность, и это казалось самым важным на свете.
Каждый божий день, каждый час, каждый миг статус выбраковщика защищал
Гусева от себя самого. Работа держала его в узде, не позволяя спиться или
потерять рассудок. И в первую очередь - не оставляя сил задумываться о
том, кто же он такой и зачем вообще живет.
Да, иногда на работе бывало невыносимо тошно. Но внутренний мир Гусева
казался ему во сто крат страшнее. Иногда он с легким ужасом вспоминал свою
предыдущую жизнь, до "январского путча" и образования АСБ. И каждый раз
удивлялся - как не сошел с ума тот Гусев, прежний, молодой идиот,
запивавший снотворное водкой, чтобы не видеть тревожных снов.
Его отстранили всего лишь на неделю, но, когда они с Женькой вернулись на
маршрут, ведущий понял - тройки Гусева больше нет. Как физически, так и
психологически. Женька нервничал, медлил и постоянно косился на Гусева
неуверенным взглядом. Будто пытался что-то рассмотреть в своем ведущем,
такое, чего раньше не замечал. Гусев несколько раз пробовал вызвать Женьку
на откровенность, но тот уходил от прямого разговора. Похоже, он перестал
ведущему доверять.
И очень выразительно дергался, когда игольник Гусева случайно
поворачивался вправо, туда, где по-прежнему нес службу оставшийся ведомый.
Так дергался, что Гусев весь холодел. Не от страха - от стыда.
Он уже подумывал о том, чтобы попросить Женьке замену, когда произошла
очередная глупость. Рано утром они возвращались на машине с работы. Женька
должен был, как обычно, выбросить Гусева на фрунзенской и ехать дальше к
себе. Но буквально в сотне метров от гусевского дома пришлось остановиться
- впереди был затор. Только что прошел дождь, и на мокрой дороге случилась
цепная авария, сразу четыре машины, что называется, "догнали" одна другую.
И почти десяток разъяренных мужиков от души орудовали кулаками - слава
богу, забыв про монтировки и прочий инвентарь.
Гусев слегка замешкался, отстегивая ремень безопасности, и теперь оказался
чуть сзади, в роли прикрывающего. А Женька с криком "Всем стоять! АСБ!"
уже прыгнул в центр драки. Но услышали его далеко не все. Поэтому какой-то
умник, решив, наверное, что не хрен тут делать всяким
пацифистам-разнимающим, замахнулся, опасно целясь выбраковщику в голову.
Женька вроде бы отреагировал, но мимо уже просвистело несколько иголок, и
драчун в момент скопытился.
- АСБ! - проревел Гусев, выходя на свое законное место - вперед. - Всем
стоять!
- Ты что же это, гад... - прошипел ему в ухо с трудом узнаваемый голос. -
Ты же меня чуть не зацепил! Хотел и меня тоже?! Не попал, да?
Гусев оторопело повернулся к ведомому. Тот стоял весь в поту и трясущейся
рукой поднимал игольник.
- ‚...нулся? - спросил Гусев ласково, внутренне обмирая.
- Я тебе больше не позволю... - пробормотал Женька. - Не будет у тебя
второго раза... Хватит и Костика!
- Женя, опомнись! - попросил Гусев, машинально отмечая, что обрадованные
заминкой водители и пассажиры, стараясь не шуметь, прячутся по машинам в
надежде по-тихому смыться. - Женя, этот придурок хотел ударить тебя. Я его
снял. У меня не было другого выхода, я выстрелил из-за твоей спины. Это
нормально, мы же всегда так делали. Ты все эти годы стреляешь из-за меня -
и ничего. Успокойся, Женя, все в порядке...
Он сделал шаг к ведомому, совершенно невольно, искренне желая объясниться,
и как оказалось - напрасно. Рука с игольником дернулась. Гусев упредил это
движение - они выстрелили почти одновременно. У Гусева две иголки застряли
в обшивке комбидресса, а одна впилась в рукав, по случайности не оцарапав
кожу. Женька получил столько же попаданий, но все - в плечо, и рухнул на
асфальт.
И ушел из жизни Гусева навсегда.
Позже ему объяснили, что это было закономерно. Его правый ведомый страдал
теми же комплексами, что и сам Гусев, но в куда более острой форме, почти
болезненной. Он чувствовал себя комфортно только в составе хорошо
притертой тройки, причем именно на месте ведомого, прикрывающего. Нелепая,
трагическая потеря одного из коллег больно ударила по мироощущению
выбраковщика и заставила искать виноватого. И разумеется, виноватым в
разрушении тройки оказался Гусев, который к тому же собственноручно
подстрелил Костика.
На этот раз наказывать Гусева не стали. Он просто угодил в резерв. С
ощущением жуткой вины, дикой растерянности, полной беспомощности. И
уверенности, что все в Центральном смотрят на него косо. Ни понять не
могут случившегося, ни простить.
Наверное, так оно и было на самом деле. Но теперь его вроде бы простили.
Кажется, приняли обратно в семью.
И уж с нынешнего своего ведомого он пылинки будет сдувать.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Страна ужаснулась, но популярность Влада, как это ни парадоксально, росла,
уже приобретая характер массового психоза. Такое положение дел - сочетание
любви и страха - как нельзя лучше соответствовало его планам.
