дверь во время самого мощного обмена пушечными залпами, но я видел
достаточно, чтобы понять, что астонская армия - то, что от нее осталось
после сражений по всему Эрто - объединила усилия со Стронгармом и его
людьми. Этого, конечно, Зелдон-Троун больше всего боялся. Битва
продолжалась несколько дней, пока канонада не ослабла и в конце концов не
прекратилась, не пробив бреши в обороне парлов. Я пытался утешить себя
тем, что парлы понесли большие потери в живой силе, но обнаружил, что не
способен на подобное - кроме того, Парламентарии и Регент продолжали
сидеть в своих подземных норах, целые и невредимые.
сказал потом Троун.
был бы означать мир. Но нет, народу обязательно нужно с кем-то воевать, а
что может быть лучшей мишенью, чем мы? И что это им дает? Чего бы они
добились, уничтожив нас? Подумай об этом, но можешь не отвечать. Я уже
знаю ответ. Я также знаю, что, возможно, ты мог бы спасти множество
жизней...
Глава 19.
туман стал гуще, и дожди усилились, перейдя в непрерывный пронизывающий
ливень. Видимость сократилась шагов до пятидесяти. Для жителей Паллахакси
это было идеальное время, чтобы попытаться взять приступом ограждение, и
те, кто отвечал за оборону, это чувствовали; в течение многих дней
охранники стояли плотной цепью вдоль всего периметра, но атаки не
последовало. Впрочем, в определенном смысле это было неудивительно. В
столь суровую погоду сама мысль о возможном ранении приводила в ужас -
лежать, истекая кровью, на сырой земле, ощущая вгрызающийся в тело холод,
медленно сводящий с ума, пока не придет благословенная смерть...
возвращаясь к себе в комнату лишь для того, чтобы поспать. Я обнаружил,
что мне трудно говорить с отцом, после того как стало ясно, что он все
время лгал мне. Интересно, подумал я, что было известно матери?
располагались казармы охранников и военных; это был практически полностью
мужской уровень, за исключением нескольких медсестер и кухарок. На
следующем уровне располагались рядовые парлы - административный персонал
и их семьи, включая моих мать и отца. Среди них было много астонцев, и я с
горечью вспомнил о своих патриотических чувствах, когда Вольф, Лента,
Сквинт и я думали, что преследуем шпиона...
семьи, около двухсот человек. Я редко их видел, а они никогда не
поднимались наверх, что было неудивительно, учитывая быстро ухудшающуюся
погоду. Вероятно, Зелдон-Троун был единственным Парламентарием, с которым
я когда-либо разговаривал, и вскоре даже он стал редко появляться на
Административном уровне, видимо, переложив большую часть ответственности
на моего отца. Я догадывался, что ниже есть еще один уровень, где обитали
Регент и его окружение, но прочие подробности были мне недоступны.
цветом, и все уровни имели независимый выход на поверхность. Желтые двери
были доступны для всех, голубые - для административного персонала и выше,
зеленые - для Парламентариев и выше, а красные - я знал лишь о двух
таких дверях - только для Регента и его приближенных.
микрокосмосом по отношению к внешнему миру, который я когда-то знал...
информации были охранники и военные. Сквинт, как мы и думали, перебрался
через реку, и его застрелил охранник, приняв за какое-то животное.
Мальчишка ничего не успел понять.
"Изабель"...
Однажды послышался крик охранника, на который тут же сбежались солдаты. Я
последовал за ними, сначала не понимая, что, собственно, случилось, но
внезапно заметил силуэты за проволокой. Я бросился к ограде, мысленно
крича: "Кареглазка!", но ее там не оказалось. В клубящемся тумане, молча
глядя на нас, стояло человек пятнадцать, явившихся из мира, о котором
некоторые из нас уже почти забыли. Мой отец оказался среди солдат. Я
обреченно ждал, что он отдаст приказ стрелять, но на него тоже, видимо,
подействовала всеобщая атмосфера необъяснимой радости. После первого шока
от неожиданности солдаты стали что-то кричать пришельцам, прося их
сообщить последние новости, бессмысленно смеясь, крича и хлопая друг друга
по спине, пока те загадочно смотрели на них сквозь проволочную сетку.
веревки и шесты и вскоре поставили грубые палатки. Подошли еще двое, таща
тележку, полную дров. Чуть позже вспыхнул большой костер, и люди собрались
вокруг него; на их лицах играли красноватые отблески, и постепенно страх
исчез из их глаз; они снова были в состоянии думать, говорить друг с
другом и, в конце концов, с нами. Я размышлял о том, что же это за люди,
покинувшие относительный комфорт каменных домов Паллахакси, рискуя
безумием и смертью в нынешних убогих условиях. Солдаты бросали им через
ограду еду; я увидел отца, который наблюдал за ними, плотно сжав губы.
небольшого поселения. Был отдан приказ, запрещавший солдатам бросать еду
или топливо Лагерникам, как их теперь называли.
Паллахакси, и в один чудесный и грустный день пришла Кареглазка, и мы
сумели поцеловаться, неловко и больно, сквозь проволочную сетку. Она
сказала, что скоро придут ее родители; здесь уже были Стронгарм и Лента, и
Уна, и большинство остальных. Позже, в тот же день, появился Вольф с
родителями; они не присоединились к основной группе Лагерников, но
остановились у ворот, громко крича и тряся проволоку.
Правительство. Я требую, чтобы вы меня пропустили! - Голос отца Вольфа
чуть не сорвался на крик при виде не меняющегося выражения моего отца.
свободные места заняты. - Голос его звучал деревянно.
право войти! Клегг работает на Правительство лишь ради того, чтобы о нем
могли позаботиться в подобные времена. Я могу сказать - это нелегко, быть
женой парла, видя, с каким отвращением смотрит на тебя обычная публика в
магазинах...
вот кто они.
Теперь, взглянув на нее, я был потрясен. Она похудела, очертания ее лица
стали угловатыми и почти старческими, да и одета она была неряшливо.
палатке своего отца. - Она, кажется, стала... мне не хотелось этого
говорить, Дроув, - такой грубой и неприятной, и я больше не могу с ней
общаться.
одним из последних, он впервые увидел лагерь. Он не слишком вежливо
схватил Кареглазку за руку.
Кареглазка. - Они его не выпускают!
тепло и еда на сорок лет или даже больше, так зачем же ему оттуда уходить?
- Впервые я услышал, что публике известно истинное положение дел. Как они
об этом узнали? Впрочем, это не имело значения. Тайное рано или поздно
должно было стать явным.
скажет. Она не позволит тебе...
покончила с собой.
текли слезы, и мне отчаянно хотелось обнять ее, чтобы утешить.
твоей матери, и я не позволю тебе болтаться здесь. Ты предаешь свой
собственный народ! Что о тебе подумают!
Я увидел выступившие на ее ресницах слезы, потом она внезапно вся
напряглась и резко развернулась лицом к отцу, отпустив сетку и вырвав у
него руку.
вокруг, на тех, кого ты называешь моим собственным народом. Вон там
Стронгарм разговаривает с астонским генералом, а ведь не так давно они
готовы были убить друг друга, поскольку так им приказал Парламент. А там,