она хлынула у меня изо рта струей... Не успел отдышаться, как что-то
громоздкое и твердое навалилось на меня сзади и потащило за собой в
потоке, пытаясь утопить. Надо мной с шумом и грохотом проносится
ветвистое дерево, нанеся еще как минимум дюжину царапин, словно их
мало было на моем истерзанном теле. В последний миг хватаюсь за ветку,
и она же вытаскивает меня из глубины потока, поскольку дерево
переворачивается в воде с бока на бок. Хватаюсь покрепче обеими
руками, и вовремя, потому что в следующую минуту налетаю бедром на
затопленную глыбу. Держусь из последних сил. Темный ревущий водоворот
под слепящие всплески молний и грохот грома стремительно тащит
довольно большое дерево и меня на нем вниз по ущелью. Дерево раз за
разом натыкается на препятствия, его разворачивает, переворачивает,
вздымает, бросает... Господи, только бы удержаться! Иной раз я
оказываюсь в воздухе, чтобы с высоты нырнуть в глубину; тут же могучая
сила выдергивает меня из воды, чтобы снова промчать по воздуху. Мне
повезло - ни разу меня не швырнуло на камни, если не считать удара в
бедро. Цепляясь за ветви, я незаметно забрался в их середину, поближе
к стволу. Это, скорее всего, и спасло меня, - от удара о камни меня
защищали ветки. Правда, однажды, когда дерево перевернулось в
очередной раз, я погрузился в воду и не смог вырваться на поверхность,
так как сидел среди ветвей, как в клетке. К счастью, когда воздух в
легких уже был на исходе, дерево перевернулось, и я оказался наверху.
дерево сделало очередной кульбит, в мою спину вонзилось сразу
множество колючек. Взвыв от боли и ярости, одной рукой держась за
ветку, другой пытаюсь оттолкнуть колючий предмет. Рука наткнулась на
мокрую шерсть и дрожащее живое тело. В меня всеми своими когтями
вцепился какой-то зверь, не очень большой, но и не маленький. Я начал
бить его ладонью по морде, но он только крепче цеплялся за меня. Что
за напасть на мою бедную голову! Изо всех сил отпихиваю животное в
сторону, оно взвывает, шипит, но по-прежнему держится. Дерево вдруг
приподнимается, потом окунается в глубину. В воде я чувствую, как
животное убирает когти и соскальзывает с меня. Так-то лучше! Дерево
выровнялось и поплыло спокойнее, мы вырвались из ущелья на просторную
воду. Я устроился поудобнее, если можно говорить об удобстве на
качающемся дереве. Рядом со мною, в ветвях, мяукало и подвывало
неразличимое в темноте когтистое существо. У меня появился спутник.
спасительное пристанище двигалось то быстрее, то, натолкнувшись на
препятствие, останавливалось, разворачивалось и устремлялось дальше,
так что облегчения не наступило, надо было держаться изо всех сил. А
силы были на исходе. Очень болели многочисленные раны. Опять
разверзлись хляби небесные, обдавая нас хлещущими струями. Усталость
привела к тому, что я начал впадать в забытье. В сон тянуло с такой
силой, что я перестал воспринимать постоянно сопровождающую меня
опасность. Я боролся с дремотой, но не всегда успешно. Погрузившись в
сон, вдруг просыпался. Через некоторое время все повторялось сначала.
И я не помню, сколько это продолжалось.
усиливался, то ослабевал. Молнии по-прежнему вспарывали темное небо. В
неверном свете я стал различать ветви, ствол дерева, топырящиеся во
все стороны корни. Рядом с нашим течение несло и другие деревья. Тихо
плыли косматые кусты.
Он, не взяв ее силой, начал медленно насыщать собой широкое
пространство, проявляя предметы, сначала близкие, потом и дальние. Я с
интересом всматривался в моего не очень дружелюбного спутника, чьи
острые когти оставили ноющие ранки в моей спине. Он был величиной с
собаку, желтошкурый. Последнее угадывалось, а так... шерсть грязная,
свалявшаяся, мокрая, естественно... Непропорционально большая голова,
толстые конечности и мягкое, пугливое выражение морды говорили о его
щенячьем возрасте. Но при этом угадывалось в нем чувство собственного
достоинства, врожденное чувство независим мости, свойственное не
только этому мокрому недорослю, но и всему его роду.
начинался спокойный участок, он принимался рычать и кашлять. Он все
время проявлял готовность дать мне отпор, не понимая, что я
воспринимаю его как товарища по несчастью. А я просто очень
внимательно рассматриваю его, находя заметное сходства с земной
породой кошачьих.
близко... Ного, как и его соплеменники, называли этих зверей Большими
Гривастыми. Я думаю, не будь этот котенок полумертвым от усталости,
или встреться мы где-нибудь на твердой почве, он бы мне показал, что
значит дитя хищников. Взрослые звери этой породы царственно правили в
этом краю. когда я жил среди плоскоголовых. Дикари поклонялись, как
божествам, двум животным: Матери Крокодилов и Большому Гривастому.
Различие между божествами состояло в том, что если туземец находился
далеко от Большой воды, он спокойно произносил имя крокодила, но я не
встречал ни одного плоскоголового, который при имени Большого
Гривастого не залез бы на ближайшее дерево. Большой Гривастый нападает
всегда, он бросает свое тело, вооруженное клыками и когтями, на 10
метров. В кровожадной отваге, не колеблясь, он карабкается на дерево
за своей жертвой, пока ветка не подламывается под ним. Упав, он
начинает сначала...
полузатопленной кроне было немало других. В рассветных сумерках я
увидел стайку обезьян, которые, сидя друг возле дружки, цепко
держались за ветви, ловко меняя позы, как только дерево меняло
положение. Серые шубки, с которых ручейками стекала вода, и
страдальческие мордашки выглядели по-человечески.
хвостами. Вот кого не отдерет от ветки никакая сила! Когда крона
дерева переворачивалась, они с визгом и криками перескакивали на
другие ветви, и я не видел, чтобы хоть одна из них оказалась в воде.
Было заметно, что они стараются не глядеть на ствол дерева, где
растянулся будущий Гривастый. Я не разделял их опасений. Но если бы
тогда я знал о гривастых то, что знаю теперь, наверное, бросился бы
прочь. И не сидел бы на этом дереве, опустив ноги в воду, если бы знал
о крокодилах и табу плоскоголовых. По правде, я и не мог бы сидеть
иначе на таком неустойчивом средстве передвижения, да и какие
крокодилы могли быть в грязных потоках, рожденных сумасшедшей стихией!
приморской зоне ежегодно примерно в одни и те же сроки. Они-то и
делают жизнь в этих местах невыносимой для большинства животных, а для
крокодилов особенно, так как сносят их в море. А крокодилам больше
подходят речки, озера и просто лужи на плоскогорьях в глубине
материка, куда муссоны приходят совсем успокоенными. То, что я
переживаю сейчас, оседлав толстый древесный ствол, не что иное, как
Судный день для всего живого в приморье.
достаточно широкую водную гладь, мы обрели покой и надежду на мирную
гавань. Еще издалека я увидел, что гряды холмов, разлегшихся по обе
стороны долины на приличном расстоянии, начали сближаться. Я расценил
это как нормальное геологическое явление, а буквально через полчаса -
как бедствие, когда наш "корабль" ткнулся корнями в гигантский затор.
В узкой порожистой горловине скопилось множество вырванных с корнем
деревьев и кустов. Зажатая в теснине вода начала подниматься, в
хаотическом нагромождении деревьев слышался треск ветвей, панические
крики животных, грозный гул водопада... Желтошкурый прижал короткие
уши к голове и с дикими глазами пополз к развилке ветвей. Обезьянки
подняли истошный вой. Некоторые начали перескакивать на другие
деревья, направляясь в сторону берега. Плотина из древесных стволов
росла и росла, уровень воды поднимался все выше. Я подумал было, не
последовать ли за обезьянками, - некоторые уже выбрались на прибрежные
скалы и, задрав длинные хвосты, бросились врассыпную по склону
теснины...
раздумывал, громадный затор начал тяжело вздыматься, шум и треск
усилились, а в следующее мгновение все это с диким грохотом
обрушилось. Я вцепился в ветви, мое дерево трещало и переворачивалось,
мутная вода накрыла меня и несла безостановочно...
в сторону. Я ничего не видел из-за режущей боли в глазах, залепленных
грязью, но почувствовал, что дерево поплыло по спокойной воде. Когда
глаза очистились, орошаемые ручьями слез, я осмотрелся. Желтошкурый
исчез. Среди ветвей сидело несколько дрожащих мокрых обезьянок, -
наверное, из новоприбывших и не успевших перебраться на берег. Я
отметил приятную перемену: мое дерево крепко-накрепко сцепилось
ветвями с другим. Деревья были прямо-таки вдавлены друг в друга. Мне
стало страшно, когда я подумал, что со мною стало бы, окажись я среди
ветвей в момент их столкновения. Зато теперь, получив хорошую
устойчивость и дополнительную плавучесть, мой "корабль" стал надежнее.
Приятные перемены одним этим фактом и ограничились, поскольку во
многих других отношениях я чувствовал себя отвратительно - на зубах
скрипел песок, во рту горечь, тошнота... Потом я вырвал, чуть не
вывернулся наизнанку. Обезьянки, глядя на меня изумленными глазенками,
притихли. Освободив желудок от грязной воды, я растянулся на стволе.
Мне полегчало, но забрала в свои лапы тоска. Я сел и, глядя на