Трое молодых людей, пытавшихся удрать от Валюшка, молчали на
предварительном допросе, как партизаны. С одной стороны, они этой нелепой
попыткой бежать выдали себя с головой - честный и психически нормальный
человек на сотрудника АСБ не кидается. Агентство вообще крайне редко
задерживало невиновных, а уж тем более - задерживало надолго. Один
укольчик - и сразу ясно, есть у тебя скелет в шкафу или придется
извиняться, да еще и приплачивать за беспокойство. Тем более что с тех
пор, как страховые компании стали вносить в свои полисы графу "моральный
ущерб от ошибочного задержания", трудовой народ Агентства перестал бояться
напрочь - лишь бы спать не мешало. Да и АСБ в свою очередь старалось быть
как можно более незаметным. Период громогласной борьбы с теми, "кто мешает
нам жить", давно миновал.
Молодчикам вкололи какой-то адской смеси, быстро развязывающей языки. И
вскоре эмиссары екатеринбургской братвы, заглянувшие в первопрестольную на
разведку, уехали домой, на Урал, только уже не срубать бабки, а рубать
породу. Валюшку за халатное отношение к службе, выразившееся в подвергании
себя неоправданному риску, хотели было поставить на вид, но для первого
раза простили.
Шеф Центрального ходил мрачнее тучи. Во-первых, начинали оправдываться
мрачные предположения о том, что в столицу потихоньку стягивается
уцедевший криминал. Во-вторых, радужные мечты о скором приходе молодого
пополнения развеяло категорическое заявление головного офиса о том, что
еще пару-тройку стажеров Центральное получит, но не больше. Поскольку
Гусев, не удержавшись, рассказал шефу, сколько народу обучалось на потоке
Валюшка, начальник отделения вполне закономерно принялся размышлять, куда
же предназначается этакая прорва выбраковщиков. И судя по всему, пришел к
каким-то не особенно утешительным выводам. Отчего сделался злобен и
неприветлив.
Сам Гусев решил пока что не пороть горячку и подождать развития событий.
Тем более что в воздухе отчетливо запахло осенью, и он, любивший это время
года, так и рвался на маршрут. Украшенная холодным золотом листвы Москва
была в эти дни особенно прекрасна, и большего удовольствия, чем ходить по
ней пешком, трудно было себе и представить. Свежий воздух улиц, спокойные
лица прохожих, раздающиеся повсюду детские голоса, по которым за лето
Гусев тоже соскучился... И непередаваемое ощущение комфорта, душевного и
физического, которое навевал один из самых безопасных и чистых городов
планеты.
Пожалуй, ради этого стоило работать в выбраковке.
Следующая неделя выдалась на редкость спокойной, ничего похожего на
события первого бурного рабочего дня уполномоченного Алексея Валюшка не
происходило. Они с Гусевым шлялись по центру города, неприкаянные и даже
поначалу счастливые тем, что вокруг тихо и мирно. Особенно радовался
Гусев. Но вскоре Валюшок начал замечать в своем ведущем растущее
внутреннее напряжение и вспомнил его фразу о том, что иногда выбраковщик
от скуки начинает сам искать неприятностей. Гусеву пора было совершать
очередной героический поступок. А пока что они всего-навсего отыскали
заблудившегося в собственном дворе младенца, сняли с дерева застрявшего
вниз головой кота и помогли симпатичной девушке завести машину. Гусев
каждый раз говорил, что вот такие добрые небольшие дела и есть истинное
призвание того, кто поклялся "защищать и служить", но глаза у него
становились все более и более злые с каждым днем. Особенно он расстроился,
когда оказалось, что буквально в двух шагах от его маршрута случился
грандиозный пьяный мордобой, но драчунов растащили и оприходовали менты.
- Из-под носа добычу увели! - плевался Гусев.
- Это же не наш профиль, - утешал его Валюшок. - Все равно в ту же самую
ментовку их сдавать пришлось бы.
- А побезобразничать? А вопли устрашения, стрельба в воздух, перекошенные
лица? Когда еще случай представится...
В такие минуты Валюшок никак не мог понять, шутит Гусев или говорит
серьезно. И поэтому он всерьез испугался, когда им прямо в руки попался
молодой воришка.
Этот тип, взмыленный и растрепанный, вылетел из-за угла наперерез
выбраковщикам, лениво бредущим по арбатскому переулку. Валюшок и дернуться
не успел, а Гусев уже полностью оценил ситуацию - вплоть до того, что
рядом очень удачно стоит урна. Он по-хоккейному парня бортанул, и тот
кубарем полетел через голову. Урна, о которую парень споткнулся, обиженно
зазвенела.
Валюшок уже достаточно нагулялся с Гусевым по маршруту, чтобы не делать
большие глаза и не спрашивать: "Пэ, что это было?" Он покорно вытащил
Игольник и приготовился страховать ведущего.
Парень с воем катался по асфальту, сжимая обеими руками лодыжку. Выражение
Корнев Павел
Прозоров Александр
Флинт Эрик
Суворов Виктор
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